Иоахим Ферзенгельд. Перикалипсис

Иоахим Ферзенгельд — это немец, написавший свой «Перекалипсис» на голландском, которого он фактически не знает (что сам признает во вступлении), и издавший его во Франции, славящейся своими гнусными корректурами. Автор этих строк, собственно говоря, тоже не владеет голландским, но, ознакомившись с заголовком книги, английским вступлением и немногочисленными понятными выражениями в тексте, пришел к выводу, что рецензенту большего и не нужно.

Иоахим Ферзенгельд не хочет слыть интеллектуалом в эпоху, когда им способен стать каждый. Не жаждет также почитаться литератором; высококачественное творчество возможно там, где господствует сопротивление материала или людей, которым творение адресовано… Необходимо, как видим, заняться поисками новых сфер для творчества, таких, в которых будет присутствовать сопротивление, придающее ситуации угрозу и риск, а следовательно — значительность

Такой областью, такой деятельностью сегодня может быть лишь пророчествование. Пророк, то есть тот, кто заранее знает, что не будет ни выслушан, ни изучен, ни одобрен, должен априори принять ситуацию немого молчания. А немым является как тот, кто молчит, так и тот, кто, будучи немцем, обращается к французам на голландском после английских вступлений. И потому Ферзенгельд действует в соответствии с собственными принципами. Наша могучая цивилизация, говорит он, стремится производить как можно более недолговечные продукты в как можно более долговечной упаковке. Недолговечный продукт вскоре должен быть заменен новым, что облегчает сбыт, а долговечность упаковки затрудняет ее устранение, что способствует дальнейшему развитию техники и организации. Поэтому, если с серийной дешевкой покупатели справляются в одиночку, то для истребления упаковок необходимы специальные программы борьбы с загрязнением, ассенизаторы, координация усилий, планирование, очистительные комбинаты и т. д. Раньше можно было рассчитывать на то, что половодье мусора удержится на умеренном уровне благодаря природным стихиям, как-то: дождям, бурям, рекам и землетрясениям. Теперь же те силы, что когда-то смывали и размывали мусор, сами превратились в отходы цивилизации: реки нас отравляют, атмосфера выжигает нам глаза и легкие, ветры посыпают нам голову промышленным пеплом, а с пластиковыми упаковками, ввиду их эластичности, не могут справиться даже землетрясения. Нормальным ландшафтом теперь является цивилизованный простор, где заповедники — лишь кратковременное исключение. В пейзаже из упаковок, опавших с продуктов, оживленно копошатся толпы людей, занятые потреблением распакованного, а также последним натуральным продуктом, каким является секс. Однако и он облачен в упаковку, так как наряды, зрелища, румяна, помады и другие рекламные аксессуары и есть не что иное как упаковка. По этой причине достойны восхищения только отдельные фрагменты цивилизации, подобно тому, как достойна восхищения точная работа сердца, печени, почек или легких, даже если никакого смысла не имеет деятельность тела, составленного из этих совершенных частей, когда это тело сумасшедшего.

Этот же процесс, провозглашает пророк, происходит и в сфере духовных ценностей, так как чудовищная машина цивилизации на полных оборотах затопляет библиотеки, книжные магазины, газетные киоски и телевизионные экраны громадным половодьем, численная сила которого сама по себе представляет весомую потерю. Если Сахара скрывает сорок песчинок, от нахождения которых зависит спасение света, то их не найдешь так же, как и сорок избавительных сочинений, давно уже написанных, но утонувших в залежах макулатуры. А эти сочинения несомненно написаны, ибо за это ручается статистика умственного труда, изложенная Иоахимом Ферзенгельдом на голландском и в математических символах, статистика, которую рецензент принимает на веру, не зная ни голландского, ни математического языка. Итак, прежде чем напоить души откровениями, мы погребем их в мусоре, ибо его в четыре биллиона раз больше. Впрочем, они уже погребены. Пророчество уже сбылось, но вследствие всеобщей спешки и это осталось незамеченным. Пророчество, таким образом, является ретророчеством, и поэтому называется Перикалипсис, а не Апокалипсис. Поступь его узнаем по признакам: пресыщению, обеднению и отупению, а также акселерации, инфляции и мастурбации…

Соразмерный рост талантов, их неторопливое естественное созревание, их естественный отбор в пределах заботливого и вдумчивого вкуса — все это феномены прошлого, не оставившие потомства. Последним еще действующим раздражителем является мощный рев; однако чем больше людей рычит, применяя все более мощные усилители, тем быстрее лопнут перепонки, прежде чем что-либо познает дух. Имена прежних гениев, все чаще упоминаемые всуе, уже пустой звук; и, таким образом, Mene Tekel Fares, разве что свершится то, что предписывает Иоахим Ферзенгельд. Следует учредить Humanity Salvation Foundation — Фонд Спасения Человечества как шестнадцатибиллионное вложение с золотым паритетом и начислением ежегодных четырех процентов. На средства этого фонда необходимо оплачивать всех людей творчества — изобретателей, ученых, техников, художников, писателей, поэтов, драматургов, философов и проектировщиков — конкретно следующим образом. Тот, кто ничегоне сочиняет, не проектирует, не пишет, не патентует и вообще не предлагает, получает пожизненную стипендию в размере 36000 долларов ежегодно. Тот, кто чем-либо таким занимается, получает соответственно меньше.

