Инженер. Часть 3. Излом
Шрифт:
Ну, вот он – шестой этаж. Выхода на балкон искать не пришлось – никаких стен не сохранилось, и я просто зашагал в нужном мне направлении. Вот и она – издалека казалось, что девушка прилегла отдохнуть, подложив под голову рюкзак. Я подошел вплотную и опустился на колени рядом с телом.
Она была совершенна – идеальное лицо, кожа, удлиненное стройное тело, блестящие черные волосы, собранные в пучок. Казалось, что она жива, что она спит. Никакой бледности, обескровленных покровов – светящееся лицо, неглубокое ровное дыхание.
Чего?! Я торопливо приложил ухо к ее груди – ни хрена не слышу! В ушах, по-прежнему, звенело, но руки почувствовали ровное спокойное движение. Меня захлестнула эйфория сходная с той, которую я испытывал, когда скелле в Саэмдиле 6 прекращала на мгновения пытку. Мне даже показалось, что все последствия паралича смыло волной, слух, зрение, ощущение собственного тела – все вернулось. Внезапно возникло ощущение, что я сижу рядом с пушистым мягким одуванчиком, который касается меня своими кисточками. Приказав себе собраться, я сбросил рюкзак и постарался аккуратно осмотреть девушку. Никакой крови ни под ней, ни рядом не обнаружилось. Я бережно ощупал голову, стараясь не двигать шею или позвоночник – никаких повреждений, ничего необычного. Вновь появилось ощущение одуванчика, который, как мне казалось, стал расти во все стороны. Я замер, пережидая странные глюки, и тут Ана вздохнула и открыла глаза. Ее глаза встретились с моими, какое-то время она молча смотрела на меня, затем резко изменилась. В этот момент я понял, как другие люди распознавали в ней скелле – ее глаза оставаясь живыми и подвижными вдруг потеряли всякую связь с моими, они смотрели куда-то мимо меня, я для них, как будто, перестал существовать. Очнувшаяся скелле резко спросила напряженным хриплым голосом:
6
Саэмдил – пограничный город, находящийся между Облачным краем и долиной Дона. Первый город, куда попал Илья.
– Где они?
– Мертвы.
Взгляд девушки снова вернулся. Она секунду смотрела на меня, затем тихонько произнесла:
– Ты?
Я кивнул, – Как ты себя чувствуешь?
Вместо ответа скелле села и тут-же завалилась на бок. Что-то промычав, выдала: – Блин! Похоже, сотрясение мозга и довольно сильное.
Все мои познания по лечению сотрясений сводились к двум словам – постельный режим. Ана попросила помочь ей избавиться от рюкзака, который по-прежнему висел на ее плече – вторая лямка оказалась оторванной с мясом, и легла на спину. Немного, молча подышав, попросила:
– Найди жемчуг, который я купила на рынке.
Последний обнаружился целый и невредимый в ее рюкзаке. Передавая найденное Ане, я спросил, пытаясь унять мучавшее меня любопытство:
– Как леталось? Что ты сделала?
Прижав коробочку с жемчугом к себе, она закрыла глаза, помолчала, и ответила, по-прежнему не открывая глаз:
– Я, как ты рассказывал, импульс на рюкзак направила и повисла в нем. Дальше – ничего не помню.
– Кроме дурной головы, что-то еще беспокоит?
– Нормально все. Только похоже, что приложилась я серьезно. Жаль, сама себя не могу обследовать! Илья, мне надо жемчуг приготовить – поможешь?
– Что надо сделать? – с готовностью подхватился я.
– Надо маленький кусочек развести – только он в воде не растворяется.
– Спирт?
– Да. Но где ты его возьмешь?
– Ты поваляйся пока здесь, а я найду, где взять.
