Инженю, или В тихом омуте
Шрифт:
И у него в голосе сразу нотки появились знакомые. Она у него уже слышала такие, когда он при ней разговаривал с кем-то из своего кабинета — он почти всем звонившим радовался, но буквально через пару минут заявлял, что жутко занят, столько работы, кошмар, и очень был бы рад встретиться и пообщаться, но вот сейчас разговаривать никак не может. И это при том, что он все равно ничего не делал — и никуда не убегал.
Она поняла, услышав его голос, что ни разу в жизни не использовала мужчину. Вообще никогда. Стольким отдавалась просто так — или благодаря телом за проявленное желание и приятные слова, или испытывая симпатию, или просто из интереса, — но никогда из корысти. А вот сейчас готова была изменить своим привычкам — потому что
Она не стала объяснять ему все по телефону — просто сказала, что хотела бы с ним встретиться. И вообще, и заодно поговорить. И что она готова подъехать прямо сейчас — разговор не слишком долгий, а потом он мог бы куда-нибудь ее пригласить…
Естественно, оказалось, что он ужасно занят — был час дня, и он был трезв, и планы на вечер у него, видимо, отсутствовали, равно как и желание, рано для этого еще было. И они договорились на следующий день — то есть на сегодня. И поэтому когда она вчера вечером разговаривала с Викой, то сказала ей, что завтра, сегодня уже в смысле, может, и не позвонит, может, поедет к родителям и останется у них ночевать. Потому что она предвидела, чем это закончится.
Он, правда, достаточно скептически отнесся к тому, что у нее есть сенсационный материал для его газеты — в которой он был теперь заместителем главного редактора. Но тем не менее отвел ее к корреспонденту, ведущему криминальную рубрику. И тот, выслушав ее, загорелся. Причем настолько, что она не сомневалась уже, что статья выйдет. И не просто статья — суперстатья. С ее фотографией вдобавок — даже с двумя…
— Ну, Зидан! Ну, бля, красавец! — Она вздрогнула от дикого вопля, тут же уставившись в телевизор, который как раз повторял в замедленной съемке, как какой-то мужик забивает мяч в ворота. — Нет, ты видела, а? Ты видела? А чего не пьешь-то, Марин? Давай неси себе и мне. Двадцать минут осталось — надо досмотреть…
Она кивнула, выходя и быстро возвращаясь с бутылками и конфетами. Терпеливо подождала, пока он откроет шампанское, — слава Богу, что была рекламная пауза, — и чокнулась с ним, делая глоток. Возвращаясь в тот недавний разговор.
— «…Он сидел за рулем роскошного сверкающего „мерседеса“ и жмурился от яркого солнца, весело улыбаясь и махая рукой красивой девушке. Не зная, что улыбаться ему осталось совсем недолго — а девушка будет последней, которую он увидит в своей жизни…» Как вам такой вход? По-моему, супер.
— О, конечно, — у вас так это получается! — воскликнула восхищенно. — Но… Вы знаете — там вообще была тень в переулке, он стоял в тени…
— Да бросьте, Марина, — это ж мелочи! — Он был, кажется, так доволен, что она оценила его писательский талант, что на ненужное буквоедство не обратил никакого внимания. В принципе ему, кажется, даже не нужно было ее подтверждение — кажется, он не сомневался в собственной гениальности. А глядя на нее, видел только статью в газете, пусть еще не написанную и не опубликованную, — и любовался ею. «Ай да Пушкин, ай да сукин сын» — в таком вот духе. Правда, он был не Пушкин, Кочкин была его фамилия, но ей было все равно — да и Пушкин ей в любом случае не нравился. — Нам же что надо — чтобы вкусный материал получился. Молодая красивая девушка идет по улице, ей машет из дорогой машины приятный молодой человек, улыбается, кричит — он же вам кричал что-то, я правильно понял?
— Да, кажется, да… Мне показалось… — Она наморщила лоб, всем видом изображая, что силится вспомнить. — Мне показалось, он хотел, чтобы я остановилась. В смысле задержалась. То есть он крикнул что-то вроде «подожди».
