Иоган Себастьян Бах
Шрифт:
От имени руководителей выступает господин советник Ланге: "Правда все то, что было сказано против кантора: его следует увещевать и заменить М. Кригелем".
Говорит господин Штегер, тот самый, который в апреле 1723 года делал предупреждение Баху: "Пусть оный сочиняет композиции, которые не были бы театральными". Может быть, эта сторона деятельности кантора и возмущает Штегера, но ему не по плечу судить всеизвестного сочинителя кантат, "Страстей", придворного капельмейстера кетенского и вейсенфелъского. Композитор Бах вне власти советников. Но учитель Бах подсуден. "Кантор не только ничего не делает, но даже не желает на сей раз давать объяснений; он не проводит уроков пения; поступили на него и другие жалобы". Советники присоединяются к высказанным мнениям.
Принимают решение о снижении кантору жалованья. Кантор теряет теперь порядочную часть своей доли доходов школы.
Очередное судилище закончено. Власть победила.
Именно в пору споров с магистратом Иоганн Себастьян объявляет себя в Лейпциге светским капельмейстером. Он берет руководство музыкальным студенческим обществом, основанным Телеманом в начале века. Collegium musicum была пристанищем светского музыкального искусства и независимой от руководства университета.
Участие в руководстве "телемановским кружком" сблизило Себастьяна с молодежью; он чаще стал сочинять светскую музыку. Именно в 1730 году, когда трения с магистратом дошли до крайнего предела, Бах написал окончательную редакцию гениальной клавирной "Хроматической фантазии и фуги".
ДВА ПИСЬМА ИОГАННА СЕБАСТЬЯНА
Решением магистрата Бах был взволнован. Если б и захотел, нелегко теперь ему было сняться с места и покинуть Лейпциг: большая семья, Фридеман поступил в университет, подрастают младшие.
Сохранились автографы писем Иоганна Себастьяна. Датированные августом и сентябрем 1729 года, эти два документа раскрывают правду переживаний Баха.
Первый документ - обширное послание совету города Лейпцига: Бах борется за "урегулированную музыку". Он сохраняет выдержку и достоинство педагога, капельмейстера, преданного искусству духовной музыки художника. Вот заглавие: "Краткий, но в высшей степени необходимый проект хорошего обслуживания церковной музыки вместе с беспристрастными рассуждениями об упадке сей последней".
В письме говорится о нехватке исполнителей инструментальной музыки: скрипачей, альтистов, виолончелистов, исполнителей на контрабасе и флейтах. Бах упоминает городских музыкантов, добавляя, однако, что "скромность запрещает мне высказаться сколько-нибудь правдиво об их достоинствах и музыкальных знаниях". Он не смешивает музыкантов воедино и говорит, "что сии персоны частию почитаются заслуженными, частию же не владеют, как бы это следовало, своим делом".
Кантор убежден в неизбежности быстрого развития искусства. Он близко познакомился с молодежью в "Музыкальной коллегии" - со способными, пытливыми, хорошего вкуса, образованными молодыми людьми. Он настаивает на привлечении их в лейпцигские хоры и оркестры. Но тут же оговаривается: ни стипендий, ни гонорара им не платят; даже "малые бенефиции" он не вправе им выплачивать. "Кто же будет даром работать или нести службу?" - деловым образом, уже наступательным тоном спрашивает автор записки.
Сдержанно, но убедительно он доказывает, что из-за приема в школу "многих недостойных и к музыке вовсе непригодных мальчиков сия последняя должна была ухудшаться и уменьшаться" и "хор музыки" должен идти к упадку". Из пятидесяти четырех воспитанников кантор выделяет "семнадцать годных", двадцать считает неподготовленными, семнадцать же остальных "негодными".
Он призывает к "зрелому обсуждению того, может ли далее в подобных условиях существовать музыка"...
