Ирландия. Прогулки по священному острову
Шрифт:
Это не комфортная английская земля. Нет в ней нашей спокойной уверенности. Пейзаж странный и незнакомый. Временами чудилось, будто я во Франции. Я не встретил здесь наполовину бревенчатых домов под соломенными крышами, не попались на моем пути и уютные постоялые дворы с вывесками вроде «Лисица и гончие» или «Лошадиная голова».
Домики здесь маленькие, одноэтажные, каменные, снаружи побеленные. На солнце их белизна слепит глаза. Некоторые домишки такие крошечные, что ребенок может принять их за жилище фей. Взрослые ирландцы часто выглядывают в окошки, размер которых не более салфетки. У всех домов, стоящих
Когда эти двери открыты, можно заглянуть в полутемную комнатку. Там перед маленьким алтарем горит огонек·
В поле возле стада стоит фермер с трубкой в зубах и с палкой в руке. Он смотрит на дорогу. Его жена направляется в соседний город в тележке, запряженной осликом. По проселочным дорогам Ирландии ходят самые красивые в мире девушки. Одни маленькие, краснощекие, с темными глазами, другие — белокожие, голубоглазые, с веснушками на носу. У всех очень гордая осанка.
Я заметил простоволосую молодую женщину. В одной руке она держала корзину, в другой — завернутого в черную шаль ребенка. В ее внешности не было ничего крестьянского. Я обратил внимание на точеные черты лица и изящные щиколотки.
На ирландской дороге невозможно не встретить всадника. Я видел, как священник беседует с молодым фермером. Юноша, почтительно склонившись в седле, похлопывал лошадь. Его животное не походило на простую английскую кобылу: чувствовалась порода.
Цветов возле домиков я не приметил. Я ехал из одной деревни в другую и думал, что, будь я ирландцем, непременно создал бы общество цветоводов и посадил бы цветы во всех палисадниках. Но больше всего мне не хватало знаменитой доминанты английского пейзажа — деревенского трактира.
В каждом городе, разумеется, есть питейное заведение, названное по имени прошлого или нынешнего владельца — «У Кейси» или «У Демпси». Здания эти скучны до безобразия. Странно видеть их на земле, известной своим гостеприимством и хорошими манерами. В самое жаркое время дня на улице собираются многочисленные повозки — кэбы, двуколки, коляски, а иногда и запряженный в тележку ослик.
Надо всем этим — белыми домиками, зелеными полями в окружении каменных стен, над длинной дорогой-серпантином и неспешными стадами, бредущими по колено в пыли, — плывет сладкий запах горящего торфа. Я слышу мягкие ирландские голоса, вижу быстрые ирландские улыбки. Ощущаю музыкальную магию и в камне, и в кирпиче, и даже в том, что погребено под травой и прячется в кронах деревьев.
В музыке звучит едва слышная минорная нотка. Иностранец, возможно, вообще ее не различает. А вот ирландцы, мне кажется, слышат. Эта музыка струится из земли Ирландии, из воды в ручьях, из травы и полевых цветов. Мистическая мелодия, похожая на росу, падающую на землю.
Что это такое, я, вероятно, никогда не узнаю. Возможно, именно это имеют в виду люди, когда говорят, что Ирландия «трогает за живое».
Ощущение это тонкое, глубинное, древнее. Как его назвать — благословением или проклятием Ирландии? Этого я не знаю. Если бы можно было передать его в звуках, то, наверное, я уподобил бы его пению скрипки.
Я уверен в том, что эта минорная нота, ускользающая от уха, очень важна. Если бы человек мог слышать ее, он узнал бы все, что следует знать об Ирландии.
Ночью я вынул книги, которые вожу с собой, и просмотрел несколько сборников ирландской поэзии в надежде найти то, что могло бы помочь мне объяснить слабое ощущение, не передаваемое словами. Боюсь, мало людей без примеси кельтской крови способны понять здесь хотя бы слово. И в нескольких литературных произведениях я обнаружил интересное внимание к звукам Ирландии. Джон Миллингтон Синг постоянно рисует пейзаж с помощью звука. Вот, например, речь бродяги в пьесе «В сумраке долины»:
Пойдем же со мной, хозяйка, я не стану докучать тебе болтовней. Ты услышишь крик цапель над черными озерами, узнаешь голоса тетеревов да сов, жаворонков да дроздов, а когда дни станут теплее, не станешь слушать разговоры о приближающейся старости, потере волос и потухших глазах. Нет, на закате солнца ты услышишь красивые песни, и не будет старик у тебя под боком храпеть, как больная овца.
И речь Норы Бурк в той же пьесе:
Ты будешь сидеть у двери, такой, как эта, и видеть перед собой лишь туманы, стелющиеся по болоту, и слушать лишь ветер, плачущий в ветвях деревьев, поваленных бурей, да рев реки, вздувшейся от дождя.
И снова в пьесе «Источник святых»:
Чувствуешь, как пахнет распустившийся утесник? И если ты помолчишь немного, то услышишь ягнят, хотя река в долине почти заглушает их блеяние.
Прочтите стихи Фрэнсиса Ледвиджа:
И в час, когда окончится война, Пойду в холмы и снова запою, И шепот, как в былые времена, Из вереска наполнит песнь мою…Те, кто шепчутся, всегда рядом с вами в Ирландии. Только вам не слышно, что они нашептывают.
Я побывал на ветреном песчаном острове Линдисфарн, где святой Кутберт устроил свою обитель, и на том холме в Сомерсете, где, как говорят, святой Иосиф Аримафейский посадил святой терн, но ни одно место не дало мне более ясного представления о раннем христианстве, чем странный крохотный разрушенный город Глендалу в Уиклоу.
На мой взгляд, в Ирландии нет ничего более прекрасного, чем эта восхитительная маленькая долина, с двумя озерцами, покоящимися в горной впадине. Настолько высоки эти горы и настолько глубоки озера, что даже в солнечный день вода в них неподвижна и черна.
Возле озер над деревьями поднимается высокая круглая башня. Она построена почти тысячу лет назад. В башне скрывались люди, бежавшие от скандинавов. Двери в таких башнях находятся высоко, чтобы беглецы, убирая лестницу, могли чувствовать себя в безопасности.
За башней, затерявшейся в деревьях и покрытой зеленым мхом, находятся руины монастыря, построенного за несколько столетий до того, как Англия приняла христианство.
Когда в Глендалу колокола сзывали к мессе, в Англии слышали лишь звон мечей да крики викингов, причаливающих к берегу.