Интерконтинентальный мост
Шрифт:
— Сергей Иванович! Пришел прощаться.
— Рад вас видеть! — воскликнул Метелица, поднимаясь навстречу гостю.
Теин спросил:
— На чем поедете?
— Поездом. На этот раз решил твердо. Хватит летать! Пора соразмерять скорости со своим возрастом. А то стыдно подумать: я за свою жизнь совершил, может быть, с полсотни кругосветных путешествий, а мир остался где-то далеко внизу… Иной раз у меня такое ощущение, что я так и продолжаю лететь, не спускаясь на землю. Ужасно!
— А почему не на дирижабле? — удивился Теин. — Из Анадыря летает комфортабельный
— Нет, твердо решил поездом. Сяду прямо на первой станции — в Дежнево.
Дежнево находилось на южной стороне мыса того же названия, и когда-то, еще в двадцатых годах прошлого века, здесь располагалось небольшое чукотское поселение. От тех времен остались следы больших яранг на небольшом возвышении, чуть поодаль от станционного здания трансконтинентальной железнодорожной линии, завершенной в конце прошлого столетия как продолжение знаменитой стройки тех лет — БАМа.
— Дней десять проедете, — задумчиво сказал Теин.
— Вот это и хорошо! — ответил Метелица. — Буду смотреть в окно, читать, размышлять… Кстати, как вы проводите отпуск?
— У меня отпуска нет, — ответил Теин. — Творческая работа, она ведь продолжается всегда… Хорошо, что дела сельского Совета налажены, вроде идут сами по себе.
— Но ведь бывает же у вас желание отвлечься?
— Я каждый день имею возможность отвлекаться. Пересеку лагуну, надену на себя охотничье снаряжение — и в море.
— Завидую, — вздохнул Метелица. — Ну, а если надо куда-то поехать, захочется повидать другие земли?
— В свое время, в молодости, я поездил вволю, — ответил Теин. — У нас при Союзе писателей есть так называемые Высшие литературные курсы. Вот они и посылают. Есть кругосветные путешествия, ознакомительные, либо выбираешь какую-нибудь страну И живешь там года два-три, изучаешь язык, культуру… А есть еще такое — задумываешь себе новое дело, осваиваешь, или едешь куда-нибудь учительствовать… Возможностей много.
— Знаете, Иван, — вдруг сказал Метелица. — Вот внук мой очень просится сюда. Да и дочь не прочь приехать.
— А жена? — спросил Теин.
— С женой мы разошлись еще в далекой молодости, — вздохнул Метелица. — Не выдержала она моей кочевой жизни.
— А разве нельзя было вместе ездить?
— Нельзя, — ответил после небольшой паузы Метелица. — Она выращивала новые сорта злаков. А куда от своего поля уедешь?
— А дочка?
— Пока училась, приезжала ко мне в каникулы, а теперь вот дома сидит, в Ленинграде.
Оба помолчали. За огромным окном сверкал Берингов пролив.
— Сергей Иванович…
Метелица по изменившейся тональности голоса Теина понял, что начинается серьезный разговор.
— Сергей Иванович, — повторил Иван Теин. — Сын меня беспокоит. Может, зря вы его взяли помощником…
— А что такое? — насторожился Метелица.
— Уж больно много разъездов. На ту сторону…
— А мне показалось, что он очень увлечен.
— Это верно, — вздохнул Иван Теин и добавил. — Особенно девочкой с Иналика, дочкой мэра.
— Френсис? — удивленно произнес Метелица, улыбнулся и продолжал. — Надо заметить, что вкус у вашего сына неплохой.
— Да у него уже была жена, и внучка у нас растет! — как-то торопливо и нескладно заговорил Теин. — Такое вот дело, сложное, трудное… Марина — это внучка — прямо не знает, где и жить, кого любить… А ведь девочка уже большая, школу кончает. Сейчас она в Крыму у деда и бабки. Я много лет надеялся, что Петр-Амая снова сойдется с женой. А эта Френсис… Ну что в ней такого? Молоденькая и, кажется, не очень и умная девочка.
— Да-а, — протянул Метелица. — А может, это временное, пройдет?
— Да нет, вроде бы у них такое, что сразу не проходит, — ответил Теин. — Да, может, и ничего, если бы была наша, советская!
— Ну, Теин! — с укоризной произнес Метелица. — Можно подумать, что вы еще находитесь в прошлом веке, когда жениться на иностранке считалось каким-то из ряда выходящим явлением… А если на это иначе посмотреть? С точки зрения укрепления дружбы? А? Торжественную свадьбу сыграем. В годы моей молодости были такие в моде, назывались комсомольские. Шуму на них было предостаточно, но гарантии прочности семейной жизни они все же не давали.
Видно, у Метелицы именно такая и была свадьба.
— Дело еще в том, — медленно заговорил Теин, — что они ничего не скрывают! Такое время. Все наружу, никаких секретов… Разговаривают в полный голос по международной связи!
Метелица пристально взглянул на собеседника.
— Ну, хорошо… Допустим, уволю его с поста помощника, который Петр-Амая, кстати, занимает номинально… Как объясню? А потом, он человек взрослый и разумный и сразу же поймет причину. А если это серьезно? А мы только усложним и без того непростое их положение и загубим чувство. Как-то, давным-давно, еще в молодости, я слышал от одного эфиопского крестьянина такое рассуждение: «Вот говорят, что все перед богом и законом равны. Все это ерунда! Есть люди неверующие, а еще больше таких, которым любой закон нипочем, и они всегда найдут способ его обойти.
Но есть одна вещь на земле, перед чем и впрямь все люди равны. Это — любовь! И в этом чувстве нет высших и низших, как нет одной любви прекраснее другой… Любовь имеет только одно для всех людей измерение — это счастье!»
Иван Теин старался внимательно слушать Метелицу, но внимание отвлекалось его же собственными размышлениями.
— А что же тогда делать? — спросил Теин.
— А ничего не надо делать! — решительно сказал Метелица.
— Но вот тут какое дело, — медленно продолжал Теин. — Община Иналика насчитывает всего лишь полторы сотни человек. Уже более полувека этот народ не растет, численность его не увеличивается. Хотя, надо сказать, и не снижается. Достигается это очень строгим соблюдением законов внутренней жизни, правил, установившихся издавна. Ни одна женщина у них не выходит замуж на сторону! Себе они могут брать жен со стороны, а отдать свою невесту — это грубое нарушение обычая… Так что любовь любовью, а тут такое намечается, что поневоле забеспокоишься, как все это предотвратить.