Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №12
Шрифт:
Однажды В.В. попросил меня отнести Владимиру Ильичу, давиле на нашем заводе (ОЭМЗ ВЭИ), некие детали. Владимир Ильич — это имя и отчество рабочего, давила — это сленг, правильное название профессии — давильщик. В.И., как всегда, был пьян. И когда я сказал «это детали от Валеры», у него замкнуло в мозгу между изображением моей рожи и именем Валера. Все. Впоследствии я несколько лет пытался убедить его, что я — Леня. И в итоге стал отзываться на «Валеру».
Так бывает и в жизни. Мы согласились с тем, что мы советские люди, причем не какие-нибудь, а именно новая общность. У другого Владимира Ильича тоже замкнуло, и он решил, что советские люди живут именно в этой стране. И теперь им нехорошо. Нет бы, взять ему для своих экспериментов о. Науру (8000 чел.) или еще лучше — Ватикан (700 чел.). Их
Сотрудница Т.К. решила пошутить с В.В. Она выписала на адрес ВЭИ и его фамилию вьетнамский журнал по разведению гусей. Шутка была, по-видимому, слишком философской, во всяком случае, В.В. ее не понял. Нельзя, однако, сказать, чтобы у В.В. не было чувства юмора вообще. Однажды, узнав по приезде в колхоз, что мы в эту смену будем жить в пионерлагере вместе с сотрудниками НИИ-Стекла, В.В. произнес: «Дураку стеклянный хуй на один день». «Почему?» — вопросил сотрудник Л.А. Ответ гласил: «Или разобьет, или пропьет».
Еще о названиях. У нас работает человек по имени Павел. Сокращенная форма — Паша. Однажды на шабашке где-то на юго-востоке бывшего СССР, когда ему орали через всю стройку «Паша, неси кирпичи», местные дико хохотали. Позже выяснилось, что «паша» — на местном языке — женский половой орган. Плохо без знания языка — сказала бы Сэй-Сенагон.
Некоторые истории, происходившие в колхозе, были связаны с животным миром этой многострадальной страны. История с мышью уже упоминалась. Понятно, что в колхозе главной частью фауны был крупный рогатый скот — коровы и быки. Тем более что однажды ваш покорный слуга работал две недели помощником ветеринара. Было это очень хорошо, ибо работали в тепле и сухости, когда вне коровника было холодно и мокро. А к запаху можно привыкнуть. К тому же много веселее работать с живыми существами, чем выковыривать картошку из подмерзлой земли… Соответственно и истории были веселые.
Например, однажды мы получили распоряжение погрузить некоего быка в грузовик, который должен был отвезти его на бойню. Бык не производил впечатления больного. На вопрос — зачем же его убивать — последовал ответ: «он стал очень большой и начал мять коров». Мы начали с того, что приблизились к быку с целью привязать веревку к рогам. Бык посмотрел на нас, опустил голову и сказал «м-м-м-у»… Я никогда не думал, что на мокрую бревенчатую стену можно забраться с такой скоростью. Хотя, занимаясь альпинизмом и спелеологией, имел некоторое представление о том, куда и как можно забраться. Но в сапогах? Скотник некоторое время обхаживал и успокаивал несчастного, и мы ухитрились привязать к нему три веревки. Почему три? Сейчас узнаете.
Две веревки перебросили через кабину грузовика и начали трактором подтаскивать быка к машине. Имелось в виду, что бык въедет в кузов по доскам, спущенным с кузова на Землю. А чтобы бык не вырвался, О., сотрудник ВЭИ имени В.И. Ленина, шел за быком, оттягивая его веревкой за нефритовый стебель назад. А трактор продолжал тащить. А сотрудник О. продолжал идти за быком, натягивая трос, в кедах по скотному двору, и жижи по середину голени. А что еще забавно, когда трактор идет по морю «этого самого», то у заднего края гусениц сто ит вертикальная струя «этого самого» метра в два-три высотой. Гейзер, только не на Камчатке. И не из подземных вод.
Люди начитанные могут вспомнить здесь — нет, не Сэй-Сенагон, есть же предел цинизму — а Курта Воннегута-младшего с его культовой книгой «Колыбель для кошки» и боконистским словом «пууль-па, что означало гнев божий или дождь из дерьма».
По-видимому, бык понял, что на бойне это самое, к чему был привязан трос, ему уже не потребуется, рванулся вперед, взбежал в кузов и всадил рога в кузов и заднюю стенку кабины.
