Инженю, или В тихом омуте

Ланская Ольга

Хамелеон был само внимание — всем видом показывая, с каким интересом слушает.

— Дело в том, что его убили — того человека. Я не знаю как — мне потом его водитель позвонил, сказал, что его убили, и все. Представляете — я его ждала, мы должны были пойти в ресторан, он сказал, что хочет поговорить. Что думает из-за меня развестись с женой, и… И я целый день приводила себя в порядок, так волновалась, так хотела ему понравиться сильнее, чем обычно, — а он не позвонил, и на следующий день тоже. И через неделю. А я даже из дома не выходила, так и сидела у телефона. Я так нервничала, боялась, что он решил со мной расстаться, — а

ведь я его не просила разводиться, мне с ним просто было хорошо. И звонить я ему тоже боялась — боялась, что услышу холодный голос, чужой, и что он этим голосом скажет, чтобы я не звонила больше. А потом… потом звонок от водителя. И я переживала очень — и поэтому…

— А фирму, где работал этот ваш знакомый, не помните, случайно? А номер машины? А телефон водителя? Тоже нет? И адрес, конечно, тоже? Печально, печально…

Она не услышала в голосе подвоха — она была под впечатлением придуманной только что истории. Которая, кажется, подействовала и на них — по крайней мере Мыльников, на которого она взглянула невидяще, смотрел на нее с пониманием и состраданием.

— Грустно все это, Марина Евгеньевна, — подтвердил хамелеон. — Грустно. Человек ушел, можно сказать, а вы даже фамилии его не узнали. Кстати, хотите я вам фамилию угадаю? Хотите? Слышал о похожей ситуации — ну очень похоже…

Она посмотрела на него спокойно — веря, что все рассказанное прозвучало достаточно реально. И кивнула.

— Ни-ки-тен-ко — угадал? Никитенко Александр Васильевич. — Хамелеон расцвел, улыбаясь ей, все время оглядываясь на того, кто сидел молча сбоку от нее — даже скорее за ее спиной, ей надо было поворачиваться, чтобы его увидеть, — словно для него играл тут. — А долго вы с ним встречались? Да я любопытствую просто — а вы не скромничайте и нас не стесняйтесь. Мы ж понимаем — молодая девушка, красивая, а тут такой парень видный. Вы, может, и не знали, кто он такой, — точно? А когда узнали, поздно уже, любовь вроде началась. Да и что такого, что бандит, — газеты почитать, так кругом одни бандиты. Зато при деньгах парень, иномарка, все при нем — точно? Да не скромничайте — мы поймем. Да и не привлекают за такое… Любовь же — какой с вас спрос?

— Нет-нет, вы не поняли — я говорила о своем знакомом, а не о том. — Она демонстрировала удивление, уже понимая, что этой историей сделала себе только хуже. — А того — я его видела в первый раз, я даже не знала…

— Да ну? — Хамелеон тоже удивлялся, хотя его игра была менее профессиональной. — А ведь так газетам расписывали красиво — как он вам понравился, какой он весь из себя, как на вас смотрел. Сильная любовь-то у вас была, а, Марина Евгеньевна? Неужели он из-за вас с женой собирался развестись?

— О, вы хотите меня запутать? — Она игриво погрозила хамелеону пальцем. Смена роли была резкой, но это хотя бы была ее роль, и в ней она уверенно себя ощущала, насколько это возможно было сейчас, — а вот в роли несчастной влюбленной, тихой и подавленной, она явно оказалась неубедительна. — Мне в газете так и сказали — что вы меня будет запутывать и все мои ошибки против меня использовать. Зачем вы так? Вы ведь знаете, что хорошенькой девушке совсем необязательно быть умной, — и этим пользуетесь…

Она увидела, как дернулась в ее сторону голова отвернувшегося было Мыльникова — может, вспомнившего, как она вела себя с ним позавчера ночью, а может, задумавшегося, не обманывала ли она его, не использовала ли злонамеренно?

Что ж, если это было так, то на него рассчитывать больше не стоило, — но с другой стороны, в этой ситуации он и так, кажется, не собирался приходить к ней на помощь. Зато она поняла, что его присутствие мешало ей играть — а теперь она была свободна и могла вести себя так, как вела всегда.

Она посмотрела на Мыльникова, сидящего в углу со склоненной головой, уставившегося в листок бумаги. Тихого, бессловесного, так робко попробовавшего заступиться за нее Мыльникова — возможно, жалеющего сейчас о том, что произошло между ними. Что ж, может быть, ему было бы приятно узнать, что она ни о чем не жалеет. Тем более что его участие в этом произошедшем было сведено к нулю — все сделало ее воображение. И безликий, не его вовсе член — принадлежащий кому-то совсем другому, кому-то абстрактному.

— Да бросьте, Марина Евгеньевна, — пожурил хамелеон. — Ну хватит, что вы все скромничаете? Знаем мы уже, что Никитенко любовник был ваш — чего бы вам иначе на кладбище у него делать и на поминках? Оперативная запись у нас имеется — и вы там тоже есть на пленочке, и у могилы, и в ресторане. Куча бандюков — и вы с ними. Ну так что?

— О, меня заставили! — прошептала с притворным испугом — чересчур притворным, потому что она не ждала таких слов. — Я боялась рассказывать — они меня схватили, и повезли туда, и хотели, чтобы я кого-то узнала. Они были такие страшные, пугали меня, и я боялась. И все время им говорила, что не помню того человека, и они меня отпустили наконец — но мне столько пришлось пережить, это было так…

Хамелеон отвернулся от нее пренебрежительно, словно говоря, что ему надоела эта чушь. Он выразительно смотрел в сторону того, молчаливого, и она, все не решавшаяся это сделать, повернулась к нему в первый раз. К седоватому, лет сорока примерно мужчине в плохоньком костюмчике и со скучным помятым лицом — который на ее глазах молча кивнул хамелеону.

— Может, хватит сказки нам тут рассказывать, а, госпожа Польских? — рявкнул тот, розовея, тут же становясь кирпично-красным, все густея цветом. Впервые за этот час по-настоящему оправдывая данное ею прозвище. — Хотите, я вам расскажу, как было все? Знакомы вы были с Никитенко, Марина Евгеньевна, и не первый день знакомы — вот поэтому вы там и оказались, у машины его. И знаете, что случилось там на самом деле. И знаете того, кто мину подложил. Может, даже ему и помогали, отвлекали дружка вашего — не за бесплатно, конечно, а вот за то, что в сумочке у вас. Или это аванс — а остальное потом?

Она похвалила себя в который раз за то, что месяца четыре назад согласилась на Викино предложение абонировать сейф в ее банке. Точнее, вынудила Вику сделать ей такое предложение. Пожаловалась, что съемная квартира, в которой жила тогда, ужасно ненадежная, двери металлической нет, а кого-то обокрали недавно на лестничной площадке, влезли посреди бела дня. А у нее хотя нет ничего особо ценного, но все же деньги кое-какие имеются, оставшиеся от заработанного в турагентстве, и два маминых кольца, и серьги, и цепочка, и золотые часы, которые она не носит, потому что старомодные, но и отдать обратно неудобно, и еще что-то по мелочи. И Вика сначала отреагировала так, как должна была — то есть предложила переехать к ней, у нее ведь надежно, — а потом сказала, что, может, имеет смысл арендовать сейф, это легко и проблем никаких.