Иосиф Первый, император всесоюзный
Шрифт:
Так вот – Манифест Петра III стал документом, предопределившим крах дворянства как главной политической силы в России через сто с небольшим лет после своего опубликования. Потому что военная служба (да и вообще всякая «государева» служба) по этому манифесту перестала быть обязательной для дворян – и с этого момента началась неудержимая деградация дворянства, превращение его представителей в жирующих в своих усадьбах сибаритов, в «лишних людей». Был сломан ключевой пункт «общественного договора» – дворянство имело право на политическую власть в стране, лишь будучи военной кастой. Крестьянин понимал, что его помещик имеет право владеть землей (и в определенной степени быть владельцем его «души») именно потому, что и сам помещик обязан за это по первому требованию государя отдать жизнь за Отечество на поле брани. Как только этот механизм был русскими царями сломан – вопрос об отрешении дворянства от политической власти в стране стал лишь вопросом времени.
Поэтому большевики немедля после Октябрьского переворота посчитали возможным (и необходимым) лишить дворянство экономического базиса его политической власти – владения землей. Пусть и получая из-за этого безусловного врага (но слабого и недееспособного, с которым позже можно будет справиться «одной левой») – зато приобретая полную и безоговорочную поддержку крестьянства (а крестьяне – это более трёх четвертей населения России). Обмен был для большевиков крайне выгодным – и они пошли на него, благо в их среде крупных землевладельцев не было.
Относительно национализации крупной (а потом, с введением политики «военного коммунизма» – и вообще всякой) промышленности вопрос был сложнее. С социальной точки зрения (если избавится от разного рода пропагандистских штампов) она ничего положительного не давала – на многих частных заводах экономическое положение рабочих было весьма приличным, – даже наоборот: среди промышленного пролетариата РСДРП(б) имела весьма высокий процент сторонников, национализация могла ухудшить (и фактически ухудшила) экономическое положение рабочих, а следовательно – понизить степень доверия рабочих к «своей» партии.
Но зато данная национализация давала в руки большевиков все реальные рычаги управления народным хозяйством. Делать они это, правда, будут скверно и на первых порах сделают кучу чудовищных ошибок, но ключевое условие упрочения своей власти – владение промышленностью – большевиками будет выполнено.
Замечу, кстати, что именно буржуазные партии станут на первом этапе Гражданской войны основными политическими противниками РСДРП(б), главными «фундаторами» вооруженной оппозиции большевистскому режиму. Но, не имея достаточных средств, проиграют большевикам с треском – уступив свое место государствам Антанты.
В общем и целом надо сказать, что большевики довольно быстро и достаточно надежно утвердили свою власть в центральных великорусских губерниях – путем фактического подкупа крестьянства. Подобная политика позволила РКП(б) на протяжении всей гражданской войны рекрутировать достаточные массы призывного контингента в Красную Армию, снабжать промышленные центры продовольствием (ничего не давая крестьянам взамен – политика «продразверстки») – в отличие от «белых», никаким образом не сумевших привлечь к себе крестьян. Населению русской провинции, на самом деле, был глубоко безразличен факт узурпации власти большевиками – гораздо важнее для них было то, что в результате такой узурпации они получили землю – и посему у «белых», ратовавших за возвращение «единой и неделимой» и восстановление прежних аграрных порядков, практически не было никаких шансов на поддержку со стороны основной массы населения страны.
Да и крестьянские бунты (самый известный – «антоновский мятеж» в Тамбовской губернии) вспыхнули уже после того, как отгремели последние залпы Гражданской войны. Заметьте – пока шла война с «белыми», ратующими за возвращение «старого строя», – крестьяне с величайшей неохотой, но все же выполняли требования коммунистов о тотальной сдаче «излишков» продовольствия. Шла война, и нужно было потерпеть во имя окончательной победы над «эксплуататорами» – чтобы потом, используя дарованную большевиками землю, зажить сыто и благополучно. Большевики же с окончанием гражданской войны так понравившуюся им продразверстку отменять не спешили – и получили жестокие крестьянские восстания. Восстания они подавили – но продразверстку оперативно заменили продналогом, ибо крестьянство по-прежнему оставалось самым многочисленным классом в России и «социальный договор» между большевистским правительством и мелкобуржуазной деревней следовало (до поры) все же выполнять.
