Интриган. Новый Петербург
Шрифт:
— Мы долго не продержимся! — выкрикнул Пушкин, задыхаясь от перенапряжения. — Сделай хоть что-нибудь, мать твою перемать!
Бить в лоб — не вариант. Нужно разыгрывать тот же козырь, что уже помог в подворотне у ломбарда. Знания Теслы ограничены началом двадцатого века.
Мои знания — на сто лет сильнее, как бы странно это сейчас ни звучало. Но и они ограничены фундаментальными понятиями и законами классической физики, пусть даже в несколько искаженном виде.
Я по-прежнему не могу черпать энергию из ниоткуда и обращать в никуда.
Не могу
Не могу придумывать правила на ходу и опираться на неподтвержденные гипотезы вроде кротовьих нор или гравитационных струн.
Не могу просто захотеть и решить все вопросы по щелчку, как джинн или щука из проруби. Не могу опуститься на уровень тонких материй и прочих квантовых полей, потому что даже современные мне ученые не до конца понимают принципы, по которым они существуют.
Но с чего-то надо начинать — и с чего-то более-менее доступного. И первое, что пришло на ум — свет, а точнее, его чрезвычайная концентрация в магический аналог лазера.
Свет — это равноценная стихия, пусть и стоящая несколько в стороне от сугубо боевых разновидностей. С помощью света лечат раны, но что если попробовать превратить его в оружие?
Разумеется, как и в случае с СВЧ-печью, это не полноценное когерентное излучение, а лишь сфокусированный водяными линзами луч.
А с другой стороны… какого черта?! Мне хватит и школьной физики, чтобы обстряпать все в лучшем виде.
Ведь первое индуцированное излучение описал Эйнштейн в шестнадцатом году, первый мазер появился в начале пятидесятых, а лазер — в шестидесятом.
По местным меркам — невиданная гравицапа разрушительной мощи, так почему бы не использовать ее в бою?
И первое рабочее тело излучателя — это рубин, а его здесь — целая шахта. Достаточно заключить кристалл, в оптический резонатор из двух зеркал, накачать фотонами и направить луч на цель.
Главная проблема боевых лазеров — компактный и емкий источник питания, но мой запас маны явно больше, чем у переносной батареи.
А если подключить соратников — получится создать такую мощь, что никакой «Звезде смерти» и не снилось. Нужно лишь четко представить последовательность действий, и для начала я вообразил рубиновый цилиндр метровой длины и толщиной в пятнадцать сантиметров.
Сначала ничего не происходило, и я уж грешным делом подумал, что ошибся на самом старте, и для успешной волшбы нужно находиться рядом с источником минерала.
Однако вскоре из пола и стен просочились крохотные алые крупинки и сгустились в вытянутое облако газообразного вещества, стремительно наполняемого новыми частичками.
— Что ты делаешь?! — заорал Пан. — Помогай!
Крик сбил с мысли, и все добытые непосильным трудом скрупулы осыпались под ноги. Не став тратить драгоценные секунды на перепалку, опустился на колени, глубоко вдохнул и закрыл глаза, всецело сосредоточившись на заклинании.
Не понадобилось даже наблюдать за процессом — я чувствовал, как крупицы сочатся из недр и стекаются в полупрозрачную алую
Предельная концентрация отнимала уйму сил и морально истощала, но я терпел, раз за разом воспроизводя чертеж как бы в трех интервалах.
Иначе говоря, я держал в уме первую стадию, итоговый результат и всю технологическую цепочку от первого до последнего шага, как бы думая о трех разных вещах одновременно.
Это крайне тяжело и в безмятежных тибетских горах, а тут — и тряска тонущего здания, и недовольное бормотание товарищей и постоянная угроза сбиться с мысли и все зафакапить.
Но долгие истязания и пытки научили окунаться так глубоко в подсознание, что разум как бы отключался от тела и оставался недосягаем для боли и страданий.
Иначе в плену не выжить, и этот страшный навык во многом помог довести задуманное до конца. Как только кристалл сформировался, я направил в левую руку огонь, а в правую — песок. Соединив две стихии, получил два зеркала — непрозрачное вогнутое для отражателя и полупрозрачное выгнутое.
Первое закрепил на «корме» трубки, второе — на носу, и плотно задрапировал каменным кожухом, оставив лишь один выход для грядущего излучения.
— Боги, быстрее! — взмолилась Распутина.
— Почти готово. Бросайте все и дайте мне столько света, сколько получится. Выжмите все без остатка, но окутайте эту трубу такими спиралями, чтобы сияли ярче солнца!
— Что ты задумал? — Пушкин по-прежнему отказывался верить мне и верить в меня.
— Сделайте, что я прошу! Хотя бы раз!
— Я готов! — отозвался Кросс-Ландау. — Жду команды.
— Направьте свет внутрь цилиндра. Весь, что есть!
Для пущей наглядности своим примером показал, чего хочу добиться от соратников. И стоило подумать о целебной волшбе, как правую ладонь окутало золотистое сияние, больше напоминающее туман со спрятанной внутри лампочкой.
Настоящий Гектор Старцев не только манородом в медслужбе баловался, да и по наследству перешел отцовский талант.
И я представил самый яркий свет, что обволакивал рубиновую трубу, насыщал ее фотонами, накачивал силой… Ионы хрома возбуждались, переходили на третий энергетический уровень и… Ладно, это уже перебор.
Главное, что сила из двух источников оказалась столь велика, что кожух раскалился докрасна, а сам рубин будто выцвел, превратился в стекло с золотым сердечником.
И, несмотря на сомкнутые веки, глаза жгло так, словно в лицо направили прожектор зенитной пушки.
Слезы высыхали, едва проступая, резь выходила за все допустимые пределы, до полной слепоты оставался всего шаг, но я терпел, потому что иначе нельзя.
Терпел, даже когда и так обожженную ладонь будто окунули в кипящее масло. Терпел, когда кости начали просвечивать, как на рентгене. Терпел, потому что научился переносить такое, что не снилось и матерым гестаповцам.
Терпел, потому что знал ради кого страдать. Я совсем недавно в этом мире, но уже нашел немало достойных друзей, за которых не грех и умереть.