Интрузия
Шрифт:
Спать устроились в гараже, расстелив спальники и заложив двери на массивные запоры. Чужих собаки не пропустят, а свои сюда уже сто лет не приезжали. А приедут, то, по крайней мере, выпустят их. Они же ещё ничего у хозяев не украли. А вот с утра надо будет прошманать дом, сейфик поискать. В сейфиках, говорят, самое интересное бывает.
Утром Барго обвел взглядом привычных уже собак и сделал гимнастику. Потом растяжки, прыжки, поза кобры. 42 секунды, мало. Насчёт пробежки всё было сложно, разве что от собак. Нереально от таких убежать. Хонсай, по своей привычке, был уже на ногах и маялся, не зная из чего развести костёр. Барго сказал ему:
– Ты чё. Пошли в дом, посмотрим, может кухня есть. И, походу, там энергия
Всё нашлось. И кухня и кладовая. И посуда, и печи, которых почему-то четыре, а не одна, как в приличных домах, в общем, полный комплект. В кладовой на балках висят окаменевшие окорока и колбасы, на полках - сыры, некоторые засохшие, а некоторые запаянные в пластик, и с виду совсем свежие. Банки, жестянки, коробки. Рядом с печами - синтезатор, не полуразбитый огрызок, как у Барго в подвале, который кроме комбикорма ничего не готовит, а настоящий полноразмерный кухонный синтезатор, с таким меню, что парень растерялся, что же это такое там понаписано. Но сообразил, уж на яичницу с беконом у него ума хватило. Головка сыра, которую на радостях разрезал Барго, оказалась испорченной. Внутри какая-то зелёная плесень образовалась, да и запашок... того-сь. Так что бутерброда пришлось готовить из своего.
– Барго, - спросил Хонсай, - а как ты там с этим разбираешься? Оно-то вон как, шлёп и готово. Нам бы такой, тока батя не разрешит. А то мать с Маретой от плиты, почитай, и не отходят. Не успели обед сготовить, как надо ужин заводить. Эх... Ну что за жизнь. А тут раз - и готово. Только жужжит противно.
– Я читать умею, вот весь секрет, - ответил Барго, - там всё написано, для дебилов. Если кто-то не поймет, как этим пользоваться, то тот уже не дебил, а олигофрен. Ну эта, в смысле, конченый урод совсем, под себя ходит. Жри давай, кажись мы уедем отсель. Есть мысль.
– Хорошо, я уже. Только я во дворе посижу, ты уж тут сам.
Барго пошёл в мастерскую искать подходящий инструмент, вот ведь ещё один косяк - с собой его не взял! Плоскогубцы, ключ десять на двенадцать и отвёртка. Так, где подтянуть что. А здесь хорошие хозяева жили. И всё-то у них есть. И провод нашёлся, и ключи - полный комплект в чемоданчике, клейма незнакомые, но судя по всему, достойная вещь.
Барго свинтил накопители со своей ласточки притащил их в гараж, накинул клеммы, включил зарядник. Тоже не для детей штучка, с экраном, переть ту корягу! На экране появилась надпись: "Выберите из меню: разрядить, зарядить, тренировать". Барго выбрал зарядить. Но тут снова выскочило сообщение: "Распознано критическое уменьшение ёмкости накопителя. Причина: перегазованность сепараторов. Возможная причина: заряд малыми токами. Рекомендуется произвести перетренировку. Да Нет". Нажал пункт "Да". На экране появилась надпись: "Выбран режим перетренировки. Расчётная длительность процесса 17:21", и прямоугольная полоска с квадратиками.
