Инженю, или В тихом омуте
Шрифт:
Вика смотрела на нее как на добрую волшебницу, появившуюся в нужный момент с нужными словами. И вышла, оглядываясь недоверчиво, жутко желая увидеть этот сюрприз и гадая, что это может быть. А когда вошла, в комнате горел ночник, и абсолютно голая Марина лежала на ее кровати, и врывающийся с лоджии запах прохлады смешивался с запахом возбужденного женского тела и духов, кружа по комнате, пропитывая все, подчеркивая тонкость посетившей девичью спальню сексуальности.
— Тебе нравится мой сюрприз? — спросила хрипло. — Почему ты молчишь?
Вика
— Ты ведь меня хочешь, правда, милая? Не ври, я знаю! — Она пьяно погрозила Вике пальцем. — И я приготовила тебе подарок — он тебе нравится? Ну давай же, милая, раздевайся и иди ко мне — я так тебя ждала…
Без спиртного было бы хуже — а так Вику не пришлось убеждать. И через минуту она уже лежала рядом, робко гладя и стараясь поцеловать в губы — Марина это ненавидела всегда, потому что помада размазывалась, да и не понимала, в чем суть хватания губами.
Возможно, ей следовало проявить активность, потому что было ощущение, что Вика вот-вот умрет от страха, — но интуиция подсказывала обратное. И она изобразила покорность и безволие, подталкивая к действию, принимая те позы, делая те жесты, произнося те слова, которые были необходимы в тот момент. И та возбудилась. И терлась, и сжимала, и лизала, и действовала пальцами как членом. И так разошлась под Маринины стоны и просьбы делать это еще и еще, что, наверное, всю ночь могла этим заниматься — все распаляясь и распаляясь от невозможности получить удовлетворение.
Марина ей подыграла тогда — тонко и умело прикинувшись совершенно пассивной, видя, как нравится Вике активная роль, начала робко просить разрешения сделать ей приятно. И усадила ее себе на лицо, и умелым языком и пальцами быстро довела до мощного оргазма.
— О, ты такая страстная, милая! — прошептала, когда они, успокоившись, лежали рядом и на лице Вики была смесь из сказочного восторга и пришедшего с отрезвлением испуга. — Ты такая беспощадная, такая настойчивая! Ни один мужчина не делал мне приятней, чем ты…
— …скажи мне правду — это не опасно? — Викин вопрос вырвал из воспоминаний, возвращая в реальность. В которой Вика не лежала рядом, благоговейно и одновременно испуганно косясь на нее, ожидая со страхом сурового приговора, — а сидела на краю кровати, глядя на нее внимательно и заботливо. Как на несмышленого ребенка, натворившего что-то, что может иметь далеко идущие последствия. — Ведь ты сказала по телевизору, что видела какого-то мужчину. А вдруг он… Ты же знаешь, что такое милиция — он ведь может у них достать твои данные, купить, надавить, если он влиятельный. Это точно не опасно? И вообще, ты извини, что я лезу — просто я тебя люблю и поэтому боюсь. Зачем тебе все это — почему ты просто не ушла или не промолчала?
Она улыбнулась, дотрагиваясь до Викиной руки, изображая всем видом бездумье, полную невозможность собраться и размышлять о чем-то серьезном, по крайней мере сейчас.
— Ну какая ты скучная… —
— Я выключила. — Голос стал настойчивым.
— Ну тогда лучше иди ко мне…
— Марина, я серьезно! — В голосе Вики появились материнские нотки — а может, даже мужчины, этакого заботливого любящего мужа, чьи чувства нередко становятся чересчур обременительными. — Ты сделала очень опасный шаг…
Ей не стоило объяснять Вике, что она скорее всего и вправду не подумала, когда почему-то решила, что должна остаться. Просто не просчитала — потому что она не умеет просчитывать. Это и вправду было ужасно, то, что произошло, — и она и вправду видела такое впервые. И это было неправильно, так не должно было быть — в этом была одна из причин того, что она осталась. И еще реклама — ей всегда хотелось по-настоящему привлечь к себе внимание, покрасоваться на телеэкране и в прессе. Вот это, может, Вика поняла бы — хотя вряд ли, ей такое было чуждо.
А вот говорить, что ей понравился тот, кто сидел за рулем, и она видела, что и она ему нравится, и ждала, что он позовет ее куда-нибудь, — это было лишним. Равно как и только что появившееся, чуть не выпаленное впопыхах оправдание — что она осталась, потому что решила, что таким образом может заработать денег. Потому что тот, кого она увидела, может ей заплатить, чтобы она молчала, почему нет?
В общем, она просто пожала плечами. Напоминая, что глупа и наивна — Бог не мог, помимо лица и тела, дать ей еще и ум. Это было бы несправедливо по отношению к той же Вике например. И потому ее надо воспринимать такой, какая она есть, — и не требовать от нее невозможного. Умных ходов, расчетливости, трезвой оценки собственных поступков и так далее.
— Знаешь, если это опасно… — Вика, кажется, и вправду испугалась — не надо было давать ей оставаться одной на кухне и предоставлять таким образом время для раздумий. — Знаешь, я завтра поговорю с нашим начальником службы безопасности — может, он что-то посоветует. В крайнем случае… Я знаю, что у тебя есть своя квартира — но ведь ты можешь пока пожить у меня. А я что-нибудь придумаю.
Надо было что-то делать — Вика испугалась сама и начала пугать ее, а ей не хотелось думать о последствиях, это было лишнее.
— А что там у нас на обед?
— Конечно, то, что ты любишь. — Вика качнула головой, смягчаясь, умиляясь хорошо известной ей Марининой способности переключаться с важных, на Викин взгляд, вещей на мелочи. — Филе цыпленка с овощами в белом соусе — и розовое вино, испанское… Ой, я сейчас!
Вика вылетела на кухню, видимо, что-то забыв. Филе цыпленка в белом соусе — это звучало восхитительно. Особенно в сочетании с розовым испанским вином. Вот она сама никогда не умела готовить — она была предназначена для другого. А Вика стопроцентно была предназначена для семьи — хорошо зарабатывающая, хозяйственная, заботливая.