Иосиф Сталин. Часть 3. Верховный главнокомандующий
Шрифт:
Между тем слухи о приближении немецких войск и решении правительства покинуть Москву быстро распространились по столице. На другой день после решения об эвакуации правительства Микоян, прибыв на Завод имени Сталина (ныне Завод имени Лихачева), "увидел около заводских ворот 5 – 6 тысяч рабочих. Похоже, идет неорганизованный митинг… Тут рабочие узнали меня, и отовсюду посыпались вопросы: что происходит в Москве, почему правительство удрало, почему секретарь комитета комсомола тоже удрал?.. Я выслушал спокойно, потом сказал: "Товарищи, зачем возмущаться? Война идет! Всякое может быть. Кто вам сказал, что правительство убежало из Москвы? Это – провокационные слухи, правительство не убежало. Кому надо быть в Москве, находится в
Однако в других частях Москвы слухи продолжали распространяться, породив беспорядочное бегство административных работников различного уровня, сожжение архивной документации, грабежи брошенных магазинов. Позже военная комендатура подготовила справку, в которой сообщалось, что "по неполным данным из 438 предприятий, учреждений и организаций сбежало 779 руководящих работников… За время с 16 по 18 октября сего года бежавшими работниками было похищено наличными деньгами 1 484 000 рублей, разбазарено ценностей и имущества на сумму 1 051 00 рублей и угнано 100 легковых и грузовых машин. В докладной записке отдела пропаганды и агитации Первомайского райкома партии в МГК ВКП(б) сообщалось о том, что "в особо напряженные дни 15, 16, 17, 18 октября, когда у магазинов скапливались большие очереди, распространялись всевозможные лживые и провокационные слухи, проявлялись антисемитские настроения". Приводились примеры слухов о борьбе в руководстве между Сталиным и Молотовым. Авторы слухов утверждали, что Сталин выступает за то, чтобы дать за Москву бой, а потому неизбежны бомбежки. Некто, одетый в форму красноармейца, убеждал людей не покидать Москву, так как "Гитлер несет порядок и хорошую жизнь".
По сведениям Оргинструкторского отдела МГК ВКП(б) 16 – 17 октября свыше 1000 членов и кандидатов в члены партии стали уничтожать свои партийные билеты и кандидатские карточки. Чтобы пресечь паникерские настроения 17 октября по поручению Сталина по московской городской сети выступил А.С. Щербаков, который заявил: "За Москву будем драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови… Каждый из вас, на каком был посту он ни стоял, какую бы работу ни выполнял, пусть будет бойцом армии, отстаивающей Москву от фашистских захватчиков".
И все же панические настроения и беспорядки в Москве не прекратились. 18 октября бегство начальства из Москвы вызвало возмущение рядовых москвичей. На шоссе Энтузиастов огромная толпа народа перегородила путь машинам, направлявшихся из столицы. Когда В.П. Пронин подъехал к шоссе, он увидел "две-три тысячи народу, несколько машин в кювете, шум, крик: "Бросили Москву! Дезертиры!" Тогда Пронин встал на подножку машины и стал говорить о том, что "власть-то в Москве остается, организуется оборона Москвы". Однако ему не верили. Тогда он показал свое удостоверение председателя Моссовета и стал убеждать, что он остается в Москве.
Было совершенно очевидно, что панические настроения и слухи о том, что "нас бросили" подавлялись лишь в том случае, когда представители властей (например, Микоян, Пронин) могли личным примером показать москвичам, что их никто не бросал, и убедительно заявить, что Сталин – в Москве. Пока люди сохраняли веру в Сталина, в его способность управлять страной, в его готовность быть вместе с народом, в столице страны сохранялся порядок. Хаос в Москве мог бы вызвать цепную реакцию распада всей страны. Видимо эти обстоятельства сыграли главную роль в решении Сталина остаться в Москве. А. Рыбин утверждал, что в эти дни Сталин сказал своему личному водителю А. Кривченкову: "Остаюсь с русским народом в Москве. Пока я в Москве, враг не пройдет. Пройдут только через мой труп". В эти дни Сталин решил принять действенные меры по наведению в Москве твердого порядка.
