Ирландский трон

Джеймс М. Р.

К тому времени, как мы добираемся до ужина, город полон неоновых огней. Мы ужинаем, а затем находим футуристический бар, где можно заказать напитки, осматривая каждый уголок города, который можем осмотреть, прежде чем придет время возвращаться на курорт. Время от времени свет отражается от бриллиантов и жемчуга на моем запястье, и грудь наполняет горько-сладкая боль.

В машине по дороге обратно на курорт я не могу остановиться. Я чувствую, как тикают часы, момент, когда нам нужно возвращаться в Бостон, почти настал, и я хочу большего. Я хочу, чтобы каждый момент счастья и наслаждения с моим мужем я могла украсть.

Я

наклоняюсь через машину, кладу руку на его слегка заросшую щетиной щеку, поворачивая его лицо так, чтобы я могла поцеловать его. Его губы едва соприкасаются с моими, как я оказываюсь у него на коленях, его рот пожирает меня, когда он расстегивает молнию, снимает мои трусики и усаживает меня на свой член.

О боже. О боже, я громко стону, опускаясь на него во весь рост, когда руки Коннора запутываются в моих волосах, сжимают мою талию, мою задницу, от неописуемого удовольствия мне хочется разрыдаться и кричать от радости одновременно. Ничто и никогда не было так хорошо, как сейчас, и я не думаю, что что-нибудь… когда-нибудь будет снова. Такое чувство, что Коннор погубил меня для других мужчин.

Он трахает меня всю дорогу до курорта, медленно и размеренно, прижимая меня к себе, пока мы вдвоем целуемся, ощупываем друг друга и раскачиваемся, издавая стоны оргазма у моих губ, когда мы кончаем вместе как раз перед тем, как добраться. Я на мгновение задерживаюсь на его члене, приятно сжимаясь вокруг него, пока переживаю последние волны наслаждения, а затем соскальзываю с него, поправляя одежду, пока мы выскальзываем из машины, возбужденные и смеющиеся, всю дорогу до нашей комнаты.

Едва мы оказываемся внутри, как Коннор снимает с меня платье, и я оказываюсь склонившейся над диваном, а затем лицом вниз на кровати, пока он снова трахает меня. Он ненасытен, как и я. Мы дважды трахаемся в постели, прежде чем он, наконец, засыпает, а я лежу там, такая же измученная, но не способная уснуть. Когда я проснусь, настанет время ехать в Бостон, и я чувствую, что восстаю против этого. Я хочу большего, и я знаю, что у меня этого больше никогда не будет.

Я встаю, чтобы пойти в ванную, немного привести себя в порядок и переодеться в пижаму, и когда возвращаюсь к кровати, вижу, как на телефоне Коннора загорается сообщение, а затем еще одно. Я смотрю на это без особого смысла, когда прохожу мимо, а затем замираю, когда вижу имя на экране. Кайто Накамура.

Мне требуется секунда, чтобы произнести имя. Оно звучит знакомо, и я пытаюсь вспомнить, где я слышала его раньше. Когда телефон Коннора загорается в третий раз, я вспоминаю, как мой отец мимоходом упомянул об этом. Старший сын дома Накамура… часть якудзы.

Я беру трубку телефона Коннора, слишком легко угадывая пароль. Я знаю, что не должна шпионить, но холодное подозрение укоренилось, и я ничего не могу с собой поделать. Я нажимаю на сообщение, и у меня мгновенно сжимается живот, когда я читаю:

Извини, что мы не смогли сделать для тебя больше, когда ты пришел в дом моего отца. О создании альянса не может быть и речи, но только до тех пор, пока вопросы не будут решены. Подумай о том, что мы сказали. Рассмотри другой маршрут. Это все, что я предлагаю.

Моя рука сжимает телефон, желая швырнуть его через всю комнату. Я слышу грубое покашливание и, обернувшись, вижу, что Коннор мрачно смотрит на меня, его взгляд прикован к телефону в моей руке, когда он приподнимается на локтях.

—

Это не твое, не так ли? — Спрашивает он мягким, предупреждающим тоном, и я стискиваю зубы.

— Друг из Токио, хм? — Я бросаю ему телефон через матрас, и он поднимает его, просматривая сообщение, прежде чем отложить в сторону. — Ты, блядь, солгал. Ты пришел вести дела с домом Накамура.

Коннор пожимает плечами.

— А что, если и так? — Его голос холоден и нейтрален, как будто у меня нет ни малейшего права злиться, и это бесит меня еще больше.

— Так вот почему ты согласился. — Я прищуриваюсь, глядя на него. — Когда я забронировала поездку, ты спорил об этом, а потом внезапно сдался. Ты подумал о том, как это могло бы быть тебе полезно. Черт возьми, ты, вероятно, отправился бы в это гребаное путешествие в одиночку, если бы мог справиться с этим…

— Ты ведешь себя неразумно, — говорит Коннор, его голос становится жестче. — Я согласился на твою игру, которую ты предложила в самолете, Сирша, но до этого у тебя не было причин думать, что я согласился отправиться в это путешествие из-за каких-то нелепых романтических соображений.

Что-то горячо сжимается у меня в животе, и мне приходится сдерживать слезы. Я знала, что все это было не по-настоящему, я знала это все выходные, но я позволила себе проговориться. Я позволила себе поверить, что, возможно, это сработало, что, возможно, он начал чувствовать что-то настоящее. Я была чертовски глупа.

— Конечно, я бы не согласился так быстро, если бы поездка не могла каким-то образом улучшить мое положение, — хладнокровно говорит Коннор. Я слышу, как все его стены поднимаются, какая бы дверь ни открылась, чтобы позволить ему быть мягче и добрее в эти выходные, она захлопывается. — Ты должна понимать все это, Сирша. Это и для тебя, и для нашего наследника, которого, если повезет, мы зачали в эти выходные. У тебя нет причин сердиться по этому поводу. Я просто воспользовался предоставленной возможностью наилучшим образом.

— Тебе понравилось, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы. — В твоих устах это звучало как обычная выпивка с другом, а не деловая встреча, возможный альянс. Ты ни во что меня не включил. Ты скрывал все это от меня, ничем не делился. Ты относишься ко мне не более чем как к глупой бесполезной женщине, к теплой дырочке, в которую ты можешь спустить свою сперму и родить сына для себя, вместо могущественной жены и партнера, какой, ты знаешь, я могу быть. Ты манипулировал мной все выходные… — Я на грани слез. Я должна заставить их не пролиться, или я знаю, что буду ненавидеть себя еще больше, чем сейчас, за то, что была слишком глупа, чтобы поверить ему, действительно думать, что все может измениться.

— Зачем мне тебе что-то рассказывать? — Коннор поднимает бровь. — Я уже принял решение. Мне не нужно было мнение или вклад. Зачем мне делиться им? Чтобы ты могла рассказать своему папочке о моих действиях? Нет, я так не думаю.

Я потрясенно смотрю на него.

— Ты действительно думаешь…

— Все, что ты когда-либо делала, было сделано для твоего отца и твоей семьи, Сирша. Черт возьми, ты преследовала меня, вышла замуж за меня, за человека, которого ты не хотела, который прямо сказал тебе, что никогда не полюбит тебя и не будет верен тебе, просто чтобы угодить старому дорогому папочке. Ты действительно думаешь, что я хоть на секунду поверю, что ты теперь полностью предана мне?