Иосиф Джугашвили

Прудникова Елена Анатольевна

Несмотря на то что в доме было семь комнат, Иосиф все равно, по старой привычке, жил в одной. В ней стоял стол, заваленный бумагами, книгами, газетами. Тут же он спал на диване. На краешке этого же большого стола ел, если не было гостей. Стены украшали репродукции из «Огонька». Едва ли не то что у глав других государств, но даже у секретарей их секретарей были такие неказистые резиденции.

Позднее к даче пристроили второй этаж, но туда никогда никто не заходил. Гостей он принимал в зале, где стоял большой стол, кресла и диваны: диваны вообще были слабостью Сталина — восточный человек! Сад был ухожен, всюду расставлены беседки, где он в хорошую погоду работал и даже принимал гостей. Но роскоши

на даче никакой не водилось, кроме зала, однако зал был не жилым, а скорее присутственным помещением, поскольку обеды у Сталина по-прежнему были неофициальными заседаниями Политбюро.

Эта непритязательная резиденция и стала его домом на ближайшие двадцать лет. В кремлевской квартире оставались дети…

…Дети не забыли мать, как говорил Иосиф. Светлана была слишком мала, она не осознала утраты, почувствовав только, что дом развалился. Собственно, воспитывала ее няня, мать девочка видела редко, а няня осталась при ней. А вот с Василием творилось неладное. Он очень любил мать и тяжело воспринял потерю, тем более что отец обожал и ласкал дочь, а с сыновьями обращался сурово. Смерть Надежды надломила его, мальчик озлобился, вымещая свою утрату на всем мире и, ожесточенный несчастьем, стал совершенно неуправляемым. Единственный человек, который имел для него значение, был отец, но у Иосифа не было времени заниматься воспитанием детей. Светлану воспитывала няня, а Василия — охрана.

«Тов. Ефимов! — пишет Сталин в сентябре 1933 года коменданту дачи в Зубалово. — Няня и Светлана вернулись в Москву. Светлану надо немедля определить в школу, иначе она одичает вконец. Прошу вас и Паукера устроить ее в школу. Посоветуйтесь оба с няней, Каролиной Васильевной, и определите, в какую школу устроить… Следите хорошенько, чтобы Вася не безобразничал. Не давайте волю Васе и будьте с ним строги. Если Вася не будет слушаться няни или будет ее обижать, возьмите его в шоры… Держите Васю подальше от Анны Сергеевны (Аллилуевой. — Е.П.), она развращает его вредными и опасными уступками».

Охранник Паукер нашел для Василия новую школу, лучше старой, а для Светланы — учительницу. Комендант Ефимов давал подробные отчеты Власику о его успеваемости и поведении (после смерти Надежды на плечи начальника охраны легли все бытовые заботы), тот информирует Сталина. Почему-то в письмах ничего не говорится об Артеме, то ли он в то время жил с матерью, то ли был совершенно беспроблемным ребенком.

В 1935 году Мария Сванидзе записывала в дневнике: «За ужином говорили о Васе. Он учится плохо. Иосиф дал ему 2 мес. на исправление и пригрозил прогнать из дому и взять на воспитание троих вместо него способных парней… Конечно, Васю надо привести в порядок. Он зачванился тем, что сын великого человека, и, почивая на лаврах отца, жутко ведет себя с окружающими. Светлану отец считает менее способной, но сознающей свои обязанности. Обоих он считает холодными, ни к кому не привязанными, преступно скоро забывшими мать. Очень неровными в отношении их окружающих…»

Василий действительно тихим и послушным был только при отце. Без него он вел себя как настоящий «советский принц», а окружающие всячески ему потакали: родственники жалели сироту, в школе он был неприкосновенен. Один только раз молодой учитель решился написать Сталину и получил в ответ письмо.

«Преподавателю т. Мартышину.

Ваше письмо о художествах Василия Сталина получил. Спасибо за письмо. Отвечаю с большим опозданием ввиду перегруженности работой. Прошу извинения. Василий — избалованный юноша средних способностей, дикаренок («тип скифа!»), не всегда правдив, любит шантажировать слабеньких (руководителей), нередко нахал, со слабой, или вернее — неорганизованной волей.

