Инженю, или В тихом омуте
Шрифт:
— Иногда так хочется просто прогуляться. — Она смотрела ему в глаза и улыбалась, словно ей было очень приятно с ним разговаривать. — Знаете, иногда хочется забыть обо всем, обо всех мелочах, проблемах и просто прогуляться. У вас такого не бывает?
— Я понимаю. — Он закивал, соглашаясь, может, решив, что с ней именно так надо разговаривать, как с душевнобольной. То есть не спорить, со всем соглашаться и с надеждой ждать, не ответит ли она на поставленный вопрос, задавая его снова и снова. — То есть — просто гуляли?
— Просто гуляла. — Она кивнула ему радостно, словно благодаря за то, что он понял наконец,
— А вот если вспомнить весь вчерашний день — можете вспомнить? Давайте восстановим его полностью, с самого утра — хорошо?
— Ну конечно! — Она расцвела, но тут же погрустнела, морща лоб. Она нечасто это делала — все-таки существовала опасность, что образуются морщины, — но это смотрелось очень выигрышно. Бессмысленная наивная девица пытается что-то вспомнить — открыто показывая, с каким трудом ей дается мыслительный процесс. — Я проснулась, кажется, в десять. Да, точно — даже раньше. Я обычно поздно встаю, а тут так душно было — я проснулась от духоты. Представляете, лежу вся мокрая — какой тут сон. И это при том, что я сплю голая — а если бы… Вот ваша жена — она в ночной рубашке спит или без?
— Конечно. — Вопрос застал его врасплох, но он ответил на него автоматически, даже не поняв толком, о чем речь. — Да, в рубашке.
Она так и чувствовала, что у него есть жена — такие, как он, женятся лет в восемнадцать, и обязательно на одноклассницах, и рано заводят детей. На таких чистеньких и скромненьких одноклассницах, отличницах с косичками и в белых блузочках — таких трогательных в своей чистоте. Тьфу!
— Бедная — жарко ей, наверное. Представляете, если я сплю голая и мне жарко, то каково ей? А у вас есть дети, Андрей?
— Сынишка — полгодика уже. — Ей показалось, что он сейчас начнет показывать ей фотографии, но он спохватился, вспомнив, зачем она здесь. — Значит, вы встали в десять или даже в полдесятого. А дальше?
— Принимала душ — ужасно люблю воду. Я еще маленькая была, меня из ванной невозможно было вытащить — а уж потом… Знаете, мама даже заставляла меня оставлять открытой дверь — думала, что я там… Ну понимаете? Ну самоудовлетворением занимаюсь…
Мыльников покраснел. Может, он сам рукоблудил в детстве в ванной и был застигнут родителями — а может, представил ее без одежды. Лучше бы, конечно, последнее — и она уже решила развить тему, но он посмотрел на часы и решительно кашлянул.
— Давайте продолжим — вы в каком часу вышли из дома?
— Так я вам и рассказываю, Андрей, — или я опять отвлеклась на глупости? — На лице появилось беспомощное выражение. — Простите — я понимаю, со мной трудно. С женщинами вообще трудно. Мужчины такие практичные, такие расчетливые — а женщины…
Он промолчал, мерзавец. Мог бы сказать, что она не такая, как все женщины, но оказался недостаточно тонок.
— Вот. Я постояла полчаса под душем, потом пила кофе — знаете, «Айриш крим», ароматизированный, очень вкусный. А потом красилась и собиралась — еще часа два, наверное. У меня столько времени уходит на то, чтобы привести себя в порядок. Ваша жена долго красится?
На этот вопрос он даже не попытался ответить — наверное, его жена вообще не красилась, предпочитая естественность.
— Если честно — приходится прилагать столько усилий, чтобы хорошо выглядеть. Мужчинам в этом плане
Он молчал, и она снова изобразила раздумья.
— Наверное, я вышла в час. Я на Покровке живу — недалеко. А вы сами где живете?
— Так как вы оказались в этом районе, Марина?
— Ну… Я хотела пойти по магазинам, уже не помню по каким — я такая бестолковая, у меня такая плохая память. Представляете, с утра думаю о чем-то — что сделать, куда поехать, — а уже через час забываю. В общем, я села на трамвай, хотела доехать до Новокузнецкой, что-то мне там было надо, не помню, — а вылезла на остановку раньше, со мной такое бывает. И пошла пешком по набережной — к Садовому кольцу. А там свернула во дворы. А там…
— То есть у вас не было конкретной цели?
Она немного обиделась — она, в конце концов, вошла в его положение, поняла, что ему надо что-то показать начальству, начала рассказывать что-то по делу, чтобы он записал. А он так ничего и не записывал. Да еще и начал цепляться.
— Разве я похожа на человека, у которого могут быть конкретные цели? — поинтересовалась сдержанно. — Я просто живу, понимаете — гуляю, хожу по магазинам, получаю удовольствие. И все…
Он, видимо, услышал перемену в тоне — тут же попятившись назад.
— Нет-нет, я понимаю, конечно. Но мне… нам… Нам ведь факты нужны. Давайте так — в каком часу вы оказались в том переулке?
— Я не знаю. — В глазах была подкупающая честность. — У меня нет часов. Я тут видела одни — «Радо», Швейцария, жутко красивые. Но столько стоят, что просто ужас…
Он уже не смотрел на нее — он тупо глядел на лежащий перед ним чистый лист. Словно впал в кому. И надо было его оттуда вытаскивать.
— Минут за пятнадцать до того, как это случилось, — или за двадцать. Я медленно шла, смотрела по сторонам — а там пусто, даже машин нет, только этот джип. Я его увидела издалека — такой блестящий, красивый. А потом я его увидела — он был такой молодой, такой приятный — что называется, привлекательный мужчина. Конечно, я не могла не обратить на него внимания. И он сам на меня смотрел — ну так нескромно. Понимаете?
— Вы видели, что он был в машине не один?
— Я не знаю. — Это был сложный вопрос, и ответа на него следовало избегать, чтобы милиция не подумала о ней что-нибудь совсем не то. — Я видела водителя — точно. Рубашку видела черную, браслет золотой, цепочку даже. Он повернулся ко мне, понимаете — а за ним я ничего не видела. А потом хлопнула дверь, я обернулась, я думала, что это он — ну, он так на меня смотрел. Я подумала, что вдруг он вылез и сейчас пойдет за мной, — и увидела мужчину, другого, уже у арки. А потом…
Он снова что-то записывал, а потом поднял на нее глаза — серьезные, пытающиеся что-то понять, пытающиеся увидеть в ней свидетеля, а не эффектную женщину.
— Вы сказали телевидению, что тот мужчина, которого вы видели у арки, — это был не водитель, верно? То есть вы обернулись и увидели этого мужчину и водителя тоже — я правильно вас понял? Но вы не можете утверждать, что они как-то связаны — они не переговаривались, не смотрели друг на друга?
— Андрей, какой вы странный! Я же вам говорила, что они оба смотрели на меня — как же они могли смотреть друг на друга? Вот скажите, если бы вы там были — вы бы на кого смотрели, на меня или на мужчину?