Иов, или Осмеяние справедливости
Шрифт:
(Кто из нас спятил? Дьявол или я? Или мне снится один из тех кошмаров, которые преследуют меня последнее время?)
— Ваше величество, вы не упомянули ничего из того, что я хочу.
— Ах, вот как! Но деньги же всем нужны! А ты разорен, ты не можешь оставаться в своем роскошном «люксе» даже еще на одну ночь, если не подыщешь работу. — Он постучал пальцем по манускрипту. — Эта штука, может, когда-нибудь и принесет тебе доход. Но не скоро. Под нее я тебе в долг не дам ни гроша; ведь рукопись может оказаться и убыточной. В наши дни рынок завален всякими боевиками типа «Как я был пленником Князя зла».
— Ваше величество, вы прочли мои мемуары и знаете, что мне нужно.
— Да? Ну ка, назови.
— Вы знаете. Моя возлюбленная. Маргрета Свенсдаттер Гундерсон.
Он сделал вид, что удивился.
— Разве я не послал тебе записку насчет ее? Ее в аду нет.
Я почувствовал себя как пациент, который держался твердо, пока не принесли результаты биопсии… и не выдержал дурных новостей.
— Вы уверены?
— Конечно, уверен. Как ты думаешь, кто тут командует?
(Князь лжи. Князь лжи!)
— Но откуда такая уверенность? Я слышал, что тут учет поставлен скверно. Человек, говорят, может провести в аду годы, а вам по тем или иным причинам это остается неизвестным.
— Если ты слышал такое, то тебе солгали. Знаешь, если ты примешь мое предложение, то сможешь нанять самых лучших специалистов в истории, от Шерлока Холмса до Эдгара Гувера, и обыскать все закоулки ада. Впрочем, все равно даром выбросишь деньги на ветер: та, кого ты ищешь, вне моей юрисдикции. Я говорю тебе это со всей ответственностью.
Я колебался. Ад — огромная территория; я мог обыскивать его хоть всю вечность и все равно не найти Марги. Однако если денег — вагон (я-то понимал это лучше других), то трудное становится реальным, а невозможное — просто трудным.
И все же… Кое-что из того, что я делал как заместитель исполнительного директора ЦОБ, можно было считать в известной мере сомнительным (сводить бюджетные концы с концами не так-то легко), но как рукоположенный священник я еще никогда не продавался врагу рода человеческого. Нашему извечному противнику. Как может священник Христа стать капелланом Сатаны? Марга, дорогая… я не могу!
— Нет!
— Не слышу. Давай, я немного подслащу сделку. Прими мое предложение — и я навсегда приставлю к тебе своего лучшего женского агента — сестру Мэри-Патрисию. Она станет твоей рабыней — правда, с небольшой оговоркой: ты не станешь ее продавать. Однако можешь сдавать ее в аренду, если захочешь. Что ты скажешь теперь?
— Нет.
— Ну, брось, брось. Ты просил одну бабу, я тебе предлагаю другую, еще лучше. Не станешь же ты доказывать, что Пат тебе не угодишь — ты с ней неделями валялся в кровати. Хочешь, я прокручу тебе записи ваших стонов и вздохов?
— Ты грязный негодяй!
— Эй, эй, не годится оскорблять меня в моем собственном доме! Ты знаешь, и я знаю, и все знают, что между одной женщиной и другой разница невелика, если исключить вопрос о качестве стряпни. Я предлагаю тебе одну, которая чуть получше, взамен той, которую ты потерял. Да через год ты меня благодарить будешь! Через два — вообще не сможешь понять, с чего ты тут кобенился. Давай соглашайся, святой Александр. Это лучшее предложение, на которое ты можешь рассчитывать, ибо говорю тебе серьезно — той датской зомби, в которую ты влюбился и о которой ты просишь, в аду нет. Ну, так как?
— НЕТ!
Сатана побарабанил пальцами по подлокотнику кресла; он казался очень раздраженным.
— Это твое последнее слово?
— Да.
— Ну а допустим, я предложу тебе должность капеллана и в придачу твою замороженную деву?
— Вы же сказали, что ее нет в аду?
— Но я не говорил, что не знаю, где она.
— Вы ее можете доставить сюда?
— Отвечай на мой вопрос. Примешь ли ты обязанности моего капеллана, если в контракт будет внесен пункт, оговаривающий ее возвращение к тебе?
(Марга! Марга!)
— Нет.
Сатана громко приказал:
— Генерал-сержант, отпустите караул. А ты пойдешь со мной!
— НАПРАНАЛЕ-ВО!.. ШАГОМ МАРШ!
Сатана слез с трона и направился за него, не сказав мне больше ни слова. Мне пришлось поторопиться, чтобы успеть за его гигантскими шагами. Позади трона открывался темный туннель; тут мне пришлось бежать — казалось, еще мгновение — и он скроется из виду. Его силуэт внезапно как-то уменьшился, слабо вырисовываясь на фоне тусклого света в конце туннеля.
Я чуть не наступил ему на пятки. Он уходил вовсе не так быстро, как казалось; он просто менялся в размерах. Или это я менялся? И я и он уже были примерно одного роста. Я остановился как вкопанный, когда он подошел к двери в самом конце туннеля, которая слабо освещалась красноватым сиянием.
Сатана дотронулся до двери — наверху вспыхнул яркий желтый прожектор. Открылась дверная створка, и дьявол обернулся ко мне.
— Входи, Алек.
Сердце мое затрепетало, и я задохнулся.
— Джерри! Джерри Фарнсуорт!
27
Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь.
И начал Иов и сказал: Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек.
Глаза мне заволокло туманом, голова закружилась, ноги стали ватными. Джерри прикрикнул:
— Эй, ты это прекрати! — обнял меня за плечи и втащил внутрь, сильно хлопнув дверью.