Инженю, или В тихом омуте

Ланская Ольга

Она не понимала, что это, — такого с ней раньше не случалось. И огляделась недоуменно, не видя никого и ничего, кроме странных дырок в стене слева от себя. Которых, кажется, там только что не было.

Когда через полчаса раздался звонок в дверь, она уже стояла в коридоре, готовая уходить. Она ждала этого звонка и потому распахнула дверь, не спрашивая, кто там. Немного удивившись, когда вместо ожидавшейся Вики увидела двоих в милицейской форме. И продолжая удивляться и сейчас, четыре часа спустя. Только уже не виду милиционеров — а своей собственной глупости…

— Да хватит, Марина Евгеньевна! — Хамелеон был раздражен и не считал нужным это скрывать. — Да вы мне хоть два дня еще рассказывайте всю свою историю от начала до конца —

не поверю я вам. И что вас убить хотели — тоже не поверю! Хотели бы убить — убили бы! Не издалека стреляли бы, а в упор, когда вы к дому шли. Или в машину посадили и вывезли бы куда-нибудь. Или в подъезде подождали бы. А это — детский сад это, понятно вам?! Вон заступник ваш на место выезжал — со скольких метров стреляли, а, Мыльников? С пятнадцати примерно — ну хорошо, с семнадцати, с двадцати даже. Да чтоб с такого расстояния и не попасть — это кем быть надо, а?!

Она промолчала. Она столько уже всего сказала за последние четыре часа, что у нее просто не было сил. Даже играть не было сил — да вообще ни на что не было.

— Ну так они попугать хотели, может? — робко вставил Мыльников. — Они ж не первый раз уже пугают-то. Им же главное, чтобы свидетель показания изменил — а там…

— А тебя, лейтенант, не спрашивал никто! — рявкнул хамелеон, заставляя Мыльникова съежиться. — Ты записывай знай. Сказки все это — насчет пугать. То ей по телефону угрожают, то машину взрывают — ну так попугали, и хватит. Так нет — потом в квартиру врываются, угрожают, связывают и почему-то и пальцем не трогают.

А тут еще и стреляют мимо. Если б там на самом деле был кто, в машине Никитенко, — то это только серьезный человек мог быть. А серьезные люди так не делают. Они и предупреждать не будут — ну раз максимум. А вокруг свидетельницы твоей прям театр целый. Да мешала б она кому — не было бы уже свидетеля, понял, лейтенант?!

Мыльников молча закивал — часто и мелко, словно у него затряслась голова в нервном припадке.

— Короче, так, Марина Евгеньевна, — повернулся к ней хамелеон. — Вот что хотите говорите — а не верю я вам. И в то, что вы добровольно в свидетели пошли, — тоже не верю. Но это ладно — это мы потом еще обсудим. У нас к вам другие вопросы есть — куда поинтереснее. Не то звоним вам — а вас нет, а Мыльников вон заверяет, что уехали вы с перепугу. А тут вон как удачно все вышло. Кто стрелял-то, говорите? А, не знаете? Ну и ладненько. Вы потом стрелку своему спасибо от меня передайте — не то бы так и не встретились с вами. Я ж так понимаю, вы отъезжать собирались — вещички вон даже собрали. Если б не стрелок ваш, исчезли бы вы, Марина Евгеньевна, — а теперь вот беседуете тут с нами. Спасибо уж ему передайте, не забудьте — лично от меня…

Спасибо надо было говорить Вике — именно она, как выяснилось позже, вызвала милицию. Совершенно случайно выяснилось, когда Вика прилетела в отделение — и ворвалась в ту комнату, где Марина в десятый раз рассказывала то немногое, что могла рассказать о том, что произошло у подъезда, — и ждала, что ее вот-вот отпустят, у них ведь не было резона ее задерживать.

Ей даже не нужна была дальнейшая шумиха и суета, и она вовсе не собиралась звонить в газету и на телевидение — она уже приняла решение выйти из игры. И потому разыграла целый спектакль, уверяя их, что это случайность, что это точно стреляли не в нее и вообще, может быть, это была глупая шутка, может быть, какие-то трудные подростки так развлекались. И тут ворвалась Вика — бледная, перепуганная, с вытаращенными глазами.

