Интерконтинентальный мост
Шрифт:
— А если он удерет с этими деньгами?
— Послушай, Роберт, куда удерет? К себе же на Малый Диомид, в худшем случае, то есть туда, где он должен быть по нашему плану!
— Посмотрим! — уклончиво сказал Роберт Люсин.
Когда Перси проснулся, в комнате было светло: в Номе в конце апреля темнеет поздно.
Голова по-прежнему была ясна, хотя во рту было сухо и противно. Он встал с постели, на которой лежал одетый, быстро разделся, принял душ и вытащил из бара-холодильника запотевшую бутылку «Китового тоника». Большой стакан со льдом утолил
Перси еще раз постарался в мельчайших подробностях вспомнить беседу с Робертом Люсином. Нельзя сказать, чтобы он не догадывался о той роли, которую играли силы, стоящие за ним в борьбе против Интерконтинентального моста. Ослепленный ненавистью к Петру-Амае, ко всем тем, кто лишил его Френсис, родного Иналика, Перси невольно искал тех, кто разделил бы с ним его чувства. И он нашел их… Но не представлял, что за этим последует. Ведь и слепому ясно, что взрыв макета-моста в Уэлене — это только репетиция. И ему это теперь ясно.
Что сказал Роберт Люсин о лотерее? Могут и выигрыш устроить? Выходит, куда ни пойдешь, наткнешься на них. Не исключено, что и в Администрации строительства у них тоже есть свои люди. Тогда почему они остановились на нем? А может, и его рисунки уж не так талантливы?
Перси открыл большую папку, в которой лежало большинство его произведений. Он долго рассматривал их, не зажигая большого света. Они волновали его, он вспоминал и заново переживал чувства, которые испытывал, когда рисовал. Нет, в них определенно что-то есть.
Вот наброски к портрету Френсис. Вот последний. В лице что-то улавливается. Ах, если бы можно было с ней подольше поговорить! Просто поговорить, даже не дотрагиваясь до нее. И тогда по памяти он мог бы написать такой портрет! А вот и Мишель Джексон. Очень неплохо! Он уловил ее облик: за этой нежностью и хрупкостью — стальная воля.
На ночном столике стоял пеликен — смеющийся веселый божок, символ удачи, талисман благожелательности.
Было не так уж поздно. Он включил видеофон и попросил соединить с номером Мишель Джексон. Она появилась на экране в облегающем ее одеянии, красивая, соблазнительная.
— Я хотел бы принести вам рисунок…
— Я буду рада тебя видеть, Перси.
В номере у Мишель он застал Роберта Люсина. Едва только Перси вошел, как тот демонстративно заторопился и игриво сказал на прощание:
— Смотрите, не проспите! Рейсовый дирижабль уходит на Ненану в девять утра!
Проводив гостя, Мишель вернулась в комнату, уселась в кресло напротив Перси и протянула ему раскрытую лакированную коробочку.
Поколебавшись, Перси сказал:
— Потом…
Глава девятая
Еще за завтраком Перси понял, что Мишель и Роберт не упустят его из виду. Внешне все было как нельзя лучше. Оба они обхаживали его, будто он и впрямь знаменитость. Перед посадкой на дирижабль несколько репортеров местной печати пытались взять интервью у Перси, фотографировали его у трапа.
Улыбаясь всем, пожимая руки, Перси, однако, помнил как бы мимоходом сказанное вчера Робертом Люсином: «Мы можем устроить все, даже выигрыш в Аляскинскую лотерею…»
Мишель выглядела как всегда прекрасно, несмотря на довольно бурно проведенную ночь. Она держала себя как настоящая леди в шубе из шкуры какого-то экзотического, явно не аляскинского зверя. Но, честно говоря, идти с ней рядом было приятно. Она часто наклонялась к Перси, всячески давая понять окружающим, что этот небрежно одетый эскимос близок к ней и она предпочитает его всем другим, в том числе и второму спутнику, человеку неопределенной национальности и неопределенного возраста.
Их посадили в первый класс, хотя лететь было совсем недалеко. Каюта находилась в носовой части гондолы, далеко от двигателей, и полет создавал полную иллюзию парения, бесшумного скольжения в вышине.
Машина летела низко, и это была воистину высота птичьего полета, с которой все на земле хорошо различалось: оттаивающие горные склоны, остатки снегового покрова, синий набухший лед на реках.
По расчетам Перси, Танана должна двинуться двадцать девятого апреля, во второй половине дня между тринадцатью и шестнадцатью часами. Чтобы быть совершенно уверенным, он покрыл своими ставками промежуток в пять часов — от двенадцати до семнадцати часов. Весь огромный корабль был заполнен азартными игроками, слетевшимися со всех концов мира. Резко выделялись несколько богатых мексиканцев, японцы и китайцы.
Перси неподвижно сидел в своем кресле, и со стороны казалось, что он погружен в созерцание прекрасных видов, сменяющихся один за другим в широком иллюминаторе каюты первого класса. Он был спокоен. Ни в одном, даже самом укромном уголке его души при всем старании никто не нашел бы ни единого облачка, ни даже малейшего намека на сомнение.
Он довольно равнодушно смотрел на землю, а мыслями своими уже был в Иналике, на родном острове Малый Диомид. Перси уже видел свой дом-студию. Сначала он выбрал себе место выше старой церквушки. Но зимой там много снегу, и порой местонахождение храма можно было угадать лишь по торчащему из сугроба кресту. Конечно, оттуда прекрасный вид, но в непогоду никуда не доберешься. Северный конец испорчен нависшим под проливом пролетом моста. Строиться даже в тени такого грандиозного сооружения, как Интерконтинентальный мост, Перси не хотел.
Оставалось только одно место: за отчим домом, на южном конце селения. Правда, это почти на мысу, на пути урагана. Но ведь ураган даже на Малом Диомиде не каждый день. Зато рядом с отцом, чуть на отшибе, и вид оттуда тоже прекрасен. Прежде всего, советский остров Ратманова оказывается как бы сдвинут в сторону, открывая морской простор. Здесь, если говорить строго географически, уже Тихий океан, а Ледовитый остается за пролетом Интерконтинентального моста.
В памяти у Перси крепко засел дом-мастерская уэленского художника Сейвутегина. Примерно такой и видел он свою студию. Перси предполагал жить и такой же жизнью, какой жили и будут жить иналикцы: ходить зимой на охоту на нерпу и лахтака, а летом — встанет гарпунером на носу отцовской байдары. А рисовать будет в свободное время, точно так же, как и его отец занимается резьбой по моржовой кости только после того, как переделает все дела. А может быть, еще удастся вернуть Френсис…