Иоанн Грозный
Шрифт:
Наши встали, окружившись повозками. Всю ночь Годунов ходил среди воинов, укреплял дух, советовал и принимал советы, требовал доверенности и находил обещания. Слышали конский топот, бряцанье оружия. Хан крался осторожно, встал у села Коломенское. Указал царевичам без сигнала ударить на московитов. Крымчаки осыпали русский лагерь стрелами. За раздвинутые повозки встречь им вышли отборные охотники, нанятые дружины немецкие и литовские, с капитанами. Главное войско оставалось за щитами, ждало часа. Поставленные на козлы палили пушки. Им отзывались пушечные залпы со стен монастырей и Кремля, поддерживающий пущенный через перебежчиков слух, что, как при Молоди, идет подкрепление из Пскова и Новгорода. Подученный народ вопил ложной радостью.
По победе Феодор отсыпал Феодору Мстиславскому и Годуновым португальских монет золотых. Другим воеводам – ганзейских корабельников, венгерских увесистых червонцев. Накинул прилюдно на Бориса со своего плеча шубу с золотыми пуговицами за тысячу рублей и с себя же – цепь драгоценную, пожаловал золотой сосуд Мамая, добычу битвы Куликовой, также - три города в Важской пятине Новгородской земли и титул слуги, до того лишь тремя боярами носимый. Другие воеводы, головы, дворяне и отроки боярские были не забыты: одарены шубами, сосудами, вотчинами, поместьями, деньгами, камками, бархатами, атласами, соболями и куницами. Стрельцы, казаки и наемники получили тафты, сукна, деньги.
В память победы над ханом Борис заложил Донской монастырь - на его месте стояло русское войско. На следующий год у Ирины родилась дочь Феодосия. Молились о наследнике мужского пола. У самого Бориса уже была девятилетняя дочь Ксения и трехлетний Федор. Феодосия скончалась, прожив несколько месяцев.
Во внутренней политике Борис поддерживал служилое сословие. Он запретил крестьянам менять собственника в Юрьев день, сокращая гибельность миграции, разорявшей владельцев. Землепашцы и дворовые, бежавшие из поместий и вотчин в течение предшествовавших закону пяти лет, должны быть отыскиваемы и возвращаемы к повиновению. Те, кто прослужит у господ не менее полугода, провозглашались вечными безгласными холопами, о чем записывалось в приказную книгу. Благо одним, горе другим.
Прославлялся Борис как строитель. При нем были заложены или возобновлены многие города: Цивильск, Уржум, Царево-Кокшайск, Царево-Кунчуйск, Саратов, Переволока, Царицын, Ливны, Курск, Воронеж. Астрахань была обведена каменною стеною. В Москве положена Белогородская стена вокруг пригорода.
Во внешних делах Борис продлил мирные договора с Польшей и шведами. Он смирился с потерей портов на Балтике. Взамен отстроил Архангельск на Белом море. Борис в согласии с желаниями Европы переориентировал Московию с запада на юг. Сын скончавшегося Максимилиана Рудольф, император Священной Римской империи, вместе с папою Климентом VIII тогда вновь посылали на Русь легата, теперь именитого Александра Комулея, аббата Моненского, для снисхождения, если не страны, то двора, к католичеству. Легат уговаривал окружение Феодора и его самого, то в скипетр, то в державу игравшегося, подтвердить царский титул у папы и тревожить набегами турок, то есть крымчаков, в дела же европейские не лезть. Годунов обещал крымскую войну, да не начинал. Все же повел переговоры с персидским шахом о совместном ударе на османов. По переговорам получил в дар от шаха желтый яхонт весом в сто золотников, седло Тамерлана, латы и шлем.
Царство Бориса при Феодоре стали четырнадцатью благословенными годами. Государство наслаждалось миром. Богатые процветали, бедные не доводились до низложения риз. Урожаи поддерживали минимум, принимаемый простым человеком за достаток. Воинские наборы не обезлюдивали, в том не имелось нужды: поляки и шведы удовлетворились ливонскими приобретениями, хан же затих. Борис границ не расширял, кроме саморасширяющейся Сибири, где без боя занимались богатые, малонаселенные территории.
