Иные боги и другие истории (сборник)
Шрифт:
Как ни странно, именно это письмо указало Варду точное местоположение дома Карвена в Провиденсе; ни одна запись, найденная им до сих пор, не говорила об этом с подобной определенностью. Открытие было важным вдвойне, ибо указывало на то, что новый дом Карвена был построен в 1761 году точно на месте старого. Ныне это обветшалое здание все еще стояло в Олни-Корт и было хорошо известно Варду, который много раз проходил мимо него во время своих скитаний по Стемперс-Хилл. Место это было не так уж далеко от его собственного дома, стоящего выше по склону холма. Там проживала негритянская чета, которую время от времени приглашали к Вардам для стирки, уборки и заготовки дров для печей. На юношу произвело огромное впечатление найденное в далеком Салеме неожиданное доказательство значения этого фамильного гнезда для истории его собственной семьи, и он решил сразу же по возвращении тщательно осмотреть дом. Самые таинственные фразы письма, которые Чарльз счел своеобразными символами, в высшей степени заинтриговали его; и легкий
Молодой Вард приехал домой в состоянии приятного возбуждения, а следующую субботу провел в долгом и утомительном осмотре дома на Олни-Корт. Это старое ветхое здание представляло собой довольно скромный двухэтажный особняк в колониальном стиле: простая остроконечная крыша, высокая дымовая труба в самом центре строения, покрытая вычурной резьбой входная дверь с полукруглым наддверным окошком, треугольный фронтон и тонкие колонны в дорическом стиле. Внешне дом почти совсем не изменился со времен постройки, и Вард сразу почувствовал, что наконец-то вплотную соприкоснулся со зловещим объектом своего исследования.
Нынешние обитатели дома, упомянутая негритянская чета, были ему хорошо знакомы. Старый Эйза и его тучная супруга Ханна очень любезно показали ему все внутреннее убранство. Здесь оказалось больше перемен, чем можно было судить по внешнему виду здания, и Вард с сожалением отметил, что большая часть мраморных урн, завитков, украшавших камины, и деревянной резьбы буфетов и стенных шкафов пропала, а множество прекрасных панелей и лепных украшений отбиты, измазаны, покрыты глубоким царапинами или заклеены дешевыми обоями. В общем, зрелище было не столь захватывающим, как ожидал Вард, но по крайней мере он испытал некоторое волнение, стоя в стенах жилища одного из своих предков – дома, служившего приютом такому страшному человеку, как Джозеф Карвен. Мурашки пробежали по его спине, когда он заметил, что со старинного медного дверного молотка тщательно вытравлена монограмма прежнего владельца.
С этого момента и вплоть до окончания учебного года Вард проводил все свободное время, исследуя фотокопию шифрованного манускрипта Хатчинсона и собранную информацию о Карвене. Шифр все еще не поддавался разгадке, но зато из документов Вард извлек много нового, найдя ряд ключей к другим источникам, и наконец решил совершить путешествие в Нью-Лондон и Нью-Йорк, чтобы познакомиться с некоторыми старыми письмами, которые, по его данным, должны были там находиться. Поездка оказалась успешной: он нашел письма Феннера с описанием нападения на ферму в Потаксете, а также послания Найтингейл-Толбота, откуда узнал о портрете, написанном на одной из панелей в библиотеке Карвена. Особенно заинтересовало его упоминание о портрете: он многое бы отдал, чтобы узнать, как выглядел Джозеф Карвен, и принял решение еще раз осмотреть дом на Олни-Корт в надежде найти хоть какой-нибудь след давно умершего человека под слоем облупившейся стародавней краски или полуистлевших обоев.
В начале августа Вард предпринял эти поиски, тщательно осматривая и ощупывая стены каждой комнаты, достаточно просторной для того, чтобы служить библиотекой бывшего владельца дома. Особое внимание он обращал на панели над сохранившимися каминами и пришел в неописуемое волнение, когда примерно через час обнаружил обширное пространство над каминной доской в одной из комнат первого этажа, где поверхность панели, с которой он соскреб несколько слоев краски, была гораздо темнее, чем обычная деревянная облицовка. Еще несколько осторожных движений острым перочинным ножом – и Вард убедился, что нашел большой портрет, написанный масляной краской. Проявив терпение и выдержку подлинного ученого, юноша не рискнул повредить портрет, сцарапывая дальше краску ножом в попытке сразу же посмотреть на обнаруженную картину; вместо этого он стал искать человека, который мог бы оказать ему квалифицированную помощь. Через три дня он вернулся с опытным художником, мистером Уолтером Дуайтом, чья мастерская находилась у подножия Колледж-Хилл, и этот искусный реставратор картин тотчас принялся за работу, применяя свои испытанные методы и соответствующие химические вещества. Старый Эйза и его жена, несколько встревоженные визитами необычных посетителей, были должным образом вознаграждены за причиненные им неудобства.
