Иоганн ван Роттенхерц – охотник на монстров
Шрифт:
– Ну, с почином, – усмехается охотник.
– Тебе опять повезло, – внешне кисло, на деле радостно откликается напарник.
– Поможешь? – спрашивает охотник, о чём-то вполне понятном им обоим.
– Всенепременно!
Мощные, но сухие руки в плотной коричневой шерсти берутся за ручки инвалидного кресла. Напарник вкатывает охотника на монстров в тёмный зал немёртвого дома. Иоганн ван Роттенхерц очень стар и прикован к своему креслу. Но кто-то должен охотиться на монстров.
***
Городок Штальвесс притулился в предгорьях среди еловых зарослей, цветочных лугов и холодных горных
Но сейчас всё это было довольно неважно. Редкостное единодушие обрушилось на город, как обрушивается лавина в горах. Были забыты обиды, споры, ссоры, взаимные упреки, сословная рознь и родовые различия, всё это отошло на второй план. Город сковал страх.
На протяжении уже трёх месяцев в этом милом краю, среди гор и лесов, пропадали дети. Не всегда бесследно. Иногда местным, испуганным до одури, полицейским доводилось вылавливать из сточной канавы детскую ручку в кружевной перчатке или находить ленту для волос, висящую на ветвях горной ели. И всем становилось понятно – в город пришло зло.
Такое изредка случалось везде. Нельзя сказать, чтобы люди городка Штальвесс были напуганными белоручками. Доводилось им иногда под руководством городского священника гонять нечисть по лесам. А полицейские раз или два в год, в конных патрулях сталкивались с умертвиями, получавшимися из случайных путников, замерзших в лесу или задранных волками. Всякое, в общем, бывало. И о том, что в других местах происходило, тоже слыхали – чернокнижники, еретики, демоны, твари Пучины. Местный святой отец всегда старался держать паству информированной об ужасах внешнего мира.
Но когда в городе начинают пропадать дети, когда матери запирают двери и окна на замки, а сами ночами сторожат у двери, когда в школу бедных крошек водят группами, а учителя потом рассказывают о странных шорохах в коридорах храма науки и постоянном ощущении чьего-то злобного взгляда… Тогда даже очень глупый горожанин понимает – в город пришло зло. Зло, которое не прогонишь топором и факелом, не проткнешь багинетом. Зло, которое не уйдёт и не остановится. Которое будет становиться всё сильнее, пока не поглотит весь город, начав с детей и не оставив никого живого после себя.
Пришёл страх. Страх бессилия. Ни патрули. Ни молитвы. Ни бдительность горожан. Ни запертые ставни. Не помогало ничего. Дети продолжали исчезать. Продолжали умирать. А по ночам в городе видели странные мелкие силуэты каких-то тварей, таящихся в тенях и шастающих по крышам.
Но иногда случаются чудеса. Бывают совпадения прямо из сказок. Иногда униженным, испуганным и оскорблённым просто везёт. Впрочем, это был не тот случай. Просто тёплым днём месяца орналика знаменитый охотник на монстров Иоганн ван Роттенхерц на почтовой станции в трёх милях от Штальвесса, пока меняли лошадей в его карете, прочёл объявление.
Мольба были привычной, полной невыраженной муки и горьких стенаний целого города:
"В город под дланью его Императорского величества, Штальвесс, графства Литтенгофт, для исправления прискорбной ситуации с врагами рода человеческого, сиречь монстрами беззаконными, требуется охотник на монстров, иначе же любой смелый человек, в ремесле сём сведущий, кой за награду достойную возьмется от напасти город надежно избавить".
Печать города – перекрещённые пушки и еловая ветка. И подпись. А внизу приписка – обращаться к бургомистру сэру Мальбору ван Рогзену.
Конечно, сердце старого героя дрогнуло от столь неистовой мольбы. Он, как настоящий аристократ и мастер своего дела, не мог пропустить мимо ушей столь отчаянный призыв. К тому же у кареты ось нуждалась в ремонте, а денег не было. И потому Иоганн ван Роттенхерц поспешил в город Штальвесс, дабы избавить напуганное его население от сей мерзостной напасти.
***
Бургомистр Мальбор ван Рогзен был невысок, плотно скроен и обладал великолепной осанкой, присущей всем алмарам-аристократам, что в достаточной степени скрывало такие недостатки его облика как внушительный круглый живот и ранняя лысина. По каким-то только ему ведомым причинам бургомистр не носил положенный ему по статусу парик, предпочитая отсвечивать внушительных размеров пятном голой блестящей кожи на голове, обрамлённой редкими светлыми волосами. Одет он был весьма прилично – в чёрный строгий кафтан, жилет, бриджи с чулками и великолепные башмаки с золотыми пряжками. Впечатление портила только рубашка с большим количеством кружев – бургомистр явно молодился и это ему не шло.
В данный момент, сидя в своём кабинете, на третьем этаже готической ратуши – гордости города Штальвесс, бургомистр, сдерживая брезгливость, рассматривал позднего посетителя.
В инвалидной коляске довольно странной конструкции, снабжённой какими-то ремнями, трубками, цепями и сонмищем сумок, мешков и подсумков, а также шипами на высоких колёсах, перед ним сидел старик.
Наверное, в лучшие годы это был сильный, высокий и довольно привлекательный мужчина. Теперь он походил на дряхлую развалину, сохранившую лишь тень былого величия. Вся сухая и жилистая фигура гостя была будто скручена постоянной болью, создавалось впечатление, что старик всё время напряжён. Сухие, жилистые крупные руки с синими венами стискивали широкие подлокотники. Взгляд голубых когда-то, сейчас выцветших, глаз был внимателен и постоянно обшаривал богато обставленный кабинет бургомистра, будто ожидая, найти что-то незаконное. А единственное, что было расслабленно в этой развалине – это парализованные ноги под клетчатым, красно-чёрным пледом с белыми полосками.
Меж тем, нельзя было не заметить благородное происхождение гостя – его породистое лицо не испортили ни многочисленные морщины, ни шрамы. Высокий лоб, чётко очерченные скулы, тяжёлый, присущий алмарской аристократии подбородок. Прямой нос с узкими ноздрями и загнутым от возраста кончиком. Брови вразлёт, тонкие напряжённые губы с опущенными уголками. Всё это складывалось в какой-то природной благородной гармонии, несомненно, в молодости этот старик был красив. Образ довершали седые, отливающие серебром волосы, стянутые в кавалерийскую косицу, перевязанные кожаным шнуром и чёрным бантом поверх.