Ирка. Часть 2. Монстр

Предыдущая часть.

Испытав боль, Ирина завыла. Но боль шла не от паха, где всё горело, как в топке котельни, куда кочегар неустанно подкидывает уголь, что бы тот полыхал, а в трубе гудел ветер. Она испытала боль в груди. Девушка рыдала, всхлипывала, выла, пищала, как мышка, и одновременно скулила, как сбитая на дороге собака. Боль пронизывала её сознание. Она как можно сильнее закрывала глаза, словно так хотела отгородиться

от реального мира и оказаться в кинотеатре, где показывают ужастик. Но в кинотеатре время пройдёт, сеанс закончится, она стряхнёт с платья крошки от попкорна, что обычно покупает ей Виктор, и сразу забудет всё, что увидела. Но то, что с ней произошло, это не вымысел больного сценариста, не труд такого же больного режиссера – это реальность, от которой никуда не деться. Стиснув как можно сильнее зубы, она испытала боль в челюсти. «Я их сломаю» – промелькнула мысль и тут же постаралась расслабиться, но это не получилось. «Где он?!» – крикнула про себя Ирина. Железная свая, что чуть было не разорвала её пополам, исчезла. Девушка прислушалась, но, кроме звона в ушах, что всё ещё преследовал её после его крика, она ничего не услышала.

Ирина вскочила на ноги. Cлёзы, что текли из её глаз, мешали всё как следует рассмотреть, но главное она уже знала, в комнате не было зверя. Схватив футболку своего мужа и, прижимая её к груди, словно она хоть как-то прикроет её наготу, бросилась к двери. Зверя не было в зале, точно так же как на кухне и в ванной. Чуть не упав, девушка влетела в коридор и резким движением повернула ключ в замке, лишь только после этого она испытала хоть какое-то облегчение. Руки опустились, футболка упала на пол, но Ирина не стала её поднимать, а, переступив через неё, словно пьяная, пошатываясь, вернулась в спальню.

Ей хотелось орать, но не было сил, хотелось рыдать, но слёзы, что еще минуту назад текли по её щекам, закончились. Испытав опустошение, Ирина упала на диван и так пролежала не один час. Не хотела ни о чем думать, боялась, что стоит потревожить мысли, как они вернут её в прошлое. Однако, как бы она не сопротивлялась, память ожила и, как иголка на сломанной пластинке, воспоминания постоянно возвращали её в прошлое. Вот сосед вошёл в коридор, вот он вытянул руку, Ирина ему улыбнулась, а после последовал тот поцелуй, в котором она не виновата.

– Это он сделал… – не своим голосом произнесла Ирина так, словно оправдываясь за случившееся. – Он… – добавила и стала вставать с дивана.

Память – предатель, она медленно стирает любимые воспоминания, заменяя их на картинки повседневной рутины. Память – это чулан, где хранится всякий хлам: там есть детские воспоминания, первые обиды, злость, драка, но есть и первый поцелуй, первая ласка, первый секс и… Тело Ирины передёрнуло.

– Измены, – тяжело произнесла вслух.

Она стояла посередине спальни, книги, как и стул, валялись на полу. Подошла к столу и нежно, словно это единственная душа в комнате, погладила ноутбук.

– Надо… – не закончив фразу, Ирина пошла в ванную, включила на полную мощь воду и, сев в неё, откинулась назад.

Весь день прошёл, как в бреду. Такое с ней было, когда она последний раз болела. Температура подпрыгнула

под сорок, приехавшие на вызов врачи поставили укол, чтобы сбить температуру, выписали кучу лекарств и посоветовали спать и ещё раз спать. Тело горело, глаза слезились, а голова гудела, словно пустой бетон из-под молока, и в тоже время в горле першило так, будто она наелась песка.

– Этого не было… – прошептала Ирина и, посмотрев на часы, поднялась с дивана, на котором провалялась до обеда. Она так и не убрала постельное бельё: теперь от него воняло предательством, изменой, сексом.

– Надо бросить в стирку и приготовить ужин. Да, надо, – тихо, словно в комнате кто-то спал и она боялась его разбудить, прошептала Ирина и нехотя пошла на кухню.

А вечером, когда Виктор пришёл с работы, она засуетилась и всё время отводила глаза, словно взгляд мог выдать её тайну. «Он говорил, что не покажет фотографии! Обещал! – бесконечно повторяла про себя Ирина, хотя не верила в лживые обещания. – Но ведь это сделал он! Набросился, как голодное животное! Что я могла сделать?! Орать, как истеричная баба? Да, наверное… А почему не сделала?..» – спросила себя Ирина и вспомнила, как жалобно пищала, просила Леонида её отпустить. Она перестала размышлять, боялась ответа, который уже просочился в её сознании. – «Испугалась, что Виктор узнает о снимках, увидит меня на них. Он верно говорил, – подумала о словах соседа, – зерно сомнения будет брошено, прорастёт недоверие, подозрение, неуверенность. Он ревнивый, – Ирина тяжело вздохнула, – не простит мне этого, кинет, бросит», – эти мысли не давали ей покоя и только когда погас свет в спальне, Ирина немного расслабилась и, поцеловав мужа в плечо, прижалась к нему.

Виктор не стал расспрашивать, почему жена весь вечер молчит, он знал, что у неё бывают периоды игры в молчанку. Поэтому, когда она к нему прижалась, не спрашивая его согласия, он снял с жены ночную рубашку. Ирина, будто впервые оголившись перед мужчиной, прикрыла своё тело руками. Ему нравилась то, как жена это сделала: застенчиво посмотрела ему в глаза, а после опустила взгляд, точь-в-точь, как Ленка, сестра Пашки, с которым он учился в институте, а после того, как они поссорились, их пути разошлись.

Став мужем Ирины, он посчитал, что получил полное право распоряжаться телом жены. Он по-хозяйски убрал её руки, в темноте было плохо видно, но след от летнего загара очертил пикантный треугольник.

– Иди ко мне, – прошептала Ирина и, согнув ноги в коленях, развела их в стороны. – Иди же… Нечего смотреть, а то…

Она никогда так не поступала. В постели с мужем вела себя скромно, словно это её первая брачная ночь. Но сейчас Ирине хотелось не просто секса, а наглого, вульгарного, жестокого, чтобы завыть от боли, точь-в-точь, как это было с ней утром. Чтобы молча зарыдать и может хоть так очиститься от той мерзости, которая скопилась у неё в душе.

Второго приглашения не потребовалось. Он, словно снайпер, с первой попытки попал в цель. «Худенький», – промелькнула у Ирины предательская мысль. Мужской орган мужа, который всегда казался ей огромным и пугал своим видом, теперь, как тоненькая морковка, скользил в её норке.

Конец ознакомительного фрагмента.