Ирано-таджикская поэзия

Рудаки Абульхасан

* * *

Не прерывай, о грудь моя, свой слезный звездопад: Удары сердца пусть во мне всю душу раздробят! Ты скажешь нам: «Тюрчанку ту я знаю хорошо,— Из Самарканда род ее!» Но ты ошибся, брат. Та девушка вошла в меня из строчки Рудаки: «Ручей Мульяна к нам несет той девы аромат». Скажи: кто ведает покой под бурями небес? О виночерпий, дай вина! Хоть сну я буду рад. Не заблужденье ли — искать спокойствия в любви? Ведь от любви лекарства нет, — нам старцы говорят. Ты слаб? От пьянства отрекись! Но если сильный трезв, Пускай, воспламенив сердца, испепелит разврат! Да, я считаю, что пора людей переродить: Мир надо заново создать — иначе это ад! Но что же в силах дать Хафиз слезинкою своей? В потоке слез она плывет росинкой наугад.

* * *

Где

правоверных путь, где нечестивых путь? О, где же? Где на один вступить, с другого где свернуть? О, где же? Как сравниваешь ты дом праведных и дом беспутных? Где лишь в молитвах суть, где только в лютнях суть? О, где же? Постыла келья мне, и лицемерье рясы — также. Где магов тайный храм? Где мне к вину прильнуть? О, где же? Все вспоминаю дни, когда с тобою был я рядом. Где ревность, где слова, лукавые чуть-чуть? О, где же? Прах у твоих дверей к глазам своим прижму — О, сладость! Где жить мне без тебя, где свой огонь задуть? О, где же? Хафиз тебе не даст ни мира, ни услад покоя. Где он найдет покой, свою утешит грудь? О, где же?

* * *

Я отшельник. До игрищ и зрелищ здесь дела нет мне. До вселенной всей, если твой переулок есть, дела нет мне. Эй, душа! Ты меня бы спросила хоть раз, что мне нужно! До того ж, как до райских дверей мне добресть, дела нет мне. Падишах красоты! Вот я — нищий, дервиш, погорелец… До понятий: достаток, достоинство, честь дела нет мне. Просьба дерзкая есть у меня: до всего же другого, Коль пред богом ее не могу произиесть, дела нет мне.. Нашей крови ты хочешь. Ты нас предаешь разграбленью. До пожитков убогих — куда их унесть — дела нет мне. Разум друга — как чаша Джамшида, что мир отразила. И дошла ль до тебя или нет эта весть — дела нет мне. Благодарен я жемчуголову. Пусть море полудня Эту отмель песками решило заместь — дела нет мне. Прочь, хулитель! Со мною друзья! До того, что решился, Сговорившись с врагами, меня ты известь, — дела нет мне. Я влюбленный дервиш. Коль султанша меня не забыла, До молитв, до того, как их Хл небу вознесть, — дела нет мне. Я Хафиз. Моя доблесть — со мной. До клевет и наветов, Что сплетают презренная зависть и месть, дела нет мне.

* * *

На сердце роза, на губах лозы душистый сок. Владыка мира, в эту ночь ты раб у наших ног. Гасите свечи! Ночь и так светла, как знойный день. Здесь в полнолунии своем тот лик, что тьму отвлек. Не чтим запрета на вино, но мы храним запрет, Когда его не делишь с той, чье тело как цветок. Прикован взгляд к рубинам уст, к вращенью пенных чаш, В ушах журчащий говор флейт и чанга звонкий слог. Ты благовоний на пиру хмельном не разливай, Вдыхаю запах, что струит тяжелых кос поток. Сластей ты мне не подноси: что сахар, пряный мед? Сладка лишь сладость губ твоих, что хмель вина обжег. Безумец — имя мне. Позор стал славою моей. Так почему ж безумье все мне ставите в упрек? Зря мухтасибу шлют донос: и он, подобно нам, Услады ищет на земле, обманывая рок. Хафиз, ни мига без вина, ни часа без любви! Пора жасминов, время роз пройдут. Недолог срок! Эй, проповедник, прочь поди! Мне надоел твой нудный крик. Я сердце потерял в пути. А ты что потерял, старик? Среди всего, что сотворил из ничего творец миров, Мгновенье есть; в чем суть его — никто доселе не постиг. Не наставленья мудрецов — лишь ветер у меня в ушах, Пока томят, влекут меня уста, как сахарный тростник. Не сменит улицу твою дервиш на восемь райских кущ, Освобожден от двух миров — своей любовью он велик. Хоть опьянением любви я изнурен и сокрушен, Но в гибели моей самой высокий строй души возник. В несправедливости ее, в насилии не обвиняй! Скажи: то милостей поток и справедливости родник! Уйди, Хафиз, и не хитри! И сказок мне не говори! Я прежде много их слыхал и много вычитал из книг.

