Интервенция
Шрифт:
Девушка, еще не отойдя от ужаса, несвязно, перескакивая с одного на другое, пересказала случившееся.
– А где… эти… матросы… Куда они делись? – в заключение спросила она.
– Кто? Какие матросы? Все было тихо, ничего подозрительного мы не видели. Когда стрелять начали, мы сюда и примчались. А тут вот какие дела. – Он кивнул на тела расстрелянных.
– А куда они делись, те, которые стреляли?
В самом деле – куда? Анни огляделась. Отступить эти люди могли только на улицу. Но куда? Солдаты примчались через несколько минут. Да ведь и вокруг – полно постов и патрулей! До Смольного – два шага! А кстати, как они сюда попали? Они просто не смогли бы проникнуть незаметно. В таких кричащих нарядах, с длиннющими винтовками за плечами. И приехать
И тут вдруг Анни сообразила, что ей показалось странным в облике этих взявшихся из ниоткуда и пропавших в никуда матросов. Девушку прошиб холодный пот. Да уж, одно дело – рассуждать о мистике и магии, сидя в тихом кабинете под надежной охраной, другое – нос к носу столкнуться с паранормальным явлением и даже услышать от него в некотором роде комплимент. Явление было хорошо вооружено и стреляло без особых раздумий. Причем стреляло вполне реальными пулями.
Теперь-то, слегка придя в себя, Анни ясно поняла – это не люди! Или – не совсем люди. Хотя… Как казалось Анни, выходцы из инфернального мира должны вести себя по-иному. Эти матросы отбрасывали тень, грохотали ботинками и бряцали винтовками, от них пахло крепким табаком и водкой. Но… как-то было все в них чересчур… Анни интересовалась советским искусством. Так вот, эти люди будто только что сошли с экрана какого-нибудь классического советского фильма типа «Мы из Кронштадта».
Между тем питерская демократическая общественность – те, кому повезло остаться в живых, – ломила через двор к выходу. Попытки двух командиров патрулей и примчавшегося офицера из военной полиции задержать хоть кого-то и расспросить успехом не увенчались. Толпа неслась со скоростью хорошего лошадиного табуна. Интеллигенты выскакивали на улицу и пропадали из виду на совершенно прямой улице, – казалось, они тоже владеют каким-то магическими приемами. А вот матросы далеко не ушли. Глядя им вслед, Анни подумала, что демократический процесс в Санкт-Петербурге остановлен надолго, если не навсегда. Теперь всех этих деятелей можно будет собрать только под конвоем. И ведь причина явно не только в том, что кого-то расстреляли. Слишком уж быстро улепетывала демократическая интеллигенция. Слишком уж быстро. Анни не знала, кто такой был этот матрос Толя и его друзья, но местные явно все очень хорошо понимали. А потому и драпали с такой невероятной скоростью.
Главный штаб полиции, состоявшей из собранных с бору по сосенке местных жителей, которых в городе называли «полицаями», располагался в одном из шикарных отелей на Невском. Разграбить этот отель в смутные времена почему-то не успели. К тому же добровольные помощники ограниченного контингента натащили в него мебели отовсюду, откуда только могли. Они выцыганили у американцев армейский движок для подачи электричества и жили в этом отеле в общем-то неплохо. Столь удаленное расстояние от американских хозяев объяснялось, скорее всего, тем, что главари полиции придерживались старого русского армейского принципа «поближе к кухне – подальше от начальства». Если, конечно, под кухней понимать оставшиеся неразграбленными квартиры и склады магазинов.
Пользы от полицаев было не слишком много. Патрулировать улицы, особенно в темное время суток, они особо не рвались. А если говорить точно, то принудить их к этому так и не удалось. Даже вместе с американскими солдатами. Впрочем, и солдаты без восторга воспринимали совместное патрулирование. Толку от полицаев все равно не было, зато неприятностей – выше крыши. Ну скажите, кому нужны бойцы, которые к концу патрулирования обязательно напьются до поросячьего визга? Никто не знал, как это им удавалось, но так неизменно получалось. К тому же полицаи чуть не в открытую занимались вымогательством у местных коммерсантов. И сделать с этим также ничего было нельзя.