Его

избаловали всякие «кумы» и «кумушки», то и дело подчеркивающие, что он «сын Сталина».

Я рад, что в Вашем лице нашелся хоть один уважающий себя преподаватель, который поступает с Василием, как со всеми, и требует от нахала подчинения общему режиму в школе. Василия портят директора, вроде упомянутого Вами, люди-тряпки, которым не место в школе, и если наглец Василий не успел еще погубить себя, то это потому, что существуют в нашей стране кое-какие преподаватели, которые не дают спуску капризному барчуку.

Мой совет: требовать построже от Василия и не бояться фальшивых, шантажистских угроз капризника насчет «самоубийства». Будете иметь в этом мою поддержку.

К сожалению, сам я не имею возможности возиться с Василием. Но обещаю время от времени брать его за шиворот.

Привет! И. Сталин».

Возмущенный поведением сына, Иосиф демонстративно отдалился от Василия — для мальчика это было худшим наказанием. Вскоре тот же педагог пишет: «Прошу извинить за навязчивость, но я не могу скрыть от Вас одного наблюдения, а именно: Василий болезненно переживает ту неприятность, которую он Вам причинил, Вам, которого он искренне любит и к которому его влечет. Однажды в разговоре со мной о его самочувствии Василий заявил мне, что готов сделать все, чтобы восстановить Ваше доверие, чтобы быть ближе к Вам».

Со Светланой все было несколько иначе. Если с Яковом и Василием Иосиф был строг, как мужчина с мужчинами, то к девочке он относился очень нежно. «Отец меня вечно носил на руках, — вспоминала Светлана, — любил громко и сочно целовать, называть ласковыми словами — „воробушка“, „мушка“. Однажды я прорезала новую скатерть ножницами. Боже мой, как больно отшлепала меня мама по рукам! Я так ревела, что пришел отец, взял меня на руки, утешал, целовал и кое-как успокоил… Несколько раз он так же спасал меня от банок и горчичников — он не переносил детского плача и крика. Мама же была неумолима и сердилась на него за „баловство“.

Сохранилась переписка Иосифа с дочерью. У них была игра: он был «секретаришка», а она — «Сетанка-хозяйка», писала ему «приказы». «Приказываю взять меня в кино!» Раз приказано — надо выполнять…

Они писали друг другу трогательные нежные письма. «Сетанке-хозяйке. Ты, наверное, забыла папку. Потому-то и не пишешь ему. Как твое здоровье? Не хвораешь ли? Напиши, как проводишь время? Лельку не встречала? Куклы живы? Я думал, что скоро пришлешь приказ, а приказа нет как нет. Не хорошо, ты обижаешь папку».

Потом, уже когда он переехал в Кунцево, то все равно продолжал обедать в кремлевской квартире — из-за Светланы. Он приходил, звал ее: «Хозяйка!» Девочка мчалась в столовую, садилась справа от отца и сидела, пока не начинали слипаться глаза, поскольку эти трапезы только назывались обедами, а на самом деле по времени скорее тянули на ужины. Сидели за столом долго, были гости, за обедом, по традиции, решалось множество дел, так что и Светлана была некоторым образом причастна к управлению государством. Когда глаза уже совсем закрывались, она шла спать. Перед тем как уехать на дачу, отец всегда заходил поцеловать дочку.

В сущности, дома у детей не было. Сталин после смерти Надежды так и не женился, сам он тоже, конечно, воспитателем не был. Девочку воспитывали няня, домоправительница, учительница, Василия — охранники, шоферы кремлевского гаража, где он пропадал в свободное время. Но тут уж ничего не поделаешь, отец не имел возможности не то что посвятить себя детям, а даже уделять им самое минимальное внимание. «Он был плохим, невнимательным сыном, мужем и отцом», — напишет позднее Светлана. А как могло быть иначе? Слишком огромная ноша лежала на его плечах…