* * *

«Владычица, — сказал я, — сжалься. Ты видишь — погибает странник» Она ж: «Влекомый волей сердца, свой путь всегда теряет странннк» Я умолял ее: «Помедли». Она: «Увы! Нельзя мне медлить, Хотя — привычный к мирной неге — в пути изнемогает странник» Да и какая ей забота, на ложе из мехов и шелка, Что на камнях и на колючках в пустыне засыпает странник? Опутан черными кудрями, как неразрывными цепями, Пред родинкой твоей индийской безмолвно замирает странник. И на лице, рассвета краше, играет отблеск винной

чаши, Так отблеск листьев аргаваиа на розах замечает странник. Любуюсь: нежный лик округлый очерчен тонкой тенью смуглой Так письмена с благоговеньем в святилище читает странник. И я сказал: «О ты, чьи косы темнее полночи безлунной, Остерегись! Ведь на рассвете, как туча, зарыдает странник». Она ж: «Хафиз! Влюбленных доля печальна в скорбной сей юдоли. Не диво, что лишь униженья, что лишь гоненья знает странник!»

* * *

Мне вечор музыкант — да утешится он! — Дух свирелью смутил, дух мой ввергнул в полон. Всей тоскою людской тосковала свирель, И на мир ниспадал ее трепетный стон. Но предстал предо мной виночерпий, чей лик Словно солнце сиял, мглой кудрей окаймлен. Он восторг мой постиг, он подлил мне вина, И я молвил, ища в чаше сладостной сон: «Ты от зла бытия избавляешь меня,— И да будет к тебе милосерд небосклон». Для Хафиза в хмелю — Кей с Кавусом ничто: Ячменя не ценней жемчуга их корон!

* * *

Пусть вечно с сердцем дружит рок, — и большего не надо. Повей, ширазский ветерок, — и большего не надо! Дервиш, вовек не покидай своей любви обитель. Есть в келье тихий уголок? И большего не надо! Ты к продавцу вина приди, явись к его святыням, Чтоб скорбь из сердца он извлек, — и большего не надо! Почетно на скамье сидеть и пить из полной чаши: Так станешь знатным в краткий срок, — и большего не надо! Кувшин багряного внна, кумир луноподобный,— Иное не идет нам впрок, — и большего не надо! Бразды желаний вручены невежественным людям, Твой грех, что ты — наук знаток, — и большего не надо! Любимой давней верен будь, привязан будь к отчизне, Далеких не ищи дорог, — и большего не надо! Не радуйся, что все вокруг тебе хвалу возносят: Пусть бог к тебе не будет строг, — и большего не надо! Хафиз, в моленьях нет нужды: молитва страстной ночи Да сладкий утренний урок, — и большего не надо!

* * *

Весть пришла, что печаль моих горестных дней — не навечно. Время — ток быстротечный. И бремя скорбен — не навечно. Стал я нынче презренным в глазах моего божества, Но надменный соперник мой в славе своей — не навечно. Всех равно у завесы привратник порубит мечом. И чертог, и престол, и величье царей — не навечно. Так зачем возносить благодарность иль горько роптать? Ведь и громкая слава великих мужей — не навечно. На пирах у Джамшида певали: «Несите вина! И Джамшид с его чашей в обители сей — не навечно! Так пылай же, ночная свеча, привлекай мотылька! Близко утро. И ночь, и сиянье свечей — не навечно. Эй, богач! Загляни в глубину своей нищей души! Горы злата, монет, самоцветных камней — не навечно. Видишь надпись на своде сияющем: «Все на земле, Кроме добрых деяний на благо людей, — не навечно». Верь во встречу, надейся на память любви, о Хафиз! А неправда, насилье и бремя цепей — не навечно!

* * *

Не откажусь любить красавиц и пить вино, и пить вино! Я больше каяться не буду, что б ни было, — мне все равно! Прах у порога луноликой мне райских цветников милей, Всех гурий за него отдам я и все чертоги заодно! Как надоели мне намеки, увещеваиья мудрецов, Я не хочу иносказаний, — ведь их значенье так темно! Нет, не пойму я, что творится с моей беспутной головой, Покуда в кабаке не станет кружиться быстро и хмельно. Советчик мне сказал с укором: «Ступай, от страсти откажись». Нет, братец, буду страсти верен: подруге предан я давно. Того довольно, что в мечети не стану девушек ласкать, А большей набожности, право, мне, вольнодумцу, не дано! К наставнику виноторговцев я всей душой стремлюсь, Хафиз, Его порогу поклоняться, — я твердо знаю, — не грешно.

* * *

Аромат ее крова, ветерок, принеси мне И покой, — я ведь болен, — хоть на срок принеси мне! Для души изнуренной дай хоть малость бальзама, С доброй вестью о друге хоть пять строк принеси мне! Взор и сердце в боренье. С тетивы ее взгляда И от стрелкн-ресницы хоть намек принеси мне! На чужбине в разлуке постарел я, — из чаши Сладкой юности, ветер, хоть глоток принеси мне! Дай ту чашу пригубить всем понурым, но если Этот будет напиток им не впрок, — принеси мне! Брось о завтрашнем, кравчий, размышлять, — иль охранный За печатями рока ты листок принеси мне! Так над плачущим сердцем пел Хафиз неустанно: «Аромат ее крова, ветерок, принеси мне!»