Интересно девки пляшут, или Введение в профессию

Костенко Александр

Однако стоило мне свернуть в боковой проход, как грохот боя позади меня внезапно стих и я услышала то, что вернуло меня к действительности:

— Чёрт тебя подери, где тебя носит? Я чуть дух не испустил в этой проклятой яме, а она где-то прохлаждается! — сразу набросился на меня Лавр.

— Заткнись, — прорычала я и начала нащупывать защёлки, удерживающие решётку в горизонтальном положении. Их оказалось две. Подложив под них по гранате и выдернув чеки, я рявкнула Лавру: «Ныряй!» И убедившись, что Димка выполнил мою команду, отпустила рычаги гранат. Через мгновение я уже лежала на животе, прикрыв руками голову, за поворотом метрах в пяти от ямы, а ещё через несколько секунд раздались последовательно два взрыва. Как только вой осколков эхом прокатился у меня над головой и затих в тёмных коридорах подземелья, я встала и, отряхнувшись от пыли, с удивлением заметила, что освобождённая решётка со скрежетом сама поползла вверх и приняла вертикальное положение у стены.

Вытащив мокрого и дрожащего от холода Лавра, я потратила ещё минут пятнадцать на то, чтобы отговорить его от затеи остаться здесь и понырять в поисках его автомата. Сокрушаясь о том, что теперь за утрату личного оружия ему не сносить головы, Лавр грустно поплёлся к выходу. Признаться, я тоже от всего этого еле волочила ноги. Поднявшись на поверхность и вздохнув полной грудью, я почувствовала себя значительно лучше и, похлопав напарника по спине, сказала:

— Когда я ушла, ты что-нибудь слышал? — и глядя в удивлённые Димкины глаза, успокоилась, махнула рукой. — Ну, вы тут с Диком пока покурите. А я спущусь ещё на пару минут и вернусь. И не забудьте выходить на связь с заставой, а то на этот раз капитан точно нам нахлопает по заднице. Да, вот ещё что. Не вздумай сказать по рации, что мы нашли лаз в подземный ход. А то нас тут похоронят к чёртовой матери. Безо всяких почестей. И пикнуть не успеем.

— Нет. Всё-таки ты — чокнутая! — услышала я за спиной возглас Лавра, уже спускаясь в плотную тьму средневекового подземелья.

Зачем я спустилась снова? Наверное, тогда я и сама не знала. В том, что Татьяна погибла, сомнений не было, а вот нарваться на немцев вполне было реально. Но я должна была попытаться хоть как-то помочь разведчице. Или, по крайней мере разобраться во всём сама. Это и тянуло меня вниз. Ход делал ещё один поворот и опять раздваивался. Я решила пройти более широким проходом. Поднеся компас к самому носу и убедившись окончательно, что двигаюсь чётко в сторону границы, я прибавила шагу. Внезапно передо мной выросла стена. Ход явно кончился. Место боя как сквозь землю провалилось! Чертовщина какая-то! Хотя, скорее всего, я опять свернула не туда. Доверяя больше рукам, чем неверным бликам «Голиафа», тщательно ощупала каждый сантиметр тупика и, развернувшись, бросилась обратно. Поплутав по лабиринту и убедившись, что кругом стоит абсолютная тишина, а место боя мистическим образом испарилось, я вдруг опять упёрлась в тупик и с ужасом поняла, что заблудилась. Снова миллиметр за миллиметром ощупала каменную кладку и представьте себе — нашла! Слева от меня виднелась довольно широкая щель, позволяющая, пусть с трудом, но протиснуться в неё. Что и пришлось сделать, пожертвовав при этом несколькими пуговицами. Тут мне показалось, что сверху вроде как пробивается слабый свет, да и пыль опять начала забиваться в нос. Всё говорило о том, что выход близок. Только куда он выведет этот выход? Я рванула вперёд и тут же пожалела об этом. Видимо, я зацепилась ногой за ступеньку лестницы, ведущей наверх. И, соответственно, упала, ободрав руки и подвернув ногу. Наконец я поднялась настолько, что смогла дотянуться до проржавевшего металлического люка, закрывавшего вход. Поднявшись ещё чуть выше, я с удивлением должна была констатировать, что люком этим пользовались в последний раз очень давно. Возможно, аж с моего собственного рождения, а то и раньше. Я упёрлась в люк, руками пытаясь вытолкнуть его наружу, однако он даже не шелохнулся. А что, если этот люк заперт на замок снаружи? Тогда мне его не открыть. Я стала спускаться обратно вниз по лестнице, при каждом шаге опираясь на гранитную стену справа от меня. Спустилась почти до конца, как моя рука, внезапно не найдя опоры, провалилась куда-то внутрь стены. Я еле удержалась на ногах. И даже не успела испугаться, как сверху на меня хлынул солнечный свет!

Я подняла голову и увидела, что люк, всего несколько минут назад надёжно закрывавший выход из подземного хода, — исчез! Как только глаза немного привыкли к яркому свету, я стала подниматься и вскоре вылезла наружу. И оказалась посреди большой поляны, поросшей высокой, но уже жухлой травой. Вокруг возвышался смешанный лес с явным преобладанием сосен. Понимая в душе, что пора возвращаться, я всё-таки упрямо пошла к тому месту, где сквозь деревья виднелся явный просвет. Выглянула из леса, и прямо перед мной раскинулось широкое поле на котором стоял небольшой, но очень красивый дом, возле которого копошились какие-то люди. Повернув голову в другую сторону, я увидела то, что внутренне никак не была готова увидеть. А именно — пограничные столбы. Причём финские пограничные столбы были ко мне явно ближе. В данной ситуации не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить — я оказалась на территории Финляндии! Надо было сматываться и побыстрее. Ноги сами понесли меня в обратном направлении, и в считанные секунды я оказалась в центре поляны. То, что я увидела там, заставило меня похолодеть. Лаза под землю не было… Я опустилась на колени и принялась, судорожно хватая вмиг пересохшим ртом воздух, шарить в траве. Правда, с каждым мгновением убеждаясь, что люк каким-то непостижимым образом