Обеспеченных музыкантов в других городах Германии он не называет в письме иноземными, но именно их имеет в виду, ссылаясь на саксонскую столицу: "Надлежит съездить в Дрезден и посмотреть, какое жалованье получают там музыканты от его королевского величества". Автор записки с огорчением говорит о судьбе музыкантов-соотечественников: немецкие музыканты "в заботах о пропитании и думать не могут о своем совершенствовании или о том, чтобы выдвинуться".
"И без того удивления достойно, - пишет Бах страницей выше, - как от... немецких музыкантов требуется, чтобы они в состоянии были немедленно ex tempore (с импровизационной быстротой.
– С. М.) исполнять разнообразнейшие виды музыки, происходит она из Италии, Франции, Англии или Польши..."
"Краткий проект" кантора прочтут малосведущие в музыке лейпцигские деятели.
_"Положение музыки сегодня находится совсем в иных условиях, нежели ранее; искусство поднялось весьма сильно, вкус удивления достойно изменился, поскольку и музыка в своем прежнем виде для нашего уха более не звучит и тем самым нуждается в значительной помощи, дабы возможно подобрать и назначить таких исполнителей (субъектов), которые удовлетворяли бы теперешнему музыкальному вкусу и справлялись бы с новыми видами музыки, тем удовлетворяли бы и композитора и его произведение"_ {Подчеркнуто нами. С. М.}.
Редчайшее высказывание Баха о поступательном движении музыкального искусства! Знаток прошлого европейской музыки, он устремляет творческие помыслы в ее будущее. Бах написал страницы, в которых с деловой точностью и лаконизмом выражена безвыходность гения в условиях педантично-мещанской, фарисейской ограниченности тогдашнего германского общества.
Рукопись датирована 23 августа 1730 года. Накануне в кабинете своей квартиры, за окнами которой сияли осенними красками Апельские сады, Иоганн Себастьян начисто переписал свое послание. Девять с половиной страниц убористой готической вязи, в голубой обложке.
Темнота скрыла сады. В доме тишина. Спят дети. Спит Анна Магдалена после полного забот дня.
Утром школьный служитель отнесет письмо по назначению.
Протокол заседания магистрата от 25 августа сух, по-чиновничьи бездушен: "Доктор Борн, вице-канцлер и бургомистр: он говорил с кантором Бахом, но оный выказывает малое желание в работе". Заключение подтверждает ранее принятое решение магистрата.
Мрачная осень в жизни Иоганна Себастьяна.
Стойкий к невзгодам, он, однако, заколебался. К октябрю относится второе его сохранившееся письмо. Бах сообщает о событиях личной, семейной жизни, обрисовывает незавидную судьбу музыканта и с нескрываемой горечью делится безнадежностью своего положения в Лейпциге. Он обращался за помощью не к какому-либо из властителей немецких земель или городов, а к товарищу детства и юности, к Георгу Эрдману, однокашнику по ордруфской школе и Люнебурскому лицею.
Эрдман давно оставил музыку и, уже будучи юристом, как мы знаем, посещал Баха в Веймаре. Его желание сбылось: он поступил на русскую службу. Многие образованные молодые люди шли на службу Российской империи. Эрдман в качестве офицера-юриста находился одно время в дивизии князя Репнина, дислоцированной в Литве. Во время путешествия Петра I по европейским странам он в 1718 году был выдвинут на дипломатическую службу. После смерти Петра оставался на этой же службе при Екатерине I и Петре II, а в 1730 году стал представителем российского правительства в Данциге.
О существовании письма Баха к Эрдману было известно еще 140 лет назад. Опубликовал же его впервые Филипп Шпитта; по его словам, письмо было "воскрешено забвенью вопреки". Сохранили документ русские архивариусы. Школьный товарищ Баха умер относительно молодым, в 1736 году; вместе со всеми бумагами резидента письмо доставили в Россию. И некий Риземан из Ревеля, знакомый Шпитты, по поручению исследователя обнаружил в Главном государственном архиве подлинник баховского письма. Шпитта в первом томе своего труда успел лишь упомянуть о находке, позже - привел полный текст письма. Это была сенсация для молодого тогда баховедения. Оригинал письма хранится ныне в Центральном государственном архиве древних актов в Москве.