В 11 часов вечера 6 января 1598 года патриарх Иов, приобщая Святых Тайн, помазал отходящего царя елеем. 7 января Феодор испустил дух без судорог и трепета, уснув натешившимся ребенком. Феодора положили в церкви Михаила Архангела подле отца и брата. Ирину, ангела кротости, внесли проститься с мужем на руках. Она рыдала, виня себя в бездетности: «Я вдовица бесчадная! Мною гибнет корень царский!» Требовала немедленного лелеемого пострижения. Над головой Ирины вертелись оставшиеся в небрежении говорливые снегири, последняя незадачливая Феодора утеха.
Мстиславские не заявляли о правах на престол по греху незабытого служения Литве. Ближним по родству в доме святого Владимира стоял Василий Шуйский. Выходило ему и царствовать. После короткого брака с Еленой Михайловной Репниной, умершей вместе с младенцем в родах, Годунов настоятельно рекомендовал ему не жениться более. Шурин Феодора удостоверял запрет Иоанна жениться и иметь потомство Василию Шуйскому и Федору Мстиславскому, старшим в претендовавшим на престол родах. Шуйский и Мстиславский вынужденно подчинились. Обоих не пускала во власть сложившаяся за четырнадцать лет подле трона Феодора элита.
С Лобного места народу объявили: умерший царь поручил «строить душу» патриарху Иову, шурину Борису и двоюродному брату Федору Никитичу Романову при царице Ирине. В Англии, от Иоанна – ориентир, не в первый раз и который год правила женщина. Но Россия - не Англия.
После сорокадневного «правления» Ирина удалилась в Новодевичий монастырь. Ей утомилась руководством брата. Мягкость не позволяла отказывать, совесть - соглашаться. Борис никогда не предлагал противного, и все-таки подсказки омрачались мирским, насквозь переплетенным с выгодой семейства. Ирина постриглась под именем инокини Александры - весть поразила Москву громом. Народ, сановники, дворяне, купцы и посадские шли на Новодевичье поле, падали коленопреклоненно, заклинали не оставлять в сиротстве. Ирина могла править черницей, но она отказалась.
Государственный дьяк и печатник Василий Щелкалов предложил взять узды правления Думе. Партия Годунова не желала слышать, сославшись на присягу Ирине, которую успели дать. Патриарх Иов первый воскликнул, что царство следует от сестры передать брату смиренному, исключительно об интересах страны пекущемуся. Но уже Борис сидел в келье сестры и отказывался выходить.
Дума писала указы именем царицы Александры и звала собор. Слух о новом впадении хана заставлял спешить: «Хан будет под Москвою, а мы без царя и защитника!» 17 февраля в Грановитой палате собралась освященная Дума. Из 474 человек четверть безусловно можно было назвать людьми Бориса. Сотню вел за собой патриарх. Из остальных многие были Рюриковичами: Мстиславские, Шуйские, Сицкие, Воротынские, Ростовские, Телятевские. Иоанн пригнул выи, Рюриковичи удерживались провозгласить древнее право. Называли первым Бориса, брата царицы. Передавали, что Борис договорился с Василием Шуйским быть при Годунове теснейшим советником.
Патриарх Иов сказал: «Государыня Ирина Федоровна и знаменитый брат ее с первого детства возрастали в палатах нашего великого царя Иоанна Васильевича и питались с его стола. Когда Иоанн удостоил Ирину стать своею невесткою, с того времени Борис Федорович жил при нем неотступно, навыкая государственной мудрости. Однажды, узнав о недуге своего юного любимца, царь приехал к нему вместе с нами, молвив милостиво: «Борис, страдаю за тебя как за сына, за сына, как за невестку, за невестку, как за самого себя! И показав три перста десницы своей, примолвил: Се есть Феодор, Ирина и Борис. Ты не раб, а сын мой! В последние часы жизни всеми оставленный для исповеди, Иоанн Васильевич удержал Бориса Федоровича при одре своем, говоря: «Для тебя обнажено мое сердце. Тебе приказываю душу, сына, дочь и все царство. Блюди или дашь за них ответ Богу». Патриарх помнил, чего не мог подтвердить отпевавший царя уже скончавшийся в Хутынском затворничестве митрополит Дионисий.