закрылся и я оказалась в ловушке. Причём в ловушке гораздо более опасной, чем та, в которую недавно попал Лавр. Проклиная всё на свете, я ползала на коленях по поляне и молила только об одном, чтобы нелёгкая не занесла на эту поляну кого-нибудь из местных или ещё хуже — финский пограничный наряд. Вскоре стало ясно, что все мои усилия отыскать ход бесполезны, и я даже немного успокоилась. Трезво оценив ситуацию, поняла, что не всё так плохо. На крайняк, можно попробовать пересечь границу в обратном направлении по поверхности. Мысль о том, какие неожиданности могут подстерегать в этом случае, вновь заставила меня содрогнуться. Нужно было попробовать сосредоточиться и спокойно всё обдумать. Я доползла до большого плоского камня и уселась на его прогретую солнцем поверхность. Хотела было достать сигареты, как вдруг услышала иностранную речь. Причём совсем рядом. Не надо, я думаю, говорить о том, что самым моим горячим желанием было провалиться сквозь землю. Но поскольку это было так же невозможно, как и оказаться на Луне, пришлось вжаться как можно сильнее в камень. Через несколько минут всё стихло. Выждав ещё минут сорок, я ящерицей подползла к опушке леса и стала наблюдать за линией границы. Оставалось дождаться пограничного наряда и, пропустив его, прошмыгнуть обратно на территорию СССР. Ждать пришлось недолго…

Первое, что я услышала, благополучно добравшись до замка, — так это возмущённый голос Лаврушина, который горячо объяснял Дику, какая кретинка его хозяйка…

— Лавр, — воскликнула я, видя, какой натюрморт собирается оставить после себя Лаврушин, — ты что, не соображаешь? Ты не на пикнике. И вообще, если хочешь жить, то подбери все окурки и консервные банки, и валим на заставу.

— Уже в пути, — без особого энтузиазма согласился Лавр и, скрупулёзно уничтожив все следы нашего пребывания в этом квадрате, «рысью» побежал за мной.

Конечно, начальник не погладил нас по головке за столь длительное отсутствие. Но, по крайней мере, терпеливо выслушал наш совершенно детский лепет про то, как Дик сбился со следа и мне пришлось плутать битых три часа в поисках учебного нарушителя. То есть Лаврушина. Конечно, капитан не поверил ни одному нашему слову, но не показал виду. Это, понятное дело, меня устраивало как нельзя лучше. По крайней мере, больше не пришлось ничего сочинять, но стало совершенно ясно, что Пустой всерьёз озабочен и ему просто не до нас.

11

Мы сидели в столовой и черпали огромным половником вишнёвый компот из алюминиевого бидона, когда в дверях появился Костик Фугасов. Надо сказать, что Костик был довольно незаурядной личностью. При всей своей невзрачной внешности, действительно чем-то напоминающей фугас, он обладал поистине божественным музыкальным даром. Всё своё свободное время он не расставался с гитарой и постоянно что-то сочинял. Правда, до недавнего времени его репертуар составляли песни, посвящённые исключительно несчастной любви. И это не удивительно, так как его любимая Юлия полгода назад вышла замуж. Прострадав ровно два дня, Костик нашёл другой объект для обожания. Этим объектом оказалась Наташа, с которой он познакомился на станции Болотной, будучи там по служебным делам. Сейчас их роман достиг апогея, а посему имя Юлия не встречалось более в музыкальных произведениях Костика. И хотя Костик казался вполне счастливым, основная направленность его песен почему-то оставалась прежней.

Я припоминаю случай, когда, оставшись ответственной по заставе на ночь, я получила по телефону от начальника разнос за якобы громкую музыку. И напрасно я пыталась втолковать Пустому, что магнитофон я и не думала включать. Он продолжал утверждать, что у него в домике от грохота музыки дребезжат стекла, а я, по его мнению, самая бессовестная лгунья, которую ему приходилось встречать. Вероятно, мы бы препирались таким образом ещё долго, если бы дежурный по заставе не крикнул мне:

— Товарищ сержант, да это Фугасов в умывальнике поёт…

Ох уж эти творческие личности с их потребностью постоянно испытывать чувство влюблённости. Не знаю, как другие поэты и музыканты, а Костик в моменты приступа любви был абсолютно неуправляем. Вот и сейчас я была уверена: Фугасов зашёл в столовую совсем не для того, чтобы пожелать нам приятного аппетита. Наверняка, опять договорился со своей Наташкой о встрече и будет просить прикрыть его отсутствие на заставе часик-другой.

— Приятного аппетита! — весело сказал Костик.

— Спасибо, — ответила я, чуть не поперхнувшись от неожиданности. Вот ведь как бывает. Грешишь на человека, а он бац и исправился!

— Наташ, можно тебя на минутку? — позвал Костик, корча при этом уморительные гримасы.

— Иду, — отозвалась я. Судя по всему, Костик и не думал перевоспитываться. И вся его любезность, конечно, — не что иное, как военная хитрость.

Когда я вышла из столовой, Фугасов неожиданно схватил меня за рукав и потащил по направлению к сушилке. Я поняла, что сопротивляться бесполезно и безропотно последовала за ним.

— Слушай, — заговорщически начал Фугасов, — вчера я был в самоволке, ну к Наташке ходил на станцию…