Интервенция и Гражданская война

Галин Василий Васильевич

Всего через год после начала войны, в середине 1915 г., стали проявляться признаки «русского бунта», когда крестьяне снова, как и десять лет назад, стали захватывать помещичьи земли. Февральская революция привела к тому, что уже к октябрю почти все помещичьи земли были захвачены крестьянами, а стихия перебросилась на спонтанное раскулачивание столыпинских хуторян и расказачивание богатых землей казаков. Р. Робинc, возглавивший американскую миссию Красного Креста, утверждал, что Запад должен заставить Временное правительство распределить землю между крестьянами – это единственный способ выбить почву из-под Ленина, перехватить лозунг «Мир, земля, хлеб» и восстановить боевую мощь русской армии. Нокс был категорически против поддерживаемых американцем реформ, считая, что они могут вызвать цепную реакцию: «Распределите землю в России сегодня, и через два года

вы будете делать то же самое в Англии» ⁸³⁰.

После Октябрьской революции вопрос о земле приобрел ключевое значение – за ним стояло 85% населения. В армию, пишет Деникин, «приезжало много прожектеров с планами спасения России. Был у меня, между прочим, и нынешний большевистский «главком», тогда генерал, П. Сытин. Предложил для укрепления фронта такую меру: объявить, что земля – помещичья, государственная, церковная – отдается бесплатно в собственность крестьянам, но исключительно тем, которые сражаются на фронте. «Я обратился,- говорил Сытин,- со своим проектом к Каледину, но он за голову схватился: «Что вы проповедуете, ведь это чистая демагогия!» ⁸³¹Между тем аналогичную программу месяцем раньше предлагал генерал Корнилов в качестве одного из пунктов своей диктаторской программы ¹.

^IСхожую программу реализовал Кромвель во время Английской революции, разделив между солдатами революционной армии земли, захваченные в Ирландии.

Позиция самого Деникина отражена в его в манифесте от 5 апреля 1919 г.: «Полное разрешение земельного вопроса для всей необъятной России будет принадлежать законодательным учреждениям, через которые русский народ выразит свою волю». Другими словами, надо ждать чего-либо вроде Учредительного собрания, которое будет собрано после победы над большевиками. Но жизнь не ждет, говорится далее в манифесте, и необходимо принять меры, которые должны сводиться к следующему:

а) обеспечение интересов трудящихся;

б) сохранение за собственниками их прав на землю;

в) часть земли может переходить от прежних владельцев (помещиков) к малоземельным путем или добровольных соглашений, или принудительно, но обязательно за плату;

г) казачьи земли отчуждению не подлежат.

«Таким образом,- пишет Егоров,- по этому закону крестьяне должны были вернуть помещикам полученную ими за время советской власти землю и ничего не получить взамен, так как неизвестно, кто должен производить отчуждение и определять в каждом отдельном случае порядок перехода земли к крестьянам; да, кроме того, никакой платы за землю малоземельные крестьяне внести были не в состоянии. В дальнейшем Деникин совсем уже переходит все грани и возвращает свою «Великую Россию» к эпохе крепостничества, устанавливая барщину: третий сноп и половина трав помещику. А потому нет ничего удивительного в том, что крестьянство окончательно отходит от Доброволии» ⁸³¹. «С продвижением армий Юга в глубь Украины и РСФСР помещики возвращались «к себе» в имения, и начиналась жесточайшая расправа с крестьянством с помощью доблестных добровольческих войск и специальных карательных отрядов. Деникин и Лукомский в своих воспоминаниях скорбят об этом печальном факте. Деникин даже отдавал грозные приказы, воспрещавшие «насилия». Но ведь им же изданный закон толкал на это помещиков» ⁸³³.

В. Шульгин в это время писал из Одессы в своих «еретических мыслях»: «Я думаю, что без решения аграрного вопроса ничего не будет. Наш мужик при всем своем варварстве здоров душой и телом, невероятно настойчив в своих основных требованиях. Наши помещики дряблы и телом и духом, и здоровый эгоизм собственника, столь сильный у англичанина и француза, в значительной степени ими утрачен. У меня появилось внутреннее убеждение, что бороться в этом отношении бесполезно. Но если землю все равно надо отдать, то возникает вопрос: правильно ли мы идем, откладывая этот вопрос до воссоздания России? Ведь главное препятствие этого воссоздания и есть эта проклятая земля» ⁸³⁴.

