Интерьер для птицы счастья
Шрифт:
– Да-да! – подхватила Саша. – А чтобы оживить композицию, думаю, нужно ввести в орнамент несколько белых мотыльков, как на эскизе розетки!
– Только чуть мельче!
– Конечно…
Они замерли, глядя друг на друга и поражаясь такому неожиданному совпадению вкусов и взаимопониманию. Саша подумала, что чужой муж Терехов очень интересный мужчина, а «интересный мужчина» Терехов нашел Сашу трогательной, беззащитной и… необыкновенно талантливой.
– Я хочу вас попросить об одной вещи, – сказал Влад. – Не заходите на кухню, пока мы вас не позовем.
– Почему? – удивилась Саша. – Это же моя кухня.
– Понимаете,
– Почему?
– Потому что недоделанная работа обычно выглядит так странно, что у заказчика от огорчения сразу вытягивается лицо, на глаза набегают слезы праведного гнева, и он с ужасом шепчет: «Неужели это так и будет… и за мои же кровные денежки…»
Саша рассмеялась:
– Точно! Мои подмалевки под рисунки тоже выглядят ужасно.
– Ну, раз вы рассмеялись, то скажу, что заповедь моего учителя Сергея Николаевича на самом деле звучит чуть-чуть по-другому: «Не показывай ДУРАКУ половины работы».
Саша опять рассмеялась, но потом сделалась серьезной и спросила:
– Но… как же есть? У меня нет даже электрочайника!
– Саша! Обижаете! Мы не первый год замужем. Все будет, как надо. Ну… я пошел… в кухню, а вы тут работайте. Хорошо?
Влад ласково поглядел на нее теплыми темными глазами, и Саше вдруг стало легко и хорошо. И чего это она приуныла? К Новому году у нее будет эксклюзивная кухня! А сейчас она приступит к самому своему любимому делу – к росписи! И она приступила. Очнулась только тогда, когда Влад позвал ее перекусить. Они уже всей бригадой расположились в ее комнате, а она даже не заметила, когда они зашли. У них действительно все было с собой: и электрочайник, и небольшая микроволновка, и даже огромная сумка-холодильник.
– Присаживайтесь, тезка, – подвинул ей стул огромный мужчина, которого все называли Саней.
– Мне как-то неудобно, – пролепетала она. – Вы для меня делаете… и я же у вас есть буду…
– Бросьте, садитесь! Не выпендривайтесь! – грубовато осадил ее Саня.
– Владик сказал, что вы с нами работать будете. Правда? – спросила хорошенькая кругленькая женщина с лицом, усыпанным мелкими точками голубой краски.
– Не знаю, – опять испугалась Саша. – Как получится… Если вам понравится моя работа…
– Отстаньте от человека, – вступился за Сашу Влад, который сразу понял, что художница опять находится в состоянии тревоги, чуть ли не на грани обморока. – Берите, Саша, бутерброды. Ешьте и ни на кого не обращайте внимания. Вон в том контейнере – горячая курица. Чай сами наливайте, сколько надо.
Саша присела на кончик стула, будто находилась не в своей квартире, и тут же почувствовала, как от запаха еды у нее закружилась голова. Она набросилась на курицу с таким аппетитом, что все рассмеялись, и лед наконец был сломан. Товарищи Влада расспрашивали Сашу о том, где она училась росписи, хвалили ее работы и рассказывали об объекте, который был у них следующим на очереди – о баре под названием «Бойцовый петух».
Саша очередной раз испугалась, что воинственные бойцовые петухи у нее не выйдут, потому что она всю жизнь рисовала только волооких женщин-птиц. Она с трудом прожевала кусок кекса, так как ей показалось: только что возникшее братство с товарищами Влада непременно даст трещину в ближайшее же время. Она не сможет соответствовать высоким меркам этих мастеров. Она все-таки
– У вас все получится. Только немедленно перестаньте бояться!
Она смущенно улыбнулась:
– Все-то вы про меня знаете, господин Терехов…
– Кое-что уже понял. Вам не хватает уверенности в себе. – Он поднялся в полный рост, пошел в кухню и уже из коридора крикнул:
– У нас с вами все получится! Вот увидите!
И от того, что он сказал не «у вас», а «у нас», ей стало легко и спокойно. Она допила чай и отправилась к своим плющу и вьюнкам.
Квартиру Сашину бригада Влада покинула в первом часу ночи. Терехов задержался.
– Вы помните, о чем мы с вами договорились, Саша? – спросил он.
– О чем? – удивилась она.
– Вот те на! Да о том, что вы в кухню не заглядываете! Мы вам оставили и чайник, и полную сумку еды. Кстати, дайте мне ключи. Вы уйдете на работу, а мы часов в девять утра уже приступим.
Саша порылась в ящичке тумбочки, вытащила два ключа на тоненьком колечке и протянула Владу. Он взял их у нее, ласково коснувшись руки. Она почему-то покраснела, а он сказал: «Выше нос!» – и вышел на лестницу.
Первым делом Саша, конечно же, прошла в кухню. Ей не столько хотелось увидеть то, что делала бригада, сколько удостовериться в том, что они с Тереховым действительно понимают друг друга с полуслова. И она удостоверилась. В хаосе пятен, полос и кое-где уже проступивших веток орнамента она увидела все, что хотела увидеть. Это были те самые тона, которые использовала бы она сама, если бы ей пришлось покрывать стены. Именно стена кухни с окном была ответственна за День, противоположная – за Ночь. На той стене, где должны были быть помещены две ее доски с птицами, День плавно переходил в Ночь, но кое-где все же вихрился неровными туманными пятнами. Именно так сделала бы она. Сашу даже пробрала дрожь от того, что ее ощущения так совпадали с чувством цвета мужа начальницы, которая грозилась стереть ее с лица земли. Теперь у Марьяны еще больше оснований разделаться со своей подчиненной. Влад Терехов, ее муж, приходил к Саше, брал ее за руку, говорил: «У нас все получится!» и должен был прийти еще не раз.
Саша закрыла дверь в кухню и прошла в комнату. Она хотела было приняться за розетку, поскольку крахмал, который действительно ей сварила на кухне Наташа, уже впитался в доску и высох, но побоялась, что опять увлечется, а потом проспит на работу. Надо постараться достойно пережить это тридцатое декабря – последний рабочий день уходящего года.
В отделе по-прежнему царило напряжение. Обстановка казалась взрывоопасной. Марьяна Валерьевна была не по-новогоднему черна лицом и, что называется, не прибрана. На ней был весьма невыразительного цвета свитер с растянутым воротом, а губы – бледны и не накрашены. Саша, как могла, ежилась за своим компьютером и считала часы с минутами до конца рабочего дня, когда она сможет вернуться домой и на целые новогодне-рождественские каникулы забыть и о Марьяне, и о Халаимове, и вообще обо всем, что так неприятно тревожило и раздражало ее на работе.