Работа художника продвигалась, и Чарльз Вард со все возрастающим интересом следил за тем, как на свет после долгого забвения появляются все новые детали портрета. Дуайт начал реставрировать снизу, и, поскольку портрет был в три четверти натуральной величины, лицо появилось лишь спустя некоторое время. Но уже вскоре стало заметно, что на нем изображен худощавый мужчина правильного сложения в темно-синем камзоле, вышитом жилете, коротких штанах из черного атласа и белых шелковых чулках, сидящий в резном кресле на фоне окна, за которым виднелись верфи и корабли. Когда художник расчистил верхнюю часть портрета, Вард увидел аккуратный парик и худощавое, спокойное, ничем не примечательное лицо, которое показалось знакомым как
Вард привел родителей, чтобы те полюбовались на открытую им диковину, и отец тотчас же решил приобрести картину, хотя она и была выполнена на вделанной в стену панели. Бросавшееся в глаза сходство с юношей, несмотря на то что изображенный на портрете человек смотрелся несколько старше, казалось чудом; какая-то странная игра природы создала точного двойника Джозефа Карвена через полтора столетия. Миссис Вард совершенно не походила на своего отдаленного предка, хотя она могла припомнить нескольких родственников, которые имели какие-то черты, общие с ее сыном и давно умершим Карвеном. Она не особенно обрадовалась находке и сказала мужу, что портрет лучше было бы сжечь, чем привозить домой. Она твердила, что в портрете есть что-то отталкивающее, он противен ей и сам по себе, и особенно из-за необычайного сходства с Чарльзом. Однако мистер Вард, практичный и властный бизнесмен, владелец многочисленных ткацких фабрик в Ривер-Пойнте и долине Потаксета, не склонен был прислушиваться к женской болтовне и потакать суевериям. Портрет поразил его сходством с сыном, и он полагал, что юноша заслуживает такого подарка. Не стоит и говорить, что Чарльз горячо поддержал отца в его решении. Через несколько дней мистер Вард, найдя владельца дома и пригласив юриста – маленького человечка с крысиным лицом и гортанным акцентом, – купил весь камин вместе с верхней панелью, на которой была написана картина, за назначенную им самим немалую цену, назвав которую он разом положил конец торгу.
Оставалось лишь снять панель и перевезти ее в дом Вардов, где были сделаны приготовления для окончательной реставрации портрета и установки его в кабинете Чарльза на третьем этаже, над электрическим камином. На Чарльза возложили задачу наблюдать за перевозкой, и 28 августа он привел двух опытных рабочих из отделочной фирмы Крукера в дом на Олни-Корт, где камин и панель были очень осторожно разобраны для погрузки в машину, принадлежащую фирме. После этого в стене остался кусок открытой кирпичной кладки у начала трубы; там молодой Вард заметил углубление величиной около квадратного фута, которое должно было находиться прямо за головой портрета. Заинтересовавшись, что могло означать или содержать это углубление, юноша подошел и заглянул внутрь. Под толстым слоем пыли и сажи он нашел какие-то разрозненные пожелтевшие листы бумаги, толстую тетрадь в грубой обложке и несколько истлевших кусков ткани, в которую, очевидно, были завернуты эти документы. Вард сдул пыль и золу с бумаг, взял тетрадь и увидел надпись на ее обложке, сделанную почерком, который он научился хорошо разбирать еще при работе в Эссекском институте. Тетрадь была озаглавлена «Дневник и заметки Джозефа Карвена, джентльмена из Провиденса, родившегося в Салеме».
Вард пришел в неописуемое волнение и показал тетрадь рабочим, стоявшим возле него. Ныне они клянутся в подлинности найденных бумаг, и доктор Виллет полностью полагается на их слова, доказывая, что юноша в ту пору не был безумным, хотя в его поведении уже были заметны некоторые странности. Все другие бумаги также были написаны почерком Карвена, и одна из них, может быть самая важная, носила многозначительное название: «Тому, Кто Придет Позже: Как Он Сможет Преодолеть Время и Пространство Сфер». Другая была написана шифром – возможно, тем же, что и манускрипт Хатчинсона, который Вард до сих пор не смог разгадать. Третья, к радости молодого исследователя, судя по всему, содержала ключ к шифру; а четвертая и пятая были адресованы соответственно «Эдварду Хатчинсону, эсквайру» и «Джедедии Орну, эсквайру» либо их «Наследнику или Наследникам, а также Лицам, их Представляющим». Шестая, и последняя, называлась: «Джозеф Карвен, Его Жизнеописание и Путешествия; Где Он Побывал, Кого Видел и Что Узнал».
Сейчас мы подходим к тому периоду, с которого, как утверждают психиатры консервативной школы, началось безумие Чарльза Варда. Найдя бумаги своего прапрапрадеда, Чарльз сразу же просмотрел некоторые места и, по всей вероятности, нашел что-то крайне интересное. Но, показывая рабочим заголовки, он старательно прикрывал рукой сам текст и проявлял беспокойство, которое едва ли можно было объяснить исторической и генеалогической ценностью находки. Возвратившись домой, он сообщил эту новость с каким-то рассеянным видом, не скрывая необычайной важности найденных документов, но при всем том явно не горя желанием продемонстрировать их родителям. Он даже не упомянул их названия, сказав только, что нашел кое-какие записи Карвена, большей частью зашифрованные, которые нужно тщательно изучить, чтобы понять, о чем там говорится. Вряд ли он показал бы рабочим даже заголовки, если бы не их откровенное любопытство. Во всяком случае, он не желал проявлять особую скрытность, которая могла бы вызвать подозрения родителей и заставить их специально обсуждать эту тему.