С этой целью 19 октября Сталин подписал постановление ГКО о введении с 20 октября в Москве и прилегающих к городу районах осадного положения. "Всякое уличное движение, как отдельных лиц, так и транспорта с 12 часов ночи до 5 часов утра" было воспрещено. Для обеспечения порядка в распоряжение коменданта Москвы генерал-майора Синилова были предоставлены войска внутренней охраны НКВД, милиция и добровольческие рабочие отряды. Отдельный пункт гласил: "Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте".
Как сообщалось в справке военной комендатуры, за два месяца действия этого постановления на месте было расстреляно 16 человек, из них 11 – за попытки обезоружить патрули, 1 – "за распространение контрреволюционных листовок", 2 – "за измену Родине и дезертирство", 2 – "за контрреволюционную агитацию, распространение ложных слухов пораженческого характера". В справке сообщалось, что 357 человек было "расстреляно по приговору военного трибунала… Большинство осужденных к высшей мере наказания являются дезертиры, шпионы, мародеры, контрреволюционеры и изменники Родины… Осуждено к тюремному заключению на разные сроки 4741 человек". Погружение столицы страны в царство хаоса и беспорядка было остановлено суровыми мерами. Москва, превращенная в военный лагерь, готовилась отразить наступление немцев.
Тем временем немцы продолжали свое наступление. С 14 октября развернулись тяжелые бои в районе Волоколамска. Однако попытки противника прорвать здесь глубоко эшелонированную оборону не увенчались успехом. Особенно отличились части 316-й стрелковой дивизии под командованием генерал-майора И.В. Панфилова. Развернулись бои на историческом Бородинском поле, в ходе которых советские войска задержали на пять суток продвижение противника к Можайску. 16 октября немецкие войска подошли к Малоярославцу, где завязались тяжелые бои. Лишь 18 октября противник сумел занять Малоярославец.
Пытаясь объяснить причину того, что немецкие войска стали медленнее двигаться к Москве, Типпельскирх писал: "Может быть, после победы под Брянском и Вязьмой ударная сила немецких армий была бы еще достаточной, если бы в середине октября сильные снегопады с дождями не помешали стремительному преследованию. Временно наступившее улучшение погоды и проводившееся всеми силами улучшение дорог еще делали возможным достижение небольших успехов: на юге 2-я танковая армия подошла вплотную к Туле, в центре были достигнуты Алексин, Можайск и Волоколамск. Затем наступил период полной распутицы. Двигаться по дорогам стало невозможно, грязь прилипала к ногам, к копытам животных, колесам повозок и автомашин. Даже так называемые шоссе стали непроезжими. Наступление остановилось. Русские выиграли время, чтобы усовершенствовать оборону, пополнить свои войска и подтянуть резервы".
С одной стороны, пытаться взять Москву в те немногие погожие дни, которые случаются в Подмосковье до начала зимы после 30 сентября в Подмосковье, было крайне рискованно. Решение германского командования развернуть решающее наступление в условиях осенней распутицы свидетельствовало о его крайнем авантюризме. С другой стороны, попытки немецких историков уверить, что плохая погода создавала трудности лишь для немецких солдат, были нелепы. Получалось, что грязь прилипала к ногам лишь немцев, копытам их лошадей, колесам их повозок и автомашин, но не приставала к ногам советских солдат, копытам их лошадей, колесам их повозок и автомашин и они легко и беспрепятственно подтягивали резервы и осуществляли боевые маневры. Можно подумать, что осенняя распутица мешала немцам прорвать оборону советских войск, но не препятствовала советским солдатам защищать свои оборонительные рубежи.