Интенсивная терапия

Даниленко Жанна

Мама болела последние годы, и пятый, и шестой курс. Всё началось с гриппа, казалось бы, такого обычного и практически безопасного, как всегда перенесённого на ногах, а закончилось миокардитом.

Причём и миокардит выявили достаточно поздно, когда уже развилась сердечная недостаточность. Мама лежала в терапии и умерла в терапии на руках у своего лечащего врача. Она много говорила с ним, рассказывала всё о себе и об единственной дочери, а он слушал, внимательно впитывая каждое слово. Она просила позаботиться о её девочке, он же обещал,

потому что понимал, что уже любит...

Он был тем человеком, который принёс самую горькую весть Маше. И тем, у кого она плакала на груди, изливая горе. Он был тем, кто подставил свои руки вместо материнских, кто взял на себя заботу и кто вёл её к воплощению мечты.

Она никогда не сомневалась в нём. Никогда, до той ночи...

Ровно в два она стояла у кабинета Самойлова. Он опаздывал с обеда. Секретарша очень оценивающе осматривала её. Это было неприятно.

Маша любила, когда в ней видят личность, а вовсе не то, как она выглядит. Хотя она старалась.

Ждать пришлось около часа.

Он не извинился за опоздание, а просто пригласил её в кабинет. Пролистал бумаги, прочёл лишь выводы.

– Мария Викторовна, давайте начистоту. У вас хорошо выполнена работа, но я не верю женщине в науке. Я напишу рецензию на вашу последнюю статью, но поймите, перспективы у вас нет. Вы хотите после защиты работать под моим началом? Вы рассчитываете на профессиональный рост? Бросьте. Ваше дело – детей рожать. Неужели ваши мама с папой не потрудились объяснить вам, в чём предназначение женщины?

– Объяснили, особенно отец.

– Тогда о чём речь? Нет, конечно, ваш труд должен быть вознаграждён и кандидатом наук вы всё же будете, но... Милая моя, я же вам добра желаю.

– Я поняла, спасибо.

Маша вышла из кабинета, стараясь не хромать. И спиной чувствовала взгляд. Было ужасно противно. И мерзко.

Всю свою жизнь она мечтала, чтобы он оценил её как учёного и гордился, а он изначально уверен, что женщина – значит, курица или кошка, способная лишь к воспроизведению потомства.

Возвращаться на работу не было никакого смысла.

Рабочий день закончился, а на душе скребли кошки.

Достала телефон и набрала номер мужа.

– Саш, я тут у кафе «Венеция». Подходи, поговорим под спагетти.

Он пришёл довольно скоро. В руках была роза.

– Это мне?

– Да. Я вдруг подумал, что никогда не дарил тебе цветы.

– Спасибо! – она поцеловала его, сначала просто в щёку, но он не отпускал.

Со стороны могло показаться, что это молодые влюблённые, но никак не муж с женой, прожившие вместе шесть лет.

А её отпустило, камень упал с души, и дышать и жить стало легче. Мир расцвёл, пусть в эту холодную промозглую погоду, но приобрёл цвета, краски. Она освободилась. Теперь уже точно и навсегда. Она больше не стремилась к любви отца, она забыла о предрассудках. Они сидели и ели пиццу, спагетти не хотелось.

– Расскажешь?

–

Сначала ты.

– Он мудак.

– Что? Ты о профессоре Самойлове? – он не мог удержаться от восхищения и смеха.

– Да, но это так здорово. Понимаешь, я не хочу его любви, я свободна от него. Я не хочу, чтобы он мной гордился, я не хочу его покровительства, я видеть его больше не хочу.

– Значит, я обрёл полноценную жену.

– Ты тоже считаешь, что женщина и наука несовместимы?

– Нет, Маша. Я считаю, что его тень больше не будет жить в нашем доме. Я все годы с тобой старался создать тебе условия для работы. Наверно, не потому, что это твоя блажь, а потому, что ты достойна.

– Саша, давай вернёмся к тем фотографиям.

– Давай. Я не был девственником до тебя. У меня были и женщины, и мужчины. Тебе нужны подробности?

– Нет. С меня достаточно.

Они вместе шли домой, никуда не торопясь и ни о чём плохом не думая.

Тени прошлого остались где-то там... А здесь и сейчас начиналась новая жизнь...

Как же прав был Глеб, как прав.

Он был другом. Единственным настоящим другом. Она так виновата перед ним.

Но ничего, всё в жизни поправимо, пока живы все.

Не зря Господь свёл их, не зря она буквально наехала на него, а он оказался таким замечательным человеком.

И именно он видел в ней человека, видел личность. Сейчас дома, в первую очередь она напишет ему. Повинится, и он простит, потому что друг, а друзья всегда прощают – на то они и друзья.

Он же реальный, не призрачный. Да, и про сексуальные меньшинства надо почитать, и будет она с ним спорить, хотя она уже не была настроена на спор.

Нет предпочтений одних людей над другими, есть просто люди. А каждый человек индивидуален.

И наверно, не ей судить, кого любить правильно, а кого нет. Главное – любить и быть любимыми.

Она рассмеялась.

– Что, Маша?

– Нет, ничего. Просто подумала, что ещё неделю назад я была совсем другой.

Пришлось доплатить соседке за дополнительное время с Анечкой. Весь оставшийся вечер они играли втроём с ребенком.

А потом она наконец включила комп.

Она читала мейл от Глеба, улыбалась и плакала. Плакала от переполнявших её чувств. Потому что он действительно стал родным и близким.

Пальцы сами застучали по клавиатуре, печатая ответ:

«Прости меня, пожалуйста! Хорошо?

Я была тогда сама не своя. Я не имела права.

Ты не поверишь, сегодня произошло так много всего. Но всё к лучшему. Я выросла.

Детство закончилось, вместе с мечтами и глупыми идеями.

Я поняла, что доказывать что-то важное надо не кому-то, а самой себе. Я всю жизнь старалась быть лучшей, чтобы мой отец меня оценил. Я мечтала, понимаешь, Глеб?! Я жила этими мечтами, я думала, что он будет мной гордиться. Сегодня я встретилась с ним впервые с глазу на глаз.