«Перикалипсис» содержит полный комплект таблиц с упоминанием всех форм творчества. Одно изобретение или две книги, изданные в течение одного года, не приносят ни гроша; при трех произведениях приплачивать должен автор. Благодаря этому лишь настоящий альтруист, лишь духовный аскет, любящий ближних, а себя нисколько, будет что-либо создавать. Прекратится производство мусора на продажу, о чем Иоахим Ферзенгельд знает по собственному опыту: он на собственные средства — с убытком! — издал свой «Перикалипсис». Ему известно, таким образом, что полная нерентабельность вовсе не означает тотальной ликвидации любого творчества.

Эгоизм, однако ж, проявляется и как любовь к мамоне [1] вкупе с жаждой славы: чтобы и ее задушить в зародыше, программа спасения вводит полную анонимность творчества. Чтобы свести на нет претензии на стипендию лиц бесталанных, фонд будет, при помощи соответствующих органов, изучать квалификацию кандидатов. Существенная ценность идеи, выдвинутой кандидатом, не имеет ни малейшего значения. Важной является только товарная ценность проекта, то есть можно ли его продать. Если да, стипендия присуждается немедленно. За подпольную творческую деятельность устанавливается система наказаний и репрессий в рамках судебного преследования через аппарат Спасительного Надзора; вводится также новый отдел полиции, а именно, Слепанты (Следящий Патруль Антитворчества). Согласно уголовному кодексу, тот, кто тайком сочиняет, распространяет, прячет или втихомолку демонстрирует публично любые плоды творчества, желая таким способом получить барыш или стяжать славу, наказывается изоляцией, принудительными работами, а в случае рецидива — темницей строгого режима с твердым ложем и бичеванием в каждую годовщину проступка. За контрабанду в общественные сферы таких идей, влияние которых сравнимо с бедствиями автомобилизма, кинематографии, телевидения и т. п. предусмотрены наказания вплоть до главного с пригвождением к позорному столбу и пожизненным принуждением пользоваться собственным изобретением. Подлежат наказанию также попытки к действию, а преднамеренность их влечет за собой клеймо «враг человека», которое ставится на лоб несмываемой краской. Зато бескорыстная графомания, именуемая Духовной Анархией, наказанию не подлежит; обвиненных в этом лиц все же, как опасных для общества, заключают в специальные заведения, гуманно предоставляя в их распоряжение избыток чернил и бумаги.

Всемирная культура от такой регламентации, разумеется, нисколько не пострадает, наоборот — начнет расцветать. Человечество обратится к прекрасным творениям собственной истории, так как число скульптур, картин, трагедий, романов, аппаратов и машин уже достаточно велико, чтобы удовлетворить его потребности на долгие века. Никому также не возбраняется совершать так называемые эпохальные открытия, с условием, что первооткрыватель будет помалкивать в тряпочку.

Урегулировав, таким образом, вопрос, то есть принеся избавление человечеству, Иоахим Ферзенгельд переходит к последней проблеме: что делать с этим чудовищным изобилием всякой всячины, которое у_ж_е существует? Человек необыкновенного личного мужества, Ферзенгельд провозглашает: все, что создано до сих пор в XX веке, даже если это содержит в себе бриллианты мысли, в общем балансе не имеет никакой ценности, ибо в океане мусора этих бриллиантов все равно не найти. Поэтому он требует уничтожения скопом кинофильмов, иллюстрированных журналов, почтовых открыток, партитур, книг, научных трудов, газет, считая этот акт добросовестным очищением авгиевых конюшен — при полном балансе кредита и дебета в бюджете истории человечества. (Между прочим, уничтожению подвергнутся данные об атомной энергии, что ликвидирует угрозу миру.) Иоахим Ферзенгельд подчеркивает, что постыдность сжигания книг и даже целых библиотек ему хорошо известна. Но аутодафе, известные из истории, например в третьем рейхе, были постыдными ввиду их реакционной направленности. Все зависит от того, с каких позиций производится сжигание. Итак, он предлагает спасительное, прогрессивное, избавительное аутодафе, а так как Иоахим Ферзенгельд — это пророк, последовательный во всем до конца, то в своем заключительном слове он предписывает: в первую очередь разорвать и сжечь его собственное пророчество!