Ирано-таджикская поэзия

Рудаки Абульхасан

* * *

Кому удел не тлетворный в тлетворных столетьях дан? Что прочно? — Ладья газелей. Что вечно? — Пьянящий жбан. Возьми же вина в дорогу, — ведь жизнь не сравнишь ни с чем. Путь к раю подобен чаще, и мало на нем полян. Один ли познал я тленность? — ученый, что знает мир, Постиг и свое бессилье, и знаний вечный изъян. Взгляни же премудрым оком на мудрый, бегущий мир: Весь мир, все дела мирские, все смуты его — обман. Достигнуть встречи с тобою мечтала душа моя, Но смерть на дорогах жизни — грабитель и злой буян. Всем ведомо: знак, что роком начертан на смертном лбу, Не смоешь ничем, о смертный, с челом он твоим слиян. Все зданья падут, разрушась, и травы

на них взрастут,— Лишь зданье любви нетленно, на нем не взрастет бурьян. Прохожие люди трезвым не встретят меня вовек! О вечность! Хмельная чаша! Хафиз этой чашей пьян.

* * *

Нету в мире счету розам, да одной мне довольно. Тень одна лишь кипариса надо мной — мне довольно. Да избегну богословов! Из весомостей мира Этой чаши, полновесной и хмельной, мне довольно. Видишь волны? Это — образ быстротечного мира. Все постиг я над струистой пеленой — мне довольно. От базара нашей жизни — вся беда нашей жизни. День удачный, за удачным — день дурной. Мне довольно. Не один ты, ты с любимой! Ничего и не надо! Речи милой, с уст которой дышит зной, — мне довольно. Не гони же, я — у двери; божий рай мне не нужен. Переулка, где живешь ты под луной, — мне довольно. На свой нрав, Хафиз, не сетуй, ведь души — той, что сродна Плавным струям и газелям, столь родной, — мне довольно.

* * *

Страсть бесконечна; страстным дорогам нет пресеченья, нет! «Души отдайте!» — страстным другого нет назначенья, нет! Миг зарожденья сладостной страсти — благожеланный миг. В деле отрадном ждать ли гаданья, предвозвещенья? Нет! Нас не страши ты разумом властным, нам подливай вина! К нам не причастен стражи начальник, нам зацрещенья нет! Глянуть на лик, схожий с месяцем юным, может лишь чистый взор, В ликах других подобного блеска и обольщенья нет. Сердце Хафиза в горести страждет: сердце твое — гранит. Сколько ни плакал, сколько ни звал я, — нет мне прощенья, нет!

* * *

Те, кто взглядом и прах в эликсир превратят, Хоть однажды на жизнь эту бросят ли взгляд? Утаю от врачей мои скорби. Быть может, За чертой бытия мой недуг исцелят. Мой кумир не снимает с лица покрывала, Что же столько о нем небылиц говорят? И гуляка и постник равны перед богом. Лучше в добрых делах ты найди тарикат. Я — отступник любви, устремленный к Познанью, Стал мужам просветленным поистине брат. Смутно там — за завесой. Когда же завеса Упадет — что увидим? Что нам возгласят? Плачут, внемля мне, камни, и круг прозорливых Слушать повести сердца поистине рад. Пей вино! Даже сотня грехов твоих скрытых Благочестия ложного лучше в сто крат. Я боюсь, что завистники платье Юсуфа Разорвут, чистоту клеветой омрачат. Пусть в руинах окраин пред лавкою винной Толпы рэндов вершат винопитья обряд. Буду втайне скорбеть, ибо чистые сердцем О несчастье н счастье своем не кричат. Пей, Хафиз! Ты едва ль удостоишься встречи… Ведь султанши на жалких бродяг не глядят!

* * *

Мой скудный жребий тяжек, подъем дороги крут, Унижен я пред теми, кто гордостью надут. И, только лишь коснувшись кудрей в безумье страсти, Я гордо выпрямлюсь, не зная рабьих пут. Что делается в небе, у глаз моих спроси ты: Я до утра считаю но звездам без минут. Я в знак благодаренья уста целую чаши — Здесь ключ великой тайны и знанья тихий пруд. И также благодарен рукам моим я слабым: Терзать они не могут насильем бедный люд. Когда в стихах воздал я хвалу вииопродавцам, Я мздою справедливой почтил их добрый труд. Ведь ты не пожелаешь поднять меня из праха, Хотя б из глаз катился слезами изумруд! Не

укоряй, что плачу я кровью в этих долах: Как муки коз мускусных, удел прозренья лют. Пусть голова Хафиза пьяна, но мне надеждой Иной главы забота и милостивый суд.

