Иосиф Сталин. Последняя загадка
Шрифт:
– Вы побеседуйте пока с женой. У нее к вам важное дело, – и Коненков удалился.
Она спустилась ко мне в гостиную. Боже мой, как изменилась! Лицо постаревшее, не накрашенное, затрапезное платье – она явно перестала следить за собой. Села в кресло «Лебедь» и, не поздоровавшись, набросилась на меня с градом негодований:
– Эти мерзавцы открыто обвиняют нас в том, что мы «пересидели войну за рубежом», а теперь получили мифические богатства! Я прошу оградить нашу семью от подлых нападок. У нас у обоих заслуги перед Родиной – его искусство и моя работа!
Бедная Марго не понимала, что у нас «просто так» ничего не бывает. Я должен был объяснить ей. И я объяснил:
– Да, я слышал, на вас гнусно нападают. Но это будет прекращено раз
Умная Марго все поняла. Приятно иметь дело с подобными людьми.
Она сказала кратко:
– Сделаю.
Позвонила в колокольчик. Как когда-то в Нью-Йорке, принесли кофе, коньяк и фрукты.
Она приступила к главному:
– Я хочу, чтоб вы послушали его письма…
На столе лежала гора писем. Она вынула из нее, будто наугад, несколько явно приготовленных к встрече.
Начала читать по-английски, тут же переводя. Это были стихи. К счастью, моя память впитывает, как промокательная бумага, которой в школьном детстве сушили чернила в тетрадках.
В переводе они звучали так:
«Милая! Тебе не вырваться из семейного круга.Это наше общее несчастье.Сквозь небо неотвратимоПроглядывает наше несчастное будущее,Голова гудит, как улей,Обессилели сердце и руки…Ты говоришь, что любишь меня,Но это не так.Я зову на помощь Амура,Чтобы уговорил тебя быть ко мне милосердной.Вернись! Вернись!»Она читала и молодела. Глаза горели. Я видел прежнюю Марго!
– Вы слышите крик раненой души! Он хочет, чтобы я приехала к нему. Он пишет об этом и только об этом!
Изящно и бережно взяла другое письмо. И продолжала читать его мольбы:
– «Вернись! Вернись! Без тебя я просто одинокий старик. Я жду того момента, когда ты приедешь, когда поднимешь глаза, и я увижу в них Бога. Без тебя обессилели сердце и руки, ты для меня вся Вселенная… Вернись. Вернись!» – Она посмотрела на меня выразительно. – Он очень страдает. И если я приеду… – Она не закончила.
Как я и предполагал, она готова была обещать нам Эйнштейна, луну с неба! Что угодно! Ей смертельно надоела любимая родина, но, к сожалению, она не знала о новой установке Кобы. Я ей кратко объяснил, что знаменитых физиков следует нынче оставить в покое, и на этом фронте она нам не нужна. Она нам нужна при своем беспокойном муже. Чтобы он перестал наконец совершать опасные глупости.
Она молчала. У нее вновь стали глаза раненого зверя, как-то вмиг опять она постарела.
Я заговорил о моей поездке. Она вяло сообщила сведения о женщине, которая должна была передать мне чертежи в Штатах. Я не ошибся, это была та самая особа, бывавшая у них совсем молоденькой коммунисткой и тогда же нами завербованная. Закончив рассказ, посмотрела на золотые часы. Поймала мой взгляд, пояснила:
– Его подарок перед моим отъездом.
Долго сидела молча. Потом добавила:
– Наверное, надо уехать далеко от него, чтобы понять, как больно любить.
Она, видно, была очень одинока, если говорила это мне.
В гостиную вошел Коненков. Он повел меня смотреть мастерскую.
«Запомните хорошенько – пятьдесят третий»
Мастерская оказалась огромной светлой залой с очень высоким потолком. Она была заставлена скульптурами из дерева.
