Ирония судьбы, или С легким паром
Шрифт:
Лукашин заискивающе улыбнулся и выложил на стол деньги, взятые у Нади на билет:
— Вот, всего-навсего награбил пятнадцать рублей!
— Не густо! — оценила мама. — Положи их на стол. Больше ничего не стащил?
— Не успел.
— С виду ты приличный человек! — покачала головой Ольга Николаевна. — Не скажешь, что грабитель. Как тебе не стыдно в Новый год квартиры чистить. У людей праздник, а ты… бессовестный…
Лукашин честно искал пути к примирению:
— Как вас зовут?
Но получил достойный ответ:
— Тебе-то
— Вы выслушайте меня. Я вам все-таки объясню! 31 декабря мы с приятелями ходим в баню… — При этих словах Лукашин нарушил обещание и сделал шаг вперед.
— Караул! — закричала Ольга Николаевна. — Бандиты!
Лукашин замер на месте и испуганно залепетал:
— Я вас умоляю, не кричите, пожалуйста!
— А ты не двигайся, с места не сходи! — совершенно спокойно ответствовала Ольга Николаевна. — Вот сейчас Надя с Ипполитом вернутся, мы тебя арестуем!
— Ипполит не вернется! — усмехнулся Лукашин.
— Почему? — растерялась хозяйка дома.
— С ним я расправился самым решительным образом с помощью бритвы!
Реакция Ольги Николаевны оказалась для Лукашина неожиданной. Пожилая женщина сразу как-то обмякла и принялась медленно сползать по стене, явно теряя сознание. Лукашин успел ее подхватить, подтащить к дивану и уложить.
— Вы не волнуйтесь! — успокоил Лукашин. — Бритва была электрической.
Ольга Николаевна с трудом перевела дыхание:
— Сбегай в соседнюю комнату, там на полочке лекарство в желтом пузырьке и рядом стаканчик. Накапай мне тридцать капель!
— Валокордин? — спросил Лукашин, спеша за лекарством.
— Смотри какой образованный! — удивилась Ольга Николаевна. Она села, пригладила волосы.
Вернулся Лукашин. Ольга Николаевна взяла из его рук стаканчик и выпила жидкость, отдающую мятой.
Лукашин мягко взял руку Ольги Николаевны, сжал у запястья и посчитал пульс:
— Кардиограмму вам делали?
— У меня… — вспомнила Ольга Николаевна. — Сдвиг влево…
— Ерунда. Это возрастное, почти у всех. Давление как?
— Сто семьдесят на сто.
— Резерпин принимаете?
— Откуда ты про все это знаешь? — удивилась Ольга Николаевна.
— Я врач.
Ольга Николаевна покачала головой:
— И такими делами промышляешь! Тебе на жизнь, что ли, не хватает?
Лукашин порылся в кармане, нашел бланк со штампом поликлиники и уселся за стол.
— Сейчас я выпишу вам новое средство против гипертонии!
Воспользовавшись тем, что Лукашин уселся за стол и писал, не обращая на нее внимания, Ольга Николаевна осторожно поднялась с тахты, прокралась к двери:
— Хоть ты и вор, а заботливый!
Ольга Николаевна выскочила в прихожую и заперла дверь на ключ.
Услышав звук запираемого замка, Лукашин обернулся:
— Зачем вы это сделали? — Он подошел к двери, просунул под нее рецепт: — Возьмите, пусть вам Надя потом это в аптеке обязательно закажет!
— Ты давно Надю
Лукашин принялся подсчитывать:
— Сейчас семь… Я появился у вас в доме вчера около одиннадцати… Значит, мы знаем друг друга приблизительно восемь часов.
— И ты всю ночь здесь околачиваешься?
— Всю ночь! — Лукашин взял гитару и начал перебирать струны.
— Что же Надя тебя не выставила? — спросила Ольга Николаевна.
— Наверное, не хотела… Не хотела, наверное…
В это время такси свернуло с Невского к Московскому вокзалу. Надя расплатилась и вышла из машины.
И, как бы вторя Надиным шагам, послышалась песня. Ее напевал пленный Лукашин, которого сторожила Надина мама.
— Я спросил у ясеня, где моя любимая? Ясень не ответил мне, качая головой. Я спросил у тополя, где моя любимая? Тополь забросал меня осеннею листвой…В здании вокзала Надя подошла к дежурной кассе, которая была открыта круглую ночь. У окошечка стояло два человека. Надя обождала немного, купила билет до Москвы, а потом через зал ожидания вышла на привокзальную площадь.
— Я спросил у осени, где моя любимая? Осень мне ответила проливным дождем. У дождя я спрашивал, где моя любимая? Долго дождик слезы лил за моим окном…Надя неторопливо шла по ночному городу. На площадях сверкали цветными огнями новогодние елки. Шумные, веселые толпы вываливались из подъездов и заполняли улицы. Начал падать снег. Надя одиноко брела по заснеженным проспектам.
— Я спросил у месяца, где моя любимая? Месяц скрылся в облаке, не ответил мне… Я спросил у облака, где моя любимая? Облако растаяло в небесной синеве…Небо слегка посветлело, когда Надя вернулась к дому.
Она подняла голову, взглянула на свое окно, ярко освещенное, и вбежала в подъезд.
— Друг ты мой единственный! Где моя любимая?
Ты скажи, где скрылась? Знаешь, где она?
Друг ответил преданный, друг ответил искренний:
Была тебе любимая, а стала мне жена!{3}
На последних словах песни входная дверь отворилась — Надя вошла в квартиру.