Инвиктус
Шрифт:
И вот они вдвоем, а у Имоджен нет слов.
Грэм тоже хранил молчание, но оно объяснялось открывшейся перед ним картиной. То, что работники «До и дальше» называли гардеробной, больше походило на громадный склад с лучшими образцами разных стилей, заботливо расправленных на вешалках. Некоторые эпохи были представлены богаче, чем другие. К 1920-м относился целый ряд платьев из бисера, в то время как 1120-е иллюстрировали всего несколько туник с широкими рукавами, использовавшиеся, вероятно, рекордерами в их экспедициях.
— Вот это гардеробчик. — Грэм присвистнул. —
Он шутил. Наверное, это хорошо, правда? А ей надо пошутить в ответ? Может, улыбнуться? А его это не отпугнет? Почему у нее мысли проносятся со скоростью тысячи километров в час, а сама она стоит как парализованная?
Соберись, Маккарти.
— Нет нужды. — Имоджен знала это место вдоль и поперек. — Секция «до нашей эры» вон там.
— Значит, отсюда ты берешь костюмы. Меня это всегда интересовало.
— Корпус тоже пользуется.
Остановившись, Имоджен сняла с вешалки корсет восемнадцатого века из китового уса.
— Знаешь, этими штуками женщины уродовали себе грудную клетку.
— Ужасно. — Грэм сделал большие глаза, и Имоджен только сейчас поняла, что держит в руках.
— Правда?
Пометка для себя: избегать демонстрации предметов нижней женской одежды. Вызывают испуг, как у оленя, попавшего под свет фар. Она повесила корсет на место и пошла дальше, к секции «до нашей эры», которая оказалась меньше отдела «наша эра». Объяснялось это тем, что люди до нашей эры не располагали большим выбором материалов. Растительные краски, льняное волокно, овечья шерсть. Черт побери, некоторые греки предпочитали обходиться вообще без одежды!
И все же здесь было из чего выбирать. Александрия являлась портовым городом, основанным греками в Египте, а это означало, что Фарвей с Элиот могли одеться в разные стили. Сорочью натуру Имоджен тянуло к египетским облачениям — драгоценности, сурьма, золото, но подобное великолепие привлекло бы лишнее внимание. Лучше всего одеться попроще.
— Мужская тога или хитон? — Она сняла оба предмета одежды с вешалок. — Вот в чем вопрос.
Грэм, прищурившись, посмотрел на оба наряда из льна.
— Есть разница?
— Римское или греческое. Там будут римляне, особенно в части города, занятой Цезарем. Фарвей бегло говорит на латыни, поэтому безопаснее прикинуться римлянином, если переводческая техника выйдет из строя.
— Ты сказала Белу, что мы пришли смотреть тоги, — напомнил Грэм.
Имоджен отобрала мужскую тогу для Фарвея и столу без украшений для Элиот. Под вешалками, выстроившись в ряд, стояла кожаная обувь. Изготовленная не так искусно, как ее собственная — прямо из мастерской, — она все же мало чем отличалась от оригиналов.
Одежда: готово
Обувь: готово
Чувство собственного достоинства: почти
Особенно если удастся уйти отсюда, не сморозив какую-нибудь безнадежную глупость.
Однако Грэм и не спешил уходить. Он снял с крючка яркую пурпурную тогу.
— В такой вещи, должно быть, удобно.
— Чертовски удобно. Весь день ходишь, как в облаке. — Имоджен кивнула на золотое шитье по кайме наряда. — И эффектно. Их надевали полководцы на свои победные шествия.
— Ты так много знаешь. — Грэм обвел взглядом склад: платья эпохи Регентства, неоновые комбинезоны, доспехи и смокинги. — Здесь столько всего нужно знать.
— И это говорит парень с двумя академическими дипломами.
— Никогда не изучал историю. — Улыбался он уже не криво, а открыто и добродушно, во весь рот. — Все, что ты делаешь, удивительно.
Гравитация внутри Имоджен снова устремилась к нулю. Она ухватилась за соседнюю вешалку, чтобы не взлететь — событие невероятное, но вполне возможное из-за этих ямочек на щеках!
— Ну, мне кажется, вести сквозь время корабль, набитый злодеями, — тоже шикарное занятие.
— Там всего лишь числа, — отмахнулся Грэм.
— Всего лишь числа! Ха! Вот по этой причине я и предоставляю тебе следить за обменными курсами на бирже времени. Будь я инженером, мы, скорее всего, застряли бы где-нибудь на полпути между Решеткой и поздним меловым периодом и любовались бы в вистапорт на топчущихся вокруг корабля динозавров.
Улыбка инженера стала шире, приподняв Имоджен еще на несколько сантиметров над полом.
— Так застрять невозможно.
— Еще как возможно. — Девушка улыбнулась в ответ. — Я очень слаба в математике. Быть историком — значит просто заниматься самообразованием. Знать ландшафт, в котором жили динозавры, и одновременно обладать достаточной гибкостью, чтобы взять любой крученый мяч, брошенный тебе прошлым.
— Хотелось бы мне с такой уверенностью выходить из запутанных ситуаций.
В самом деле? Одним из качеств, которые ей правились и Грэме, являлась аккуратность. Во всем, что он делал, присутствовал порядок, предсказуемость, и это качество оценивалось Имоджен только как положительное. Грэм обладал уравновешенностью, стойкостью и сообразительностью. Он всегда сидел на своем месте, в кресле напротив нее, поднимал корабль, отправляясь в путешествие, возвращал их домой. Грэм в совершенстве знал свое дело.
— Твои мозги работают на кликах, а мои на завихрениях, — высказалась Имоджен. — «Инвиктусу» нужно и то, и другое.
— Клики и завихрения. — С губ Имоджен эти слова слетели легко, как облачко пара, но в устах Грэма обрели твердость. — Мне это нравится.
Обмен репликами протекал благополучно. Она не сказала ничего глупого. Неловкость, которой Имоджен страшилась весь день, не заявила о себе вслух. Присутствовало напряжение, но доброкачественное, напоминавшее не о скрежете, но о шепоте губ, почти касающихся кожи, отчего у девушки дрожал каждый волосок.