— Ну и класс — то, что надо. В принципе все, что угодно, можно написать — хоть что он вам в любви объяснялся. Ему же все равно — а вам главное, чтобы статья внимание привлекла. Ну и мне тоже. Я как-то материал один написал — вся Москва читала взахлеб, почище детектива вышло. Мне интервью у шерифа из Штатов надо было взять — приезжал он сюда зачем-то, по правоохранительной линии, — а там
— Да нет, вы не волнуйтесь — не будем мы вам ничего придумывать. Ну, может, приукрасим чуть-чуть — так, для пользы дела. Ну давайте вкратце. Он был занят, он сидел в машине с другим человеком, не догадываясь, что это убийца, — а смотрел на вас. И убийца воспользовался этим и оставил там что-то в машине и быстро попрощался и ушел. Реально? Реально. Я ведь там выяснял по своим каналам на следующий день после взрыва — у меня связи везде есть, — так вроде они нашли там следы взрывного устройства, хотя сами не знают какого. Может, действительно тот, кто с ним сидел, в салоне оставил — как думаете? Да даже если заранее мину подложили — раз человек за несколько минут до взрыва ушел, значит, знал, что взрыв будет, значит, причастен…
Она пожала плечами, не сводя с него восхищенных глаз — показывая, что поражена его связями и талантом и обширностью знаний. И способностью дедуктивно мыслить тоже.
— Что ж, это будет супер. А если еще вашу фотографию дать… Представляете — просто фантастика! У вас нет, случайно, с собой фотографии?
У нее случайно была — совершенно случайно и в большом количестве. И он копался долго, даже сбегал в отдел иллюстраций и в итоге отобрал две, обе очень удачные. Хотя, впрочем, у нее все они были удачные, она сразу выбрасывала фотографии, если хоть что-то не нравилось, — но прежде, чем сюда идти, выбрала лучшие из лучших. На одной она была в темных очках, на другой без. На той, что без очков, она сидела в кресле в Викиной квартире — там лицо было крупным планом, а из тела только грудь, прикрытая полотенцем, она как раз из душа вышла, когда Вика попросила разрешения ее снять. А вот на той, что в очках, она была в полный рост — как раз в том наряде, в котором была в тот день в переулке. Тоже Вика ее снимала, месяц назад — они поехали на выходные к ней на дачу, и там она ее и сняла на фоне дома.
— Значит, даем один снимок крупным планом, второй поменьше, в середине где-нибудь. Снимок, а сбоку вход, вывороткой — ну когда белым по черному. Все как я сказал, чтобы красиво и броско, чтобы читатель глаз не оторвал. Я думаю, статью можно будет на полполосы дать — представляете объем? И что-нибудь там такое закрутить — насчет милиции. Они же вам, получается, предлагали дело замять — ну чтобы вы от показаний отказались? Вот и устроим им веселую жизнь. Я им еще позвоню попозже, уточню фамилии и про вас спрошу — и такое устроим!
Лицо его, некрасивое, изуродованное вдобавок немодно длинными волосами, прямо-таки преобразилось, лучась творческим порывом.
— Точно, так и сделаем. Вы представьте — красивое повествование о том, как вы идете, и его видите, и он на вас смотрит, а вы на него, и он вам машет и кричит и хочет побыстрее избавиться от того, кто сидит с ним в машине, чтобы вас догнать и куда-то пригласить. Я материал разобью на несколько кусков, шрифтами поиграю — а между ними информация о Никите и о том, как милиция хочет спустить дело на тормозах, чтобы не связываться с заказухой, и напрягает свидетеля, убеждает, чтобы он заявил, что ничего не видел. И про вас — что вы так потрясены были взрывом, что не испугались дать показания, хотя вас и прогоняли менты, и телевидению дали интервью. Да, а вы, кстати, не боитесь? Ведь тот второй — он вас видел. И по телевидению видел, если смотрел, — и у нас увидит. Знаете, мы вас лучше в темных очках дадим — одну, но покрупнее. Так эффектнее, когда в очках, тайна какая-то есть. Но вообще — не боитесь?