* * *

Проповедники, как только службу с важностью в мечети совершат, В кабачках совсем иное — тайно, чтоб не быть в ответе, — совершат. Даже мудрым не понятно: те, что учат отрешеньям весь народ, Сами эти отрешенья, может быть, на том лишь свете совершат. Эти новые вельможи тюрка в мула обращают. О господь! Сделай их ослами с ношей! Пусть на них свой танец плети совершат. Если ты, дервиш, желаешь, чтоб тебе вручили чашу бытия, Это в тайном храме магов — так в их сказано завете — совершат. Красота ее безмерна и влюбленных убивает, но они, Возродясь, ей поклоненья вновь и вновь в среде столетий совершат. Ах, менялы без познаний, с побрякушкой для уздечек жемчуга Вечно путали! Ужели это вновь они, как дети, совершат! «Нет, пусть молвят стих Хафиза, — голос Разума раздался с высоты,— И по памяти пусть это в ночь они и на рассвете совершат!»

* * *

Коль туда, куда стремлюсь, я направлю полет,— Так за дело я возьмусь, что тоска запоет! Сильных мира я бегу, словно зимних ночей, Жду от солнца одного лучезарных щедрот. Благородства не ищи у надменных владык: Прежде чем откроют дверь, жизнь бесследно пройдет. Пусть же сгинет эта жизнь — умерщвляющий ад! Славь, певец, другую жизнь — услаждающий сот! Пожелай, мой соловей, чтоб земля наконец Стала садом, где твой дух к нежной розе придет! Здесь упорство с торжеством в давней дружбе живут: Кто упорство впустит в дом — торжество призовет. Мудрено ли, что всегда беззаботен Хафиз: Вольный странник на земле не страшится тягот!

* * *

Уйди, аскет! Не обольщай меня, аскет! Ах, что мне святости твои и твой скелет! Пыланье роз, пыланье роз меня пьянит. Увы, не вечен аромат и нежный цвет! Приди же, милая моя! Свою любовь В твон я косы заплету среди бесед. Тюльпаном чаша предо мной полна вина: Оно как плавленый рубин! Оно — рассвет! Прекрасней трезвости, друзья, веселый хмель,— О виночерпий, окропи ты наш обед! А ты, о суфий, обходи мой грешный дом — От воздержаиья воздержусь я: дал обет! Увы, прошла моя весна… Прошла весна… Я это чувствую по тысяче примет. Но не в раскаянье спасение для нас. Не станет суфием Хафиз на склоне лет.

* * *

Ты не шли упреков в буйстве в гульбищах не новичку, Ведь его грехов не впишут, праведник, тебе в строку. Будь самим собой, что сеял — то и жни, не следуй мне Я тебя в свои молитвы и грехи не вовлеку. Ведь любовь живет в мечетях, и живет она в церквах. Нужен друг святоше, нужен вольному весельчаку. Не один с порога дома благочестия я пал, И Адам не добыл рая на земном своему веку. Коль, Хафиз, пригубишь кубок в Судный день — из кабачка Мигом в рай ты будешь поднят, хоть был мил и кабачку.

* * *

Я вышел на заре, чтоб роз нарвать в саду, И трелей соловья услышал череду; Несчастный, как и я, любовью к розе болен, И на лужайке он оплакивал беду. По той лужайке я прогуливался часто; На розу я смотрю, на соловья и жду; С шипом она дружит, но так же неразлучен С любовью соловей, — все в том же он бреду! Стенанья соловья мне в сердце болью пали, И утешенья сам себе я не найду… Так много роз цветет, но кто сорвать их может, Не испытав шипов опасную вражду? Хафиз, надежду брось на счастье в этом мире: Нет блага в нем, и все нам к скорби и вреду!