Иррувим. Много жизней тому назад

Сотникова Виктория

Старик лежал с открытыми глазами, боясь шелохнуться. Казалось, каждая клеточка его истерзанного тела молила о смерти. Он перебирал в памяти последние события: ураган, обезумевшая толпа, бурлящие земли, отец… Последнее ему, наверняка, привиделось. Никак не мог отец быть связан с тем ужасом, что обрушился на головы живых. И тем не менее фантом отца задержал его, не позволив спастись. Однако Лойд был жив – взаправду. Ведь призракам не положено испытывать такой телесной боли, какая повергла Лойда. Но где же он?

Глубоко втянув воздух, чтобы испытать свои ребра и дыхательные органы на увечья, он закашлялся. Воздуха там, где он оказался, недоставало, и пах он

могильной ямой. Была в этом запахе и примесь чего-то… железного. Следуя ему, Лойд сообразил, что этот запах исходит от него самого: «Ну конечно!» Аккуратно приподнявшись, он нащупал кусок рваной плоти над коленом и корку запекшейся крови. Рана по ощущениям была большой, хотя и не саднила. Он обследовал рукой поверхность, где лежал: неровное каменистое дно. В потемках Лойд не мог оценить глубину и масштабы места, куда угодил. По удушью он определил, что над ним, должно быть, футов сорок-пятьдесят. Однако в таком деле он сведущ не был, да и опытом угождать в места свежих земельных расколов похвалиться не мог.

Исследовав остальное тело на предмет переломов и кровопотерь, Лойд обнаружил большую шишку в области затылка, длинный порез на пояснице, разбитую бровь и пару глубоких ссадин на руках. Содранная кожа по всему туловищу была не в счет. В лохмотьях, бывших поясом, он нашарил спрятанные им впопыхах книжицу и лупу. Последняя, судя по режущим пальцы сколам, повредилась. Зато сам он был жив.

Дивясь собственной удаче и размахивая руками на лад слепому, он попытался встать в полный рост. Тут же его темя уперлось в отвесный уступ. Проведя рукой по стенам ямы, он сделал вывод, что место, куда он провалился, было чем-то вроде подземных пещер. Единственный способ узнать, есть ли у него шанс выбраться наружу тем же путем, который привел его сюда, – раздобыть свет. И в этих условиях оставалось надеяться только на подручные средства. В узких карманах изодранного фрака не было ничего подходящего на роль розжига. Впервые в жизни Лойд пожалел о неприсущей ему страсти к курению. Вредные черты поведения никогда не давались ему, как подобает, а ведь именно они зачастую служат спасительной шлюпкой.

Сильно уповать на то, что в недостатке кислорода и повышенной влажности удастся воспламенить что бы то ни было, равно кривить душой. А даже если и удастся… Если пещера невелика в размерах, дым попросту задушит его за считаные минуты. Тогда Лойд решил наперво освоить местность, пусть и вслепую.

Шаг-другой, еще два. Полы в пещере были чрезмерно ребристыми, не позволяя ускориться. То и дело поскальзываясь и оступаясь, ступни выворачивались под неестественным углом, доставляя сильную боль. Старику приходилось держать равновесие при помощи согнутых колен и широко распахнутых рук. Петляя на разный манер, он сбился со счету шагов и с облегчением отметил, что еще ни разу не сменил направления. Значит, пещера, как минимум, продолговатая. А ежели руки, занесенные над головой, не достают до сводов, значит, по высоте она ничем не уступает среднему человеческому жилищу.

Наскоро исследовав пространство вокруг себя, он нашарил пару камней, на ощупь напоминающих аммониты. На запах – обыкновенные окаменелости, пахнут сырым известняком. О них Лойд только читал: воочию никогда не видел. Как и сейчас. Ныне его зрением служили наторелые в архивном деле пальцы. Может статься, моллюски эти попали сюда в результате осушения подземных рек, которые, к слову, могли до конца и не иссохнуть. Это следовало проверить: «Недалек час, когда жажда – единственное, что будет меня гнести».

Оставив ненадолго идею добыть огонь, Лойд решил еще немного

побродить. Сбрасывать со счетов вероятность обнаружения более безопасного пути на поверхность, чем лаз по отвесному обрыву, казалось ему неразумным. Лойд был полон решимости. Старик уже давно не помнил себя столь жизнестойким, несмотря на кровопотери. Всю свою долгую жизнь он отождествлял себя с домашним скотом: был избавлен от необходимости выживать и скрываться от хищников, между тем погибая от рутины. Даже мозоли на его руках имели сугубо церемониальное происхождение. Случаи, где он сумел бы проявить данные ему от природы качества, им же тщательно избегались.

Лойд был убежден: природа скупа на милости. Вместо этого человек, если не воспитать в нем здоровый дух и манеры, предстает перед миром сущим варваром и кровопийцей. А в нем, сколько бы отец ни старался, так и не прижилось семя авантюризма. Теперь же, под нагромождением песков времени, ему случилось встретиться с самим собой. Судьба бросала перчатку не старику – она донимала безумствами того самого маргинального юношу, не взявшего труда взрастить из себя ни доблестного воина, ни верного мужа, ни примерного отца. Словно высшие силы смотрели прямо в глаза тому, кто десятилетиями трусливо скрывался в чужой шкуре. И сейчас тот нерожденный в нем искатель подвигов был единственной надеждой старика на выживание. Боевое крещение свершилось: Лойд ощущал это всем своим воспрявшим телом, всеми фибрами своего существа.

И вот в пещерной пустоте за жизнь боролись двое – старик и тень его прошлого, возымевшая власть над общей волей к жизни. Однако выживание для каждого из них наделено было личной целью: старик мечтал вернуться к ничем не примечательным будням, а тень пошла на поводу у судьбы. Будто всю жизнь она томилась в ожидании своей миссии, как джинн в ржавой лампе, освобожденный зовом безликого господина из потустороннего мира.

Охваченный новыми проникновениями, Лойд в нерешительности топтался на месте. Глаза никак не могли привыкнуть к полному мраку, хотя он уже мог различить смутные очертания собственных рук, водя ими подле носа. Тогда ему в голову пришла мысль испытать пещеру звуком.

– Эй! – еле слышно выдавил он.

Эхо утонуло в безбрежности. Тогда он завопил во всю мощь:

– Э-э-эй!

И снова звуковая волна не ударилась о глухие своды вблизи, как он того ожидал.

Лойду стало очевидно, что местонахождение его приходится на большую – неизвестно, в какой мере, – пещерную галерею, по-видимому, являющуюся частью системы подземных ходов. Последнее соображение выдвинула его бушующая фантазия. А место, куда он упал, возможно, было крайней точкой одного из залов, образовавшегося в результате землетрясения.

Под землей было намного теплее, чем на поверхности. К тому же, с каждым днем по непонятной причине остывающей. Дабы насквозь не сопреть, Лойд выскользнул из фрака и повязал размякшие от влаги рукава поверх камербанда. Тело ныло, оправляясь от шока. Тотчас его взмокшая грудь ощутила на себе слабое движение воздуха. «Ветер!» – встрепенулся Лойд, гадая, что бы это могло значить. Не придумав ничего лучше, кроме как следовать его прохладному шепоту, старик вновь принял канатоходную стойку и поковылял за шлейфом свежего воздуха. С два десятка шагов спустя он потерял равновесие и полетел ничком. Ребра отозвались противным хрустом. Лойд, глотая произвольные слезы, взревел. Силы и терпение с ним прощались. Так бы и лежал он, скуля и жалея себя, если бы не тусклое свечение, которое замасленные глаза его распознали в нескольких ярдах от места своего падения.