Интриги королевского двора
Шрифт:
Ребенок в замке, сыт-обут, да еще и дело в руках, а им все лишний рот не кормить… да и раз в десять дней таких девочек отпускали домой на один день. И та, кто успешнее всех выполнила урок, приносила домой гостинцы. Так что старались девчонки не за страх, а за совесть.
А еще был новый храм. И солеварня. И ловля-заготовка рыбы.
И работорговцы в этом году получили по носу. Не было ни изнасилованных женщин, ни украденных дочерей, ни убитых мужчин, ни грабежа… что весьма радовало крестьянские сердца.
Правда, две деревни лишились старост, так ведь за дело…
Тут уже постаралась Эмма, распустившая по замку самые достоверные слухи, а девочки, отпускаемые на выходные, передали их родным. И скоро все знали, что Эрк (негодяй какой!!!) был в сговоре с пиратами. А Фред вообще отравить графинюшку пытался (да как коварно-то! Когда от нее только-только польза для общества появилась! Злодей!!!).
Графиней все были довольны. И решили прийти к ней на суд.
Может быть, и не решились бы, но тут дело было сложное, жертва была из одной деревни, ответчик из другой… так что лучше пусть господский суд, чем стенка на стенку.
Арт (а он и был зачинщиком всего этого дела) крепко подозревал, что рассудит графиня более-менее честно, а вот самосуда не одобрит. И полетят головы. С него первого — он же староста!
Так что стоило Лиле выйти во двор, как весь коллектив упал ей в ноги. И выбора у графини не осталось. Придется судить…
Судилище состоялось спустя двадцать минут в малой столовой, которую ради этого слегка переоборудовали. Переставили стулья и соорудили удобное место для Лилиан, чтобы она казалась величественной. Зажгли свечи, задрапировали кресло (розовым, все равно ничего круче не нашлось) и впустили наконец «ходоков».
Крестьяне сильно робели — и дело принялся излагать Арт.
Яблоновицы и Ручейка. Две деревеньки. От одной до другой три часа пути. Если верхом. Вот и нашелся… ездок.
В Яблоновицах жила симпатичная вдова. Трое детей, крепкое хозяйство, многие заглядывались. А сама вдова загляделась на парня из Ручейки. А ведь это ж неправильно! Своих парней мало?
Как оказалось, мало. В итоге лихой ездок стал гостевать чуть не каждую вторую ночь у своей зазнобы. Ну и попался.
Сначала ему хотели пересчитать кости. Потом вдова начала орать, что бросится в ноги графине, и настроение толпы поменялось. И тут, как на грех, выступила еще одна девица. С заявлением, что беременна от «ездуна». Вдова едва не разодрала ей лицо, но родители отбили.
И возник вопрос: чей мужик?
Ездок все отрицал, мол, к девке не ездил, не был, не участвовал…
Родители были возмущены до глубины души.
Вдова тоже — мол, тут самой едва хватает, а он еще к кому-то нацелился?
Одним словом, еще немного, и деревни бы переругались насмерть. Поэтому решено было пойти к графине. Чтобы она выяснила, кто, чего, кого, когда и даже какими методами. Ну и вынесла решение.
Лиля только головой покачала. И принялась допрашивать всех по очереди.
Вдова — крепкая тетка лет тридцати пяти (значит, здесь ей на десятку меньше, Лиля-то до сих пор мерила мерками двадцать первого века) клялась и божилась, что ездил парень только к ней. Но… она же с ним под ручку все время не ходила?
Может, к ней. Может, и не только к ней.
Сам мужик, товарищ по имени Томми, достаточно симпатичный в свои сорок (тоже небось не больше тридцатки), не отрицал, что Мариан, вдова, ему нравится. Да, ездил. Да, втихую. Но в любой момент готов с ней под венец.
Девицу? Не было! Не знал и не участвовал! Да на кой ему та селедка?
Лиля вздохнула. И принялась за девицу.
Та тоже боялась. Но держалась твердо. Он — и все тут. И никаких!
Кто бы ни врал — выяснить истину Лиля пока не могла. Это не Россия, где можно подождать до рождения ребенка и сделать ДНК-тест. Тут надо решить сегодня и сейчас. Иначе наезды будут по максимуму… Она на такое не согласна. Но как выяснить? Приказать вирманам заняться? Калечить ни в чем не повинных людей? Ну-ну… Сыворотку бы правды сюда. Ан — нету. Хотя…
— Шевалье Авельс?
— Ваше сиятельство? — Лонс, как обычно пребывающий за плечом Лилиан, тут же склонился к графине.
И Лиля быстро зашептала. Мужчина послушал, кивнул и вышел, поманив за собой обвиняемого. Тот посмотрел на графиню и после кивка пошел за Авельсом.
А Лиля посмотрела на баб.
— Сейчас вас разведут по разным углам. И там вы расскажете мне, имеются ли у вашего полюбовника какие-нибудь шрамы или метки. Каждая. Так, чтобы другая не слышала. Потом я сообщу шевалье Авельсу — и тот проверит. А если кто-то соврет или орать начнет… пеняйте на себя.
Крестьяне переглянулись. Кажется, такой метод решения вопроса им в голову не приходил. Но это и понятно. Мозги под другое заточены. Лиля бы не взялась сама корову доить, а они бы не провели расследование.
Вирмане послушно развели баб по углам комнаты, и Лиля, подумав, подошла сначала к вдове.
— Мариан, скажи мне, есть ли у Томми какие шрамы?
Вдова закивала:
— Есть один. Он маленьким был, присел по делу, а там гадюка. Отец ему ножом укус вырезал… слева, пониже спины…
— Только один?
Мариан подумала и кивнула. По ее словам — мелкие тоже были, но таких у кого нет? Лиля тоже подумала и кивнула. У ее подруги жил жутко царапучий кот — вот та и ходила полгода в шрамах. А потом на летнем солнышке они рассасывались.
Тот же вопрос был задан беременной девушке. Та уверенно заявила, что шрам есть — на плече. Она-де его нащупала.
Сведения были переданы Лонсу Авельсу. И шевалье подтвердил, что шрам есть. Пониже спины. На плече шрама не было.
Лиля нахмурилась. И всерьез взялась за девицу.