Доверять полицаям распределять питание и гуманитарную помощь тоже приходилось с осторожностью – слишком много уходило
Зато процветал так называемый расположенный в отеле «юридический отдел». Сюда затесалось несколько юристов, которые почему-то не успели вовремя сбежать, а также человек пять бывших работников городского хозяйства. Работники юридического отдела оказывали всестороннюю помощь различным заокеанским коммерсантам, сумевшим пролезть в город вместе с армией. Да и среди журналистов и офицеров миротворческих сил нашлось немало тех, кто, наслушавшись о блестящем коммерческом будущем Петербурга, предполагал поспеть на намечающийся праздник жизни. Или, как говорили золотоискатели на Аляске, спешили застолбить участок. Благо тут, как и на Аляске, это практически ничего не стоило. Ушлые деятели за небольшие деньги заключали договоры на сдачу в аренду на 99 лет всего, что только можно. Кто спорит, ценность этих документов была весьма сомнительна. Но ведь печати на них стояли, а отдел был признан американским начальством. Так что впоследствии, как бы там дела ни повернулись, этой бумажкой можно будет махать. В основном же новые арендаторы надеялись на то, что с американскими и европейскими сагибами никто спорить не осмелится.
В общем, местные юристы готовили плацдарм, чтобы ко времени, когда жизнь наладится, их клиенты имели преимущества при дележе питерского пирога.
Потому-то, несмотря на поздний час, в нескольких номерах «люкс», где жили и работали эти граждане, горел свет и продолжалась напряженная работа.
Яков Ильич Каплин как раз обсуждал с одним французским офицером из службы снабжения вариант «приватизации» некоего симпатичного шестиэтажного домика на Каменноостровском проспекте. В этом доме квартировали девицы, обслуживающие французскую часть. Так что в общем-то, как рассчитывал француз, в дальнейшем даже особо ничего менять не придется. Останется лишь сделать ремонт и повесить красивую вывеску. И доходное предприятие успешно заработает.
Собственно, сейчас шел торг о том, сколько новый хозяин должен заплатить. Так сказать, арендную плату вперед. Француз был не дурак и, разумеется, понимал, куда именно пойдет эта арендная плата. Так что торговались как на восточном базаре.
В самый напряженный момент обсуждения сделки дверь распахнулась от сильного пинка. На пороге стоял матрос Толя. Он обвел офис взглядом, в котором было доброты и ласки столько же, сколько в амбразуре дота.
– Ну, здорово, буржуйские прихвостни! Что, народное достояние растаскиваем? Дорвались, суки! А не пора ли уже и ответ держать?
Француз, почувствовав неладное, попытался схватиться за кобуру, но тут же был отправлен в нокаут.
– А… вы кто? – пробормотал юрист, с трудом преодолевая заикание.
– А то не видишь. Анатолий Железняков, конфедерация анархо-коммунистов. Слыхал о таком? Но, впрочем, оно теперь для тебя уже и неважно. Пойдем.
В коридорах царила деловитая суета. Как выяснилось позже, матросы-анархисты проникли со стороны Стремянной улицы. Охрана там вроде бы имелась, но тревогу поднять никто не успел, даже если б там стоял кто-нибудь посерьезнее, нежели местные полицаи. Штыками и ножами матросы владели очень даже умело. Да и большинство нынешних обитателей гостиницы пребывали в этот час в пьяно-расслабленном состоянии. Они так и не сообразили, что происходит, до самого своего бесславного конца. Все было закончено за какие-то полчаса. Тех, кого не пристрелили и не прикололи сразу, выталкивали в коридоры и прикладами гнали вниз.