В основе большевистского «Декрета о земле» лежал проект аграрного закона эсеровской партии, которую отражал один из ее идеологов П. Вихляев: «Частной собственности на землю не должно существовать, земля должна перейти в общую собственность всего народа – вот основное требование русского трудового крестьянства» ⁸³⁵. 25 мая 1917 г. Всероссийский съезд крестьян в Петрограде отклонил проект резолюции кадетов о частной собственности на землю и 80% голосов поддержал резолюцию эсеров об «общенародной собственности». В «Известиях крестьянских советов» 19 августа 1917 г. была опубликована сводка 242 наказов избирателей своим представителям на первом Всероссийском съезде крестьян. Сводный наказ гласил: «Право частной собственности на землю отменяется навсегда». «Право пользования землею получают все граждане… желающие обрабатывать ее своим трудом». «Наемный труд не допускается». «Землепользование должно быть уравнительным, т. е. земля распределяется между трудящимися, смотря по местным условиям, по трудовой или потребительской норме». Ленин писал в августе: «Крестьяне хотят оставить у себя мелкое хозяйство, уравнительно его нормировать… периодически снова уравнивать…» В ноябре 1917 года крестьянство проголосовало на выборах в Учредительное собрание за эсеровских кандидатов, выступавших с программой национализации земли, чем и обеспечило им победу.

Таким образом, эсеры в вопросе о национализации земли шли гораздо дальше большевиков, которые выступали за национализацию только помещичьей собственности и даже не планировали национализации всей земли. Согласно большевистской идеологии, национализации должен был предшествовать длительный период накопления и развития производительных сил, деревня должна была экономически созреть для национализации. Но крестьянский характер революции в России вынудил большевиков одним из первых законов издать эсеровский «Декрет о земле». Однако при этом ключевой эсеровской тезис о национализации всей земли был фактически дезавуирован Лениным.

Троцкий по этому поводу пишет: «…Основной доклад (Ленина по декрету «О земле») вообще умалчивает о новой форме собственности на землю. Даже и не слишком педантичный юрист должен прийти в ужас от того факта, что национализация земли, новый социальный принцип всемирно-исторического значения, устанавливается в порядке инструкции к основному закону. Но тут нет редакционной неряшливости. Ленин хотел как можно меньше связывать априорно партию и советскую власть в неизведанной еще исторической области. С беспримерной смелостью он и здесь сочетал величайшую осторожность. Еще только предстояло определить на опыте, как сами крестьяне понимают переход земли «во всенародное достояние». Рванувшись далеко вперед, надо было закреплять позиции и на случай отката: распределение помещичьей земли между крестьянами, не обеспечивая само по себе от буржуазной контрреволюции, исключало, во всяком случае, феодально-монархическую реставрацию» ⁸³⁶.

Сам Ленин говорил «Мы не можем обойти… постановление народных низов, хотя бы мы были с ними не согласны… Мы должны предоставить полную свободу творчества народным массам… Суть в том, чтобы крестьянство получило твердую уверенность в том, что помещиков в деревне больше нет, и пусть сами крестьяне решают все вопросы и сами устраивают свою жизнь». Оппортунизм? Нет, революционный реализм» ⁸³⁷,- заключает Троцкий. По выражению того же Деникина, «Декрет о земле» стал аналогом «Брестского мира» в деревне. «Декрет о земле», по мнению Милюкова, сохранил русскую государственность, которой угрожала крестьянская революция. «Декрет о земле» стал таким образом компромиссом с крестьянством и отвечал не столько целям и задачам большевиков, сколько вековым мечтам русского крестьянства и являлся неизбежной уступкой его «бессмысленной», но всемогущей в то время стихийной силе. Приведет это через десять лет в итоге к самым печальным последствиям – за все приходится платить…

Промышленность

Национализация промышленности в России после Октябрьской революции демонстрирует другой тип национализации – мобилизационный. Он широко практиковался в России еще задолго до войны и выражался в выкупе частных железных дорог в казну. При Бунге было выкуплено 1344 версты, при Вышнеградском – 5858 верст, при Витте – 14 116 верст, то есть почти столько же, сколько верст рельсового пути было вновь построено частными обществами. Мотивом выкупа частных железных дорог являлось стремление руководить экономическим развитием страны. Сохранение некоторых дорог в руках частных обществ являлось лишь уступкой необходимости… Правительство полностью регулировало железнодорожные тарифы, приобретая тем самым влияние на направление торговли и, в частности, на усиление экспорта. Госрегулирование пассажирским тарифом привело к ускоренному развитию пассажирского движения.