Интерьер для птицы счастья

Демидова Светлана

– Что я?

– А ты, Марьяна, думаешь только о себе! – жестко бросил Тереховой Халаимов и сел за стол, давая ей понять, что аудиенция закончена.

– Что ты знаешь обо мне? – крикнула Марьяна, не собираясь никуда уходить.

– Я действительно мало знаю о тебе, но на вечере в ресторане узнал кое-что. Я думал, что у тебя несчастная семейная жизнь, муж – злодей и монстр и так далее. А все оказалось не так.

– Что не так?

– Все не так. Я видел твоего мужа. Очень приличный человек, и на лице его была такая боль… Ты бы обернулась к нему

лицом, Марьяна. Мне показалось, что он тебя любит.

– Может быть. Но что же мне делать, если я не могу больше любить его, когда есть ты?

– Ты видишь, я не побежал за Арбениной, умоляя ее о любви. Может, и ты, Марьяна, пойдешь поработаешь, а? Мы все-таки на службе…

Терехова побледнела еще больше и походкой человека, жизнь которого кончена, вышла из кабинета. Анюта получила еще один ощутимый шлепок дверью, но Марьяна даже не разозлилась на то, что секретарша нагло их подслушивала. Все и так все знали. Ей еще долго придется ходить сквозь строй, где вместо шпицрутенов на ее спину будут обрушиваться сплетни и насмешки.

Что же ей делать? Марьяна никогда еще не была в таком положении. Она даже не очень хорошо представляла себе, что ее так уничтожило: безответная любовь или уязвленное самолюбие. Впервые в жизни она не получила того, чего хотела. Вернее, кое-что получила и одно время даже была счастлива этим, но теперь ей хотелось иметь Халаимова для полного и безраздельного пользования. Ей хотелось, чтобы он летел к ней на свидание, когда ей этого захочется, хотелось ходить с ним под руку по ресторанам, чтобы все видели, насколько красив ее мужчина. Она жаждала его поцелуев и ласк до такой степени, что горячо делалось во всем теле.

Володя сказал, что она думает только о себе. Это неправда! Она принесла ему в жертву свою семью. Они ведь неплохо жили с Тереховым. Он действительно был хорошим мужем и отцом. А она, Марьяна, готова отказаться от него во имя новой своей любви, которая не сулит ей счастья. Даже собственных детей она практически принесла в жертву – давно не разговаривала с Митей, не проверяла уроки у Ванечки. И вовсе она не жестокая, холодная мать, как кто-нибудь может подумать. Марьяна просто знала, что Влад не даст детям пропасть. Влад вообще готов ее ждать столько, сколько понадобится. Он сам ей это сказал. Поэтому у нее еще есть время. Может быть, Халаимов все-таки сможет ее полюбить? Ну чем она его не устраивает? В постели с ним она готова на все, только бы ему с ней было хорошо! Вовсе не всегда она думает о себе! Она вообще только о нем, о Володе, одном и думает…

– Ну и что ты теперь собираешься делать? – спросила Эльмиру секретарша Анюта.

Девушки на нервной почве курили в туалете прямо против затейливо выполненной таблички: «Милые дамы! Просим соблюдать в туалете чистоту и не курить!»

– Понятия не имею! – Эльмира кубометрами заглатывала горький дым и постукивала по кафельному полу носком модной туфельки, идеально подходящей к тому самому брючному костюму цвета бутылочного стекла, на который когда-то возлагались

такие большие надежды. – Все рухнуло в одночасье! Понимаешь, все рух-ну-ло!

– Пить надо меньше, – бросила ей Анюта, – и не вешаться в пьяном виде мужикам на шеи. Мне, знаешь, Танька из отдела Прохоровой рассказывала, что ты на вечере вытворяла!

Эльмира пропустила это замечание мимо ушей и, прикурив вторую сигарету от первой, заговорила снова:

– Ну, Арбенина! Ну, змеюга! Неужели Халаимов прямо так и сказал, что любит ее?

– Именно так и сказал! – Анюта нервно выпустила в потолок плотную струю дыма. – Он даже, прикинь, сказал, что умирает без нее.

– Наверняка он и с ней спал, раз так влюбился! – сообразила Эльмира. – Ну, Сашка! А ведь прикидывается чуть ли не непорочной Девой Марией! Ведь, если бы не она…

– И что, если бы не она?

– Да он уже почти мне сдался! Марьяшка же была просто смешна! Все до сих пор над ней ухахатываются!

– Дура ты, Эльмирка, – констатировала Анюта, которая впервые с момента прихода в инспекцию нового зама наконец застегнула блузку до самого подбородка и вместо набедренной повязки надела джинсы. – Халаимов по-настоящему влюблен в Арбенину. Я это сегодня поняла. Такое чувство не сыграть, Элька! Так что ни тебе, ни мне, ни Марьяшке вашей ничего не отвалится. Я бы на твоем месте помирилась с Аликом. Такой хороший парень…

– Ага! Станет он мириться, как же! Держи карман шире! – Эльмира так дрогнула ноздрями, что Анюта спросила:

– Так ты поэтому такая злющая? Из-за Алика?

– А ты думаешь, что я имела в виду, когда тебе вдалбливала, что у меня все рухнуло в одночасье? Никого теперь нет: ни зама, ни Алика! Мамаша злющая, как мегера! Она ж надеялась, что я к Алику перееду… Знаешь ведь, какая у нас теснотища… А теперь она говорит, что переселит меня к близняшкам, а Амира, поскольку он уже настоящий мужчина, в мою, отдельную комнату. В общем, никакой личной жизни! Настоящая трагедия! Шекспир отдыхает!

– Ну… может, с Аликом-то еще не все потеряно? – сочувственно проговорила Анюта.

– Ага! Как же! Я его уже сто раз с Галкой видела! Змеища еще та – давно на него зарилась. А он тоже хорош! Чуть что – и сразу к Галке! А она же крашеная, сплошная перекись… И ногти нарощенные… Ничего натурального! Ты же ее видела!

– Эль! А если прикинуться, что ты без него жить не можешь?

– Это как? – живо заинтересовалась Эльмира.

– Ну… вроде как заболела с горя и… почти что умираешь…

– Да-а-а… в нашей семейке умрешь, как же! У нас же совершенно негде нормально умереть – сидим друг у друга на головах.

– Слушай, а давай будто ты ко мне зашла, и тебе будто у меня стало плохо… – предложила Анюта.

– И ты будто бы даже сделала мне укол… – подхватила Эльмира. – Помнишь, ты мне как-то но-шпу вкалывала?

– Ага! Можно, знаешь, даже капельницу организовать. Люська, соседка, она медсестра и должна мне пятьсот рублей. Да чтобы подольше их не отдавать, она что хочешь сделает!