"Вот же техника, умная шо песец", - восхищённо подумал Барго. Они-то с отцом заряжали как придётся, а тут, оказывается, не всё так просто. Малыми токами, надо же! Где же те токи взять, если их зарядник и так на ладан дышит. Ладно, пусть заряжается, или как его там... Но машины сама по себе требовала ухода. Барго принёс с кухни растительного масла и тщательно протёр кожу сидений. Побрызгал кузов кремнийорганическим аэрозолем, из восхитительно красивой бутылочки с множеством ярких надписей, потом прошёлся по всему корпусу ещё раз мягкой тряпочкой. Постоял, полюбовался. Машина стала сиять, как драгоценный камень, переливаясь в свете ламп всей гаммой красного, от тёмно-вишнёвого до рубинового. Дурачки любят всё красное, подумалось парню. Он рассмеялся, представляя, как он на этой красотище подъезжает к свинарнику Крекиса. Как все сбегаются смотреть на него, а он предлагает вывезти навоз на поле. Со второй,
Пока Барго боролся с техникой, Хонсай тоже без дела не сидел. Его хозяйственная крестьянская натура никак не терпела беспорядка в усадебных делах, тем более, в таких исключительно важных вещах, как дом или сад. В биндюжке садовника нашёл мешок с двойной жёлтой полосой, взял вёдра, набрал воды и разбодяжил белую мутную жижу. Прошелся вокруг дома и равномерно опрыскал стены, сколько дотянулся хоботом пульверизатора. Если дом из самовосстанавливающегося бетона известью с добавками поливать, он вечно стоять будет. У них в усадьбе такой же. С годами только прочнее становится. Потом то же самое сделал и с другими зданиями. Смотреть на битые, крошащиеся стены он не мог.
Взял стремянку, пилу, секатор и полез на ближайшие деревья, сделать обрезку и омолодить. Самое время, пока листва не появилась. Глядишь, в мире появится чуть больше гармонии, а так что без дела сидеть, на собак любоваться что ли?
– Что ты тут за шурум-бурум развёл?
– спросил освободившийся Барго.
– Чёй-то сильно много здесь беспорядку. А я так, поровнять, подстричь.
– Иди тачки глянь. На чём поедем.
– Видел. К нам на таких нельзя, - ответил Хонсай.
– Это почему же?
– Батя сожжет. Как увидит, так сразу и сожжёт. Он роскошные вещи терпеть не может. Всё серенькое должно быть или чёрненькое. Край - беленькое, и чуть-чуть зелёненького, по подолу. Если на обшлагах, то синенькое, но лучше коричневое, немаркое. От роскоши, грит, гордыня распухает, оттого Господь посылает нам разные кары. Сожжёт, как пить дать сожжет.
– Ладно, не сцы. Придумаем что-нибудь. Нам бы только отсюда вырваться, а там... Ладно. Я пойду дом проведаю, посмотрю, мож чё путнее найду. Ты стволы брать будешь? Только пока под них патронов нет.
Шкафчики, комодики и серванты были заставлены какой-то форменной ерундой - фаянсовыми фигурками каких-то крестьянок, девочек играющих с шарами, мальчиков, играющих с собачками. Кошечками, слониками и птичками, тарелочками с рисунками. А на стенах? На стенах висели какие-то картинки, основной ценностью которых, однозначно, были рамы. Настоящие картинки Барго видел, у них в котельной лежит пачка журналов, жаль, уже засаленных, вот там да, там картинки. Он парочку даже вырезал, на стену повесил, тешить своё чувство прекрасного. Барго сплюнул. Это ж надо ж докатиться до такого, чтобы всякий хлам выставлять на видное место. У них, у богатеньких, точно что-то не в порядке было с восприятием действительности.
Прошёл дальше, вот это спальня, вот это нам по нраву. Постель, что твой стадион, а подушек, а подушек! И всё бельё с кружавчиками, и покрывало необыкновенной красоты, с розами и пионами. Грабить не хотелось. Не могла у Барго подняться рука на то, чтобы бомбить целое, пригодное для жизни помещение. И никогда не понимал он тех мародёров, которые если что не утащат, но порушат обязательно. И сверху насрут ещё. Этого он не понимал, никак. Может, ведь может же случиться, что собаки вымрут в конце концов, приедут сюда люди, жисть наладят. И, наконец, может же и Барго приезжать сюда, чувствовать себя нуворишем с улицы Перле, разбогатевшим внезапно и непомерно? И будет пользоваться этой роскошью, гори синим огнём та гордыня. Если на эту кровать положить тёлку, да вот с такими сиськами... Барго на секунду представил себе эту заманчивую картину. Вздохнул. На тёлок всегда требовались деньги, и, почему-то, на простых давалок их уходило гораздо больше, чем на честных проституток. Но доступные Барго сцыкухи из соседнего блока и эта кровать никак не соответствовали друг другу. Вопиюще дисгармонировали, и парень, не зная ничего ни о гармонии, ни о соответствии формы и содержания, интуитивно понимал, что к чему стоит прикладывать, а что нет.