Интендант третьего ранга

Дроздов Анатолий Федорович

Когда тела укладывали в могилу, к Крайневу подошел Семен.

–  На одном командире гимнастерка и галифе хорошие, - сказал вполголоса.
– Убило осколком, в голову, обмундирование чистое. Настя постирает. Твоего роста…

–  Оставь!
– велел Крайнев.

–  Брезгуешь?
– удивился Семен.

–  Форму носить опасно. Немцы кругом.

–  Но сапоги с ботинками можно!
– не согласился Семен.
– Люди в лаптях ходят!

Крайнев молча кивнул…

Опять он читал православный канон, затем мужики и женщины быстро забросали яму. Семен отлучился ненадолго, принес из леса еловые жерди и ловко срубил три креста,

уставив их поочередно на каждом из трех захоронений. Обратно тронулись поздно - солнце уже садилось. Шли пешком - телеги по борта завалили скарбом. К одной прицепили полевую кухню. Несмотря на усталость, шагалось легко, как после тяжелой и грязной, но нужной работы. Женщины то и дело поглядывали на груженые телеги. Крайнев понял: мысленно делят имущество. Его это не сердило. Все женщины были одеты в простые платья домотканого полотна, в лаптях… Только на головах у них белели фабричные платочки да те выцветшие, многократно стиранныеперестиранные…

–  Сколько добра на войну идет!
– вздохнул Семен, заметив эти взгляды.
– Оружие, одежа, обувь… А люди босыми ходят.

–  Дашь каждому по паре сапог или ботинок, одной шинели, одной плащпалатке, - сказал Крайнев.
– Раздай мыло и деньги - которые были в карманах. Не забудь охранника, оставленного в деревне.

–  В двух хатах мужиков нет - на войну забрали, - посмотрел на него Семен.
– Бабы и детишки. Оттуда хоронить не ходили. Им что?

–  Решай сам!
– махнул рукой Крайнев.
– Чтоб те, кто работал, не обиделись…

Они прошагали полпути, как на дорогу выскочила странная фигура. На ней был длинный, до самой земли, брезентовый плащ и старая шапкаушанка. В руках у фигуры было охотничье ружье.

–  Стой!
– закричала фигура, наводя ружье.
– Кто такие?

Голос у незнакомца был сиплым, все сразу поняли, что перед ними старик. Семен, ругнувшись, лапнул кобуру маузера, Крайнев выхватил изза пояса ТТ, но еще раньше сориентировались шедшие позади мужики: Крайнев услышал, как за спиной залязгали затворы.

–  Не двигаться!
– скомандовал старик, оценив суету.
– Буду стрелять!

–  Только попробуй!
– пригрозил Семен.
– Чего надобно, дед?

–  Кто такие? Отвечай!

Крайнев заметил, как Семен потащил "маузер" из кобуры и шагнул вперед.

–  Интендант третьего ранга Брагин! В чем дело?

–  Правда, интендант?
– радостно спросил старик.

–  Могу удостоверение показать.

–  Не надо!
– заторопился старик.
– Вижу, что командир. Коров моих забери!

–  Каких коров?

–  Колхозных. Неделю стадо гоним, чтоб немцам не досталось, а немцы везде кругом. Сто восемь голов. Их же доить надо. А у меня три девки, да я… Три дня хлеба не видели…

Крайнев вопросительно глянул на Семена.

–  Колхозная ферма стоит пустая, - сказал тот, прищурившись.
– Стадо угнали, остальное есть. Сепаратор, маслобойка… Я там сторожем работал, закрыл на замок, да еще скобами ворота забил…

–  Забираю!
– решительно сказал Крайнев.

–  Расписку дашь?
– заторопился старик.
– Только справную, с печатью?

–  Немцам будешь показывать?
– ухмыльнулся Семен.

–  Наши вернутся, спросят!
– насупился дед.
– Что ж мне, в Сибирь? Старый я…

–  Дам расписку!
– подтвердил Крайнев.
– Гони коров следом! Накормим, отдохнете…

Поздним вечером, когда все распоряжения

были сделаны, оставшееся после раздачи имущество сложено в сарае, а на лужке перед деревней мычали коровы, ожидая очереди на дойку, Крайнев устало сидел за столом, ожидая Семена. Хозяин запаздывал, и Настя не отходила от окошка - выглядывала. Наконец отскочила и стала греметь чугунами.

–  Мужики просят по корове, - сказал Семен, заходя.
– По одной в каждый двор. Собрались на дороге, ждут. Ругаются. У всех винтовки. Что скажешь? Стадото ничье…

–  Государственное!
– возразил Крайнев.

–  Где теперь государство?
– не согласился Семен.

–  Значит, поделить? Тогда почему по одной? Пусть берут всех!

–  Столько не прокормить! Одного сена сколько надо! Одна своя, одна новая - в самый раз. А, Ефимович?

–  Завтра!
– сухо сказал Крайнев.
– Когда уйдут дед с девками. Не то и они захотят… Коров пусть выберут, какие нравятся, но не даром. За трудодни. Оставшихся отвести на ферму, пасти, заготавливать им сено, ухаживать, доить, бить масло… Отрабатывать.

–  Если б в колхозе так платили!
– ухмыльнулся Семен, поворачиваясь, но Крайнев остановил.

–  С сегодняшнего дня деревню по ночам охранять! Выставь посты с обоих концов, пусть сменяются, как устав велит.

Семен выскочил из хаты и вернулся, ухмыляясь.

–  Чуть не передрались, кому первому на пост!
– сказал, усаживаясь за стол.

–  Почему?
– удивился Крайнев.

–  Коров будут выбирать! Тайком. Тряпочки на рога повяжут.

–  Так темно!

–  Городский ты, Ефимович!
– вздохнул Семен, разливая самогон.
– Не знаешь, что для крестьянина корова! Они наощупь…

Они молча выпили. Настя поставила перед каждым полную миску щей, все набросились на еду. Крайнев заметил, что отец и дочь, несмотря на голод, ели аккуратно: не "сербали", с шумом втягивая щи с ложки, а бесшумно вкладывали ее в рот.

"Странные тут крестьяне, - думал он, старательно орудуя деревянной ложкой.
– Говорят понемецки, читают пофранцузски… Пушке радуются больше коровы… Разберемся…"

4

Комендант Города, гауптман Эрвин Краузе проснулся от боли. Огонь полыхал под ребрами справа и жег так, что хотелось выть. В пищеводе скребло, в рот отдавало кислым. Краузе, не открывая глаз, пошарил рукой, нашел на тумбочке сложенный конвертиком пакетик с содой, привычно развернул и высыпал порошок в рот. Запил из стакана, подождал. В животе забурчало, газы расперли желудок, и благословенная отрыжка пришла быстро. Жжение в пищеводе исчезло, но боль под ребрами осталась. Краузе повернулся на левый бок, затем на спину - боль не унималась. Надо было вставать.

Краузе спустил худые ноги на прохладный пол, морщась, натянул армейские галифе. Затем обулся и накинул подтяжки на плечи. Топнул несколько раз, давая знать денщику, что проснулся. Клаус не появился. Краузе сердито заглянул в соседнюю комнатушку - пусто.

"Сбежал к своей русской!
– рассердился Краузе.
– Наверное, и не ночевал! Погоди, вот отправлю на фронт!…"

Краузе кипятился, прекрасно понимая: ни на какой фронт он Клауса не пошлет. Услужливый берлинский проныра спасает ему жизнь. Без него в этой глуши он получит прободную язву - и капут. До военного госпиталя полдня пути, а в Городе немецких хирургов нет.