Исцеление человека
Шрифт:
Итак: «… Наше больное общество остро нуждается в оздоровлении. Надо ли говорить о плачевном состоянии нашей экономики, дырявой нашей социальной сфере, катастрофическом состоянии экологии, убогости нашего народного образования, ужасающем положении, в котором находится наша культура, беспросветной нищете медицины? Возможно, не станут откровением для некоторых читателей (особенно – медиков) и следующие факты: более чем у половины работающего населения нашей страны условный рейтинг здоровья ниже показателя „3“ (для справки, высший рейтинг – „6“). В США с таким показателем вообще не принимают на работу! По оценкам специалистов, до 70 % советских людей нуждаются в реабилитации здоровья, физической и умственной работоспособности. А в нашем городе, как свидетельствует статистика проводящихся на предприятиях медицинских профосмотров, из 10 работающих 8 (восемь!) имеют те или иные заболевания».
Этот
Слава Творцу, мне лично практически почти не приходится сталкиваться ни с лекарями, ни с лекарствами, тем не менее, мой жизненный путь пересекался с немалым числом прекрасных профессионалов от медицины. И некоторые случаи благородства врачей, думаю, никогда из памяти не изгладятся. Вот один из них: мы делали дома ремонт, и старшему сыну было поручено выкрасить наружную дверь. Он ее выкрасил масляной краской, очень даже неплохо, но по дороге налил этой краски и в щель электрического звонка, отчего он почти перестал работать. Для того чтобы он зазвонил, нужно было долго искать такое положение кнопки, при котором контакт кое-как замыкался. Несколько раз я просил удалить краску из звонка, но что-то ему постоянно мешало, и вообще: подумаешь, какая малость, кому надо, дозвонится…
И вот, когда мы в конце лета остались с ним дома вдвоем, его скрутил страшный приступ острой боли в животе. Это случилось около одиннадцати часов вечера. Благо станция неотложной помощи находилась недалеко от дома, я сбегал туда, мне ответили, что машины сейчас в разгоне, но как только приедут, первая же будет у нас. В ожидании машины и для того, чтобы отвлечь его от ужасающей боли, мы принялись играть в шахматы. Однако время шло, а машины все не было. А боли становились все сильнее и нестерпимее.
И вот, не знаю уж каким чудом, около часа ночи мы расслышали стук во входную дверь. Я кинулся к ней, распахнул и увидел на площадке врача в белом халате. Он стоял и смотрел на меня: «Послушайте, вы вызывали врача?» – «Да, вызывали, – ответил я. – Очень давно ждем. Дела-то плохи» – «Любопытное дело получается, – качнул головой он. – Ведь я уже приезжал и поднимался к вам час назад. Звонил, звонил, никто не ответил. Я поехал на следующий вызов, уже вернулся и вот сейчас бросил взгляд на ваш дом со двора. Увидел, что наверху одно-единственное окно, среди многих темных, светится в ночи, и подумал, может быть, там все-таки меня ждут? Еще раз поднялся на шестой этаж и позвонил. Опять никто не подошел. Тогда я принялся стучать в дверь. И вот вы ее открыли…»
Обследовав сына, сразу определил – острый приступ аппендицита в критической фазе. Сына отвезли на «скорой помощи» в больницу, тотчас же оперировали, и оказалось, что промедление еще в полчаса стоило бы перитонита, прободения аппендикса, воспаления брюшины, а там – бабушка надвое сказала. Могло бы и не стать будущего биолога, экономиста, публициста, романиста, народного депутата… Спасибо, врач был чуткий, добросовестный человек: среди всей своей дерготни и вызовов не поленился посмотреть наверх, не остановился перед тем, чтобы в ночи подняться снова на шестой этаж и с силой достучаться до нас. Ну, а если бы на его месте был другой, формально относящийся к делу или невнимательный?… Страшно и представить себе! Такова цена чисто человеческих качеств медика.