– Я покупал пни, поваленные деревья в Центральном парке, – басил он. – Я не хотел, чтобы их сожгли. Помните в Библии: человек умер – распался, истлел, прошел, как тень. Он горстка праха. Те, кто разроют могилу, найдут тление. Но срубленное дерево-пень оживает, как только получает воду. И когда выкорчевывают пни и корни, убивают притаившуюся жизнь. Срубленные деревья полны грез, и пни прячут в себе образы. Я их разгадываю…
Мы медленно шли мимо его «разгадок».
Христос с босыми ножками, выступавшими из деревянного сруба, деревянный Иуда, очень напоминавший «Крик» Мунка – лицо, запрокинутое в вопле. И, наконец, Эйнштейн – лукавый, со вздыбленными волосами. Тот самый портрет, с которого и начался ее роман.
Все эти деревянные скульптуры размещались на фоне странных изображений, которыми были буквально завешаны стены мастерской, – графических работ, приблизительно метра два шириной и метр в высоту. Я насчитал их семнадцать штук. Это и был предмет опасений Кобы.
Я остановился.
Он улыбнулся.
– В них – итог размышлений всей жизни. Вся серия рисунков обладает смысловым единством. Я назвал ее «Космогония» – панорама мира, составленная из изображений созвездий и планет, ветхозаветных и евангельских сюжетов. В графической форме вы видите взаимосвязь событий земной истории с начертанным в космосе Божественным Планом Веков. Здесь – события прошлого и будущего. Прежде чем приступить к ним, я работал несколько десятилетий. Я собрал уникальные трактаты по древней метрологии, начиная с пирамиды Хеопса, редчайшие труды европейских теологов и астрономов прошлых веков. В том числе тайный труд Исаака Ньютона «Замечания на книгу Пророка Даниила и Апокалипсис Иоанна». Великий Ньютон долгие годы пытался при помощи вычислений увязать пропорции храма Соломона, отражающие, как он считал, «божественный замысел, план грядущих веков», с космической гармонией и смыслом библейских сюжетов. Его тайная рукопись предсказывает конец света в 2060 году. Но Ньютон ошибся…
Помню, как стоял этот гигант с ослепительно седой бородой, освещенный заходящим солнцем, падавшим в огромное окно. И вещал:
– Всеобщая ошибка (в том числе и Ньютона) состоит в том, что в основу расчетов берутся измерения храма Соломона. Следует же брать строение куда более древнее – пирамиду Хеопса. Здесь вы видите результат моих размышлений. Эти семнадцать графических композиций представляют уникальный опыт эзотерического изобразительного текста. Этому нет аналогов в мировой культуре. На основании своих исчислений я предсказал начало войны и ее конец. Теперь предсказываю Апокалипсис. Это не одномоментный акт, а процесс, начавшийся, как я открыл, в 1874 году и длящийся по сей день. Думаю, ваш друг и мой брат во Христе вам это рассказал… – (Я был так захвачен увиденным и услышанным, что лишь выйдя из мастерской, изумился: откуда он знает о моей дружбе с Кобой? Уж не говоря о нашем с Кобой разговоре…) – Сейчас перед вами первое графическое изображение, – продолжал Коненков. – Прежде чем вы на него взглянете, вы должны усвоить истину: звезда Алцион в созвездии Плеяд есть неподвижный центр Вселенной – космическое олицетворение Бога. Именно это доказывает труд астронома Н. – (Забыл его имя). – Он рассчитал, что наша Солнечная система движется к центру Вселенной, коим является звезда Алцион. Алцион и служит тем « троном» – божественным центром, откуда осуществляется управление нашей Вселенной. Из этого становится понятно, почему сцены истории я расположил на картине между фигурой Творца (Алцион) и изображением Солнца, олицетворяющего Христа… Иными словами, все исторические события зависят от божественного закона и являются отражением всеобщего космического движения. Поскольку орбиты и траектории космических тел можно рассчитать, астрономическое предвидение будущего, – он остановился и закончил почти шепотом: – возможно… Вы поняли? Возможно!