Она никогда не видела Вику в недомашней обстановке — бар или ресторан не в счет, разумеется, — и вяло изумилась ее энергичности и напору. Потому что та с порога начала обвинительную речь в адрес милиции, которая не в состоянии защитить от преступников свидетеля страшного преступления. Причем добровольного свидетеля, по наивности поверившего в профессионализм правоохранительных органов и не сомневающегося, что его помощь оценят.

И

на этом спектакль закончился. Потому что Вику чуть ли не силой вывели — а ей пришлось рассказывать всю историю. А потом ехать с ними в районное управление в тесных «Жигулях», за которыми следовал белый Викин «опель», в багажнике которого покоилась отданная Вике сумка с вещами. И снова все рассказывать — сначала какому-то дежурному, потом Мыльникову. А последние минут пятьдесят — хамелеону. Приехавшему в сопровождении какого-то мрачного мужика, пока не проронившего ни слова. Судя по всему, какого-то начальника — Мыльников только сказал ей перед тем, как они появились, что он из главка. И вот уже почти час хамелеон задавал ей вопросы, а она отвечала. Самые разные вопросы — большинство из которых он уже задавал. Как она оказалась в том месте, где взорвалась машина, почему она не ушла, с какой стороны она вошла в переулок, и все в таком роде.

Так что спасибо надо было сказать Вике. Потому что именно она вызвала милицию — жутко перепугавшись, когда Марина позвонила ей и сказала, что в нее стреляли, и попросила срочно приехать. И ведь добавила, что все уже нормально, что те уехали, что всё в порядке, — просто ей не хочется разгуливать по улицам в поисках такси, так что будет лучше, если Вика ее заберет. Но та, видно, впала в шоковое состояние — и первым делом набрала 02, а потом начала собираться. Но она, Марина, ее ни в чем не обвиняла. Она сама была виновата — забыв, что делать надо все самой. И именно из-за своей глупости она сейчас сидела здесь, вместо того чтобы отдыхать в Викиной квартире.

— Ладно, Марина Евгеньевна, давайте закончим с этим. — Хамелеон успокоился, принял нормальную окраску, но она еще не поняла, что для нее это дурной знак. — Пока закончим. А теперь вот что хотелось спросить у вас — чисто из любопытства. Тут ребята из отделения нам сообщили, что вы при них сумочку открывали — а там пачка долларов толстенная. Сколько там — не подскажете? Ну нет так нет, сами попозже узнаем. Так я вот что спросить хотел. Вы нам говорили, что не работаете нигде — так откуда деньги у вас такие? Про бабушку с наследством не надо — это проверить легко. Про то, что на улице нашли, — тоже. Так вот мне и любопытно — квартиру снимаете в центре, на «восьмерке» ездили, одеты, вижу, модно, а сами при этом не работаете. Странно, правда?

Позже, когда было время все проанализировать, она сказала себе, что вела себя как дура. Потому что слишком неожиданно все произошло — и стрельба эта, и появление милиции, и встреча с хамелеоном. Потому что больше всего хотела, чтобы ее отпустили поскорее — сначала к Вике, на несколько дней тишины и покоя, а потом в самолет. И поэтому ей даже в голову не пришло возмутиться, заявить, что это не его дело, — или нагло сказать, что поражена его способностью угадывать, поскольку и в самом деле нашла деньги на улице. Но ей слишком сильно хотелось расстаться с ними миром — и чем скорее, тем лучше.

— О, это интимный вопрос, — произнесла неуверенно, усилием воли заставляя себя улыбнуться. — У меня был очень хороший знакомый — если хотите, очень близкий знакомый. Если хотите — любовник, очень богатый. И… В наше время девушке так тяжело одной…

— А фамилию не уточните? — В голосе хамелеона не было язвительности или издевки, он так заинтересованно спрашивал. — Дело, конечно, интимное — но если уж такой близкий знакомый, что ж не сказать-то?

— О-о-о, это непросто, — протянула растерянно, продолжая улыбаться, делая улыбку все менее вымученной. Она потом уже подумала, что надо было заявить, что не обязана отвечать на такие вопросы. А тогда, желая наладить с ним нормальные отношения, решила ответить — и заодно объяснить этим ответом еще кое-что, что не давало хамелеону покоя. — Я не спрашивала у него фамилию, вы же понимаете? Мы просто встречались какое-то время. У меня был только его мобильный, я не помню. И… вы меня спрашивали, почему я не ушла с места взрыва, почему стала свидетелем…