Хорошо, что водитель оказался умный — он наблюдал за всей этой процедурой, мирно покуривая на обочине. Так они и поехали на бойню — водитель и рога в кабине, а бык в кузове, плотно пристыкованный к передней стенке кузова. Выдернуть рога обратно сам он не мог, а как его вызволяли на бойне, я уже и не знаю. Не думаю, чтобы у этой басни была мораль. Разве что — надо выходить из кабины грузовика, когда в него затаскивают за два троса быка, привязав ему веревку к нефритовому стеблю, как сказала бы — да, вы угадали — Сэй-Сенагон.
…творцы марксистско-ленинской диалектики правы — мир движется по спирали, все возвращается, только на новом уровне. Коровник, тепло, запах, жующие морды со всех сторон, проходит двадцать лет — жующие морды со всех сторон, запах, тепло, московское метро…
Однажды, когда мы по приезде в родной совхоз в неторопливой беседе выясняли, что, как, кто и где, про скотника нам было сказано, что помер он. «Как так?» — естественно-бессмысленно спросили мы — и услышали неожиданный ответ: «А его бык закатал». Оказалось, что оный труженик скотоводческой нивы напился на работе до того, что лежал вполне бесчувственно, а быку то ли не понравился запах, то ли просто домашнее животное решило поиграться, но оно начало катать его, подталкивая мордой, а может, и рогами, по полу коровника… И докатало…
Спросив, как поживает тракторист Князев, мы услышали, что в больнице. Перевернулся в кювет. Что же он так — спросили мы. Да он же ездит, как ворона летает. В каком смысле? — вопросили мы. Ну как ворона летает… по прямой. Интересное наблюдение — сказала бы Сэй-Сенагон.
Животный мир колхоза не ограничивался млекопитающими, были там и птицы. Но не воробушки, воспетые С., а здоровенные гуси. Как-то раз народ отправился к близлежащему пруду искупаться. Не помню, как восприняло местное население этот процесс — не исключено, что оно полагало, что в наших широтах (и долготах) в воду лазают только дети. Впрочем, чего взять с этих городских… А некоторые из нас — те, кто не был уверен в своих плавательных потенциях — стали играть в некую странную игру, смесь футбола без ворот, баскетбола без колец и волейбола без понятно чего. А вы что думали, играть после энного стакана! И в какой-то момент мяч покатился в сторону стада гусей, мирно созерцавших это зрелище. Черное, круглое, СТРАШНОЕ приближалось неумолимо. Храбрые гуси попятились. Но, пятясь, они вытягивали в сторону приближающегося ужаса шеи и угрожающе шипели… Почти самураи…
Как-то раз кому-то из нас на утреннем разводе досталась какая-то работа, для которой надо было сначала найти какого-то коня. И где этот конь — спросил кто-то из нас. «А эвона» — ответил совхозник — плавным движением руки обведя пол-горизонта. Широка, блин, страна родная… Не помню, нашелся ли конь. То есть, конечно, нашелся, когда захотел есть. Но не знаю, кем он нашелся — или сам — и когда — к вечеру или на следующее утро…
Основная поездка в колхоз называлась «на картошку». Осень, от двух недель до месяца. Вторая, весной или летом (единственный раз — зимой) в колхоз, или в зимой или весной на Малинскую овощебазу. Не каждый год, обычно от недели до двух. Все поездки — первые пять — десять лет работы, потом посылали реже (появлялась молодежь). Формально поездки в колхоз оправдывались тем, что по К30-Ту (Кодексу законов о труде) работника можно было перемещать без его согласия на другую работу на месяц. Правда, в КЗОТе было сказано — в пределах предприятия. Но народ предпочитал не возбухать — отгулы капали, иногда и немного денежек давали, а главное — слинять от начальника и родственников, с приятелями, на природу, и магазин рядом! Ну, то-ись винно-водочный отдел, ебёнть… Был, впрочем один случай, когда товарищ отказался ехать. Ему помотали немного нервы и. отстали. Да и как было его ущучить? Тут многое зависело от непосредственного начальника — захотел бы он — со свету бы сжил сотрудника В.А. Но его начальником был А.Ж., патриарх советской физики и нормальный человек.
Повезло — завистливо прокомментировала бы С.
Осенние поездки обычно были на картошку — то есть на ее уборку. Существовало, собственно, два способа уборки картошки. Первый — лопата, корзина, мешок. Обычно идут парой — один копает, второй выбирает из глины картошку и кладет в корзину. По полю перемещаются отдельные люди, подносят парам мешки. Корзина высыпается в мешок, он тащится за собой, после нескольких корзин наполняется и остается стоять. Время от времени приезжает машина, объезжает поле, мешки закидываются в кузов, там опорожняются и вышвыриваются обратно. Закидывают и опорожняют те, кто носил пустые мешки по полю, пары обычно на это не отвлекаются. Работа пар — физически более легкая, но нудная, часто пара — это мальчик и девочка.