Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №12
Шрифт:
7. Испытание льняного масла на подмесь канифольного. Смешивают в маленькой бутылочке, при обыкновенной температуре (не ниже 15° Ц), равные объемы испытуемого льняного масла и азотной кислоты (1,4 уд. веса), хорошо взбалтывают смесь около 1/2 минуты и дают устояться. По отделении масла от слоя кислоты замечаются следующие окрашивания.
Чистое льняное масло даст: верхний слой — светло-коричнево-бурого цвета; нижний слой — бесцветный.
Льняное масло с 5 % канифоли даст: верхний слой — светло-коричнево-бурый и нижний слой — соломенно-желтый.
Льняное
Льняное масло с 50 % канифоли даст: верхний слой — черноватый и нижний слой- светло-оранжевый.
ЮМОР
Телевизор на службе здоровья
До этого случая я полагал, что сумасшедшие бывают двух типов. Опасные — это те, кто сидит в больницах с решетками на окнах, и безопасные — с которыми можно случайно столкнуться на улице и, проходя мимо, покрутить пальцем у виска. Однако теперь я точно знаю, что от встречи с подобными людьми, и даже очень близкой встречи, не застрахован никто.
Я работаю в лаборатории, которая занимается новыми лекарствами. По роду работы приходится иметь дело с людьми самых разных запросов и темпераментов. Робкими и настойчивыми, основательными и торопливыми, гибкими и упрямыми, а иногда и просто с хамами. Однако известно ведь, что в конце концов привыкаешь ко всему — привык в конце концов и я. К каждому свой подход, основательность и доброжелательность — ну, кто знает, тот поймет.
Звонок, с которого все началось, раздался с утра в понедельник — факт сам по себе неприятный. Не люблю я звонков вообще, да еще в понедельник, да еще с утра. Тихий и застенчивый голос попросил к телефону меня, убедился, что это уже я и есть, и, убедившись, понес такую примерно околесицу:
— Я, видите ли, тоже…в некотором роде…разработчик…э-э-э…лекарств. Нам бы с Вами…э-э-э… переговорить… Как коллеге с коллегой, так сказать… хе-хе-хе. Я вот тут… тоже… открыл. Сейчас, правда, работаю в строительно- монтажном управлении… Оно тоже поддерживает… И вообще, всем таким очень и очень интересуется. И финансово — тоже… Сейчас, правда, не может… Многократно, многократно…
Послушав это с несколько минут, я рискнул все же внести ясность и спросил — а собственно, от меня-то что он хочет — этот… разработчик?
— Дак это… встретиться бы. Как коллеге с коллегой. Мирового, мирового значения… э-э-э… открытие!
Заинтригованный таким поворотом дела, когда строительно-монтажное управление поддерживает открытия мирового значения, да еще в фармакологии, я назначил встречу.
"Разработчик" появился минута в минуту. Сначала в дверях кабинета показалась внушительная пачка листов бумаги в вытянутой руке, а следом появился и ее обладатель — невысокий давно не стриженный человечек с красными, видимо, от бессонницы, глазами. В них светились гордость и преданность.
— Вот! — и пачка листов оказалась у меня на столе. Мельком взглянув, я с ужасом обнаружил, что все листы мелко исписаны столбиками цифр и строчками длинных дифференциальных уравнений. Шестой степени. Я, правда, не математик, но мне пришло все же в голову, что это уж как-то. слишком. Однако, взяв себя в руки, я сказал ему вежливо — слушаю, мол, Вас.
Открытие, которое "коллега" излагал мне с полчаса, сводилось к следующему. Если взять телевизор, а перед ним поставить бронированную плиту сантиметровой толщины (именно бронированную и именно
— А во-вторых, — все более распаляясь, продолжал разработчик лекарств, — нет, Вы не поверите! Во-вторых, под воздействием этого чудо-излучения в обычной воде происходит самозарождение вирусных частиц!
— Ну, тут уж позвольте Вам не поверить, — борясь с желанием дать разработчику пинка, сказал я. — Это-то с чего Вы взяли?!
— Но это же очевидно! — пораженный моим невежеством, вскричал он. — Это же все здесь описано!
"Здесь", очевидно, означало, что все эти исписанные уравнениями листы на моем столе и описывают как раз процесс самозарождения.
— А от меня-то что Вы хотите? — спросил я наконец.
— Подтвердить… вот это все… э-э-э… экспериментально.
С каждым словом коллеги моя решимость спорить угасала. Я чувствовал себя выжатым и обессиленным. Примерно то же, наверное, испытывал в свое время Галилей, доказывая церкви очевидные вещи. Коллега же, наоборот, выглядел все бодрее и вдохновеннее.
В отличие от Галилея, я нашел наконец в себе силы сказать свое слово. Сославшись на недостаток времени, средств, да и вообще, всего, проявив чудеса тактичности, я выпроводил его из кабинета и посидел еще немного, успокаиваясь. Поймал себя на мысли, что жаль, что нет при мне сейчас телевизора, бронированной плиты и флакона валерьянки. Выпил бы весь.
На следующий день я рассказал эту историю знакомым математикам.
— Ну, дает! — смеялись они. — Какие же тут уравнения шестой степени?! И третьей достаточно. Зарождение вирусов — это ведь так просто!
Я прямо опешил. Ведь не в уравнениях совсем было дело! Я красноречиво объяснил им, что не бывает такого самозарождения. И усиление действия лекарств излучением — тоже бред. Наконец, они согласились, и с тяжелым сердцем мы расстались. Разработчик звонил мне еще несколько раз, то на работу, то домой, но я был стоек и на провокации не поддавался.
— Ну да, — сказала знакомая, когда я, собравшись с духом и помня историю с математиками, рассказал все ей, — совсем мужик свихнулся. Какие там телевизоры да плиты! На живом огне надо погреть — и любую болезнь как рукой снимает!
Я глубоко вздохнул, сосчитал до десяти — и не стал спорить.
Сосед-физик долго чесал в затылке, уточнял толщину плиты, просил переспросить, какая именно должна быть сталь и какой фирмы — телевизор. Сколько метров должно быть от плиты до телевизора и от плиты до лекарства. И если действует на раствор, то подействует ли на таблетки. Я топал ногами, кричал, доказывал что-то, призывая на помощь все свое красноречие, гнал его — он уходил, но появлялся снова и кротко спрашивал, сколько именно жидкости было в том флаконе, и сразу ли надо начинать лечение, как почувствуешь болезнь, или можно подождать.