Я осмотрелся. Место, где лежала девушка, было в глубине дырявой тени крон грандиозных деревьев. Я достал воду из своего рюкзака и поставил рядом с Аной. После чего, не тратя время на разговоры, направился вниз. Сейчас я был настроен очень решительно. Спирт на планете прекрасно знали. Множество разнообразных местных растений служили сырьем для изготовления муки и крахмала. Переселенцы не принесли сюда никаких земных растений, а, может быть, те, просто, не прижились здесь – не важно. Но местная растительность оказалась вполне съедобной не только для домашних животных, но и для людей. Никаких фруктов или овощей эти растения не производили, но сердцевины стволов некоторых из них оказались богаты крахмалом и белком. Весь местный хлеб, если его можно так назвать, производился на основе инопланетной жизни. На вкус он, конечно, отличался от земного и напоминал лепешки из кукурузной муки или еще из чего-то экзотичного, но меня вполне устраивал. Если вы печете хлеб, какого бы происхождения он не был, то вы обречены столкнуться со спиртом. Раствор орешка, обладая похожими на алкоголь свойствами, не оставлял тяжелого нарушения в обмене веществ после своего употребления – похмелья. Поэтому, местные спирт использовали исключительно в технических целях, считая его ядом для человека. Мне нужно было найти лавку, где бы выпекали лепешки – если там и не держали запаса спирта, то, по крайней мере, могли подсказать, где его найти. В крайнем случае, я надеялся, что мне поможет та продавщица с рынка, у которой Ана и купила жемчуг.
Жизнь внизу шла своим чередом. Похоже, здесь никто и не догадывался какие баталии только что шли у них над головой. Люди замечали мой возбужденный вид, но с расспросами никто не лез. Мое состояние нормализовалось, ноги больше не заплетались, не мутило, только оставался слабый звон в ушах на пороге слышимости. Я все-же осмотрел себя: кроме того, что одежда была вся в бетонной серой пыли – ничего необычного. Отряхнувшись, я свернул на улицу, ведущую к рынку, и тут-же почувствовал нужный мне запах.
Пятнадцать минут спустя я уже вновь сидел рядом с Аной, вооруженный здоровенной бутылкой спирта – немного мутного, пованивающего сивухой, но горючего, что мне продемонстрировал лавочник, когда я усомнился в качестве продукта.
– Что это? – вытаращилась девушка на бутыль.
– Это оно! – с непонятным для нее оттенком в голосе, сообщил я.
– Ладно. Самый маленький шарик разрежь ножом на четыре части. Одну разведи в этом «оно» на дне кружки и дай мне потом. Остальное – вылей, чтобы не воняло.
– Вот, блин, женщина. Она даже не знает для чего это, но уже требует вылить. Наверное, это что-то генетическое!
Девушка мой шутливый тон не приняла – видимо ей и правда было нехорошо. Забрав у меня кружку с мутным пованивающим раствором, она, закрыв глаза, замерла, зажав последнюю между колен. Я с изумлением наблюдал за тем, что происходило на дне – сначала раствор, как будто, вскипел, затем успокоился, расслоившись на две части, опять зашипел покрываясь белой коркой, корка растаяла и от остатков на дне пошел густой пар. Еще несколько превращений и на дне образовался желтовато-белый тоненький слой осадка.
– Добавь, пожалуйста, воды, – попросила скелле, я торопливо выполнил ее просьбу.
Ана поболтала кружкой, растворяя неизвестное мне содержимое, и выпила.
– И чего теперь? – спросил я.
– Не знаю. Но, похоже, что наши каникулы закончились. Куда ты там собирался дальше?
– Я не про это. Когда твое лекарство подействует? И насколько? Мне машину сюда пригонять или ты пойдешь наверх? Как ты вообще себя чувствуешь?
– Хватит тараторить, – прервала меня девушка, оставаясь сосредоточенной, – Мы пойдем наверх – мне гораздо лучше. Но твои земные врачи правы – постельный режим был бы очень кстати.
4
По дну длинной извилистой долины бежала сверкающая белой пеной на солнце река. Сама долина была глубокая и узкая – неширокое ложе виляющей по сторонам реки сменялось крутыми заросшими лесом склонами. Как и везде на Мау лес только казался сообществом отдельных растений – хотя, в принципе, так и было, только каждое растение могло занимать несколько гектар, заполняя это пространство своими отростками. Поэтому горные склоны, обрамлявшие ущелье, все время меняли свой цвет. Вот, слева от нас черно-бурый лес с мелькающими в глубине янтарно-желтыми стволами, а справа – серебристый, напоминающий пуховое одеяло. Минута, и вся долина покрыта этим пухом, только высоко по краю левой стены тянется совсем уже черная непрерывная полоса. Еще миг и серебро сменяется тусклой голубоватой серостью чего-то похожего на земные ели.