«Декрет о мире» был, главным образом, внутренним документом новорожденного Советского государства. Расчет большевиков был донельзя прост – во-первых, Россия выходила из абсолютно бесперспективной для нее войны, во-вторых – большевики получали прекрасный инструмент для проведения своей политики на селе, ибо большинство демобилизующихся на основании этого декрета (как тогда говорили – «самодемобилизующихся») солдат имели крестьянское происхождение, и, возвращаясь домой, они несли с собой пассионарный заряд, заложенный в них четырехлетним сидением в окопах. Да к тому же среди руководства РСДРП(б) было немало деятелей, разделявших концепцию «вооружённого народа» – ибо, исходя из учения К.Маркса о замене регулярной армии всеобщим вооружением народа, оный вооруженный народ будет отлично защищать завоевания революции. Посему для окончательной ликвидации старой армии большевики назначили Верховным Главнокомандующим распадающегося «военного механизма царизма» прапорщика Крыленко. Этот прапорщик не должен был заниматься оперативными вопросами – его поставили на этот пост, чтобы он революционной рукой руководил ликвидацией армии, что им и было успешно выполнено к 16 марта 1918 года (последний приказ Главковерха о ликвидации Ставки Верховного Главнокомандования). Царскую армию закрыли, как проторговавшийся пивной ларек!
Кроме того, 16 декабря 1917 года Декретом ЦИК и СНК (правительство большевиков) были отменены наряду с сословиями и титулами и все воинские звания. Логичный ход – если нет армии, то ни к чему и воинские звания? Расползающаяся армия, правда, таила в себе опасность немецкой оккупации части территории России – но этим можно было тогда пренебречь. Во-первых, Октябрьский переворот был в значительной степени «проектом» немецкого Генштаба, так что свержение их власти немецкими дивизиями большевикам однозначно не грозило; и, во-вторых, под гипотетическую (увы, ставшую в феврале 1918-го фактической) оккупацию попадали окраины бывшей Империи, и без того уже впавшие в сепаратизм.
Вообще, многонациональность России была для большевиков серьезной проблемой – но зато послужила отличным полигоном для отработки технологий захвата и удержания власти на территориях с нерусским населением.
Царский режим в ответ на локальный национализм, начавший пробуждаться в нерусских частях империи с середины девятнадцатого века, проводил политику русификации – впрочем, довольно бездарно. Зато его политические противники, начиная с революции 1905 года, начали всерьез и во весь голос требовать национально-территориальной автономии, а в случае с поляками – вообще строить свою деятельность на откровенном сепаратизме. Депутат Государственной Думы, небезызвестный Пуришкевич, говорил: «Везде налицо сепаратистские устремления инородцев, которые только и ждут грядущего пожара, чтобы оторвать от империи ту или иную окраину». Между прочим, сказано в 1912 году!
Временное правительство не стало влезать в дебри национальных проблем – оставив их решение Учредительному собранию. Большевики, разогнав оное, начали решать этот вопрос по-своему – благо, из всех крупных российских партий лишь РСДРП(б) зафиксировала в своей программе право наций на самоопределение вплоть до отделения. На первый взгляд, большевики в этом вопросе оказались святее президента Вильсона («четырнадцать пунктов президента Вильсона» – в числе коих «право наций на самоопределение» – считались основой для послевоенного устройства мира). Остальные же игроки на политическом поле России, не отрицая в принципе права национальных меньшинств на сохранение и развитие национальных культур и языков, начисто отказывали националам в праве на национально-территориальную автономию. Русские же радикальные националистические движения (Союз русского народа, Русский монархический союз, Союз Михаила Архангела) вообще настаивали на том, чтобы гражданские, политические и культурные права нерусских народов были вообще низведены до минимального уровня.