Исцеление от эмоциональных травм - путь к сотрудничеству, партнерству и гармонии
Шрифт:
Общинные культуры и коллективные травмы
Носители общинных культур видят мир иначе, чем члены обществ, построенных на индивидуализме; в общем виде эти отличия отражены в таблице 4 [74] . Для первых собственное «Я» неотделимо от семьи, общины и народа, точно также как любой орган является важной и неотъемлемой частью тела. Границы между «я» и «ты» в таких обществах как бы размыты, ибо в сознании человека постоянно присутствуют семья и община, и цель и смысл одной жизни – это цель и смысл существования коллектива. Соответственно, любая индивидуальная травма становится проблемой для всех, требующей совместного решения, и наоборот. И решения, как правило, отыскиваются – во взаимодействии и взаимопомощи. Когда же выздоравливает коллектив, дела на поправку идут и у каждого его представителя [75] .
74
Взято из Ratnavale (2007).
75
Somasundaram 2007; de Young 1998.
Таблица 4. Индивидуальный
Перед лицом общих потерь и трагедий люди неизменно сплачиваются и, чтобы справиться с бедой, направляют свои усилия в единое русло. Но точно так же коллективная травма может и разобщить, казалось бы, монолитное сообщество и ввергнуть его в хаос; типичные симптомы такого разложения перечислены в таблице 5.
Таблица 5. Симптомы коллективных травм (печатается по изданию: Ratnavale, 2007)
Примером для графического изображения той же проблемы послужил обитающий в