Но вот выплывает в памяти и такой давнишний эпизод: я был студентом уже пятого курса и усиленно готовился к экзаменам. В период оного затяжного штурма было не до тонкостей диеты, и случилось так, что в течение трех дней подряд я по частям одолевал весьма упитанную, жирную утку. И вот в пять утра я проснулся от совершенно невыносимых болей в животе. «Неотложку» вызвали через час, врач поставил некий диагноз и вызвал «скорую». Та действительно прибыла вскоре, но дальше началась фантасмагория: в какую бы больницу она ни приезжала, меня отказывались там брать и отсылали под благовидным предлогом в другую, а из той – в следующую, и так до четырех дня!.. Нигде не хотели портить свою статистику, ибо тот предварительный диагноз был поставлен со стопроцентной гарантией летального исхода!.. Это было 31 декабря, на улице стоял ядреный мороз, а я с «острым животом» и шоковыми болями лежал, скрючившись, полунагой под легким одеяльцем в ледяном кузове машины, и время чувствовалось, будто вывернутое на дыбе…
На операционный стол я попал только в шесть вечера: в хирургическое отделение больницы совершенствования врачей на Васильевском острове. Когда меня вскрыли, оказалось, что было не острое воспаление поджелудочной железы (как записал врач из неотложки), а застойный спазм и непроходимость кишечника, осложненная бурно протекающим воспалением аппендикса. Оперировать в этой ситуации нужно было через час, а не через половину суток, и на этом свете я остался, очевидно, только в силу своей спортивной подготовки да мастерства хирургов-наставников, решительно осуществивших ревизию всего кишечника и подаривших мне в ночь на новый год жизнь и шов мало не в двадцать сантиметров длиной.
В этом «эпизоде» (который мог стать последним в жизни) в один общий узел связалось многое: малая квалификация одного врача, искусство и смелость других, а главное, – система, для которой решающим было не здоровье человека, а собственное благополучное статистическое реноме.
Да, немалая часть медиков вступает на свое святое поприще, побуждаемая к тому святыми, благородными идеалами служения человеку и человечеству, и нередко случается при этом, что у врача есть и талант, и совесть. Но увы, сколь часто не бывает ни того, ни другого, ибо наличие специфического дара медика не проверяется ни тестами на наличие альфа-ритма в энцефалограмме, ни на отборочных экзаменах наподобие тех, что должны держать будущие художники или математики. И текут в медицину серым потоком люди, для нее случайные, влекомые зачастую смутными побуждениями, а потому легко трансформируемые под себя косной системой. Да не подумают читатели, что я навалился сейчас лишь на отечественный институт отбора, подготовки и функционирования медиков: нет, это беда повсеместная! Мне своими глазами пришлось как-то читать циничное высказывание некоего заокеанского хирурга, что ему лично интересней сразу ампутировать клиенту за 12 тысяч долларов ногу, чем лечить ее занудными уколами по 600 долларов. В своей практике я встречался с совершенно бесполезными, по сути своей, операциями, выполненными мастерами ножа из разных стран. Повсеместно совершается отход от представления о выдающейся роли врача, о его редком таланте, о его нравственных качествах, которые были определяющими в древние и даже еще не в очень древние, по масштабам человечества, времена. Все резко изменилось к худшему в XX веке, когда ради количественного увеличения числа врачей на поток была поставлена подготовка тех, кто должен был отбираться и готовиться только «штучно». И вот результаты… Каждый больной – индивидуален, каждый случай – отдельное явление, зависящее не только от конституции человека, но и от его внутреннего мира, от его окружения, от мира его пребывания. Но о каком индивидуальном подходе может идти речь в таких-то вот случаях?
«1 февраля в больнице 26 умерла моя жена. Прожили мы с ней долгую, нелегкую жизнь…
Беда моя, конечно, не знает границ, но мне еще горше вот от чего: поступила моя жена в больницу с переломом шейки бедра, 10 дней пролежала недвижимой (половину из них – в коридоре на топчане), а умерла от сердечного приступа, потому что никто не подал лекарства.
Когда приступ случился, соседка по палате, единственная ходячая больная, побежала звать медсестру на помощь и дежурного врача. Медсестра сказала, что врача нет, закрыла дверь в палату и больше не появлялась.
Жена умирала 2 часа 40 минут. Ветеран войны и труда А. И. Соловьев».
Еще письмо:
«… За то время, что лечился в 4-й поликлинике Василеостровского района у уролога Трубникова, у меня успел вырасти камень, перекрыть почку, и в тяжелом состоянии я был госпитализирован в больницу им. Урицкого. Там я перенес 40 операций, заражение крови и едва не отправился в мир иной. Впечатление от больницы – шоковое. Грязные палаты, ломаные, подпертые кирпичами кровати, толпы веселящихся бездельников-практикантов, тупые иглы шприцев, которые ввинчивают в тебя, как шуруп в капитальную стену. А пейзаж… загляденье! Утром откроешь окно – перед глазами – морг. Эшелоны телег с трупами. Холодильник покойницкой грохочет, что товарный состав, и ты под эту жуткую какофонию прогуливаешься по „садику“ – от морга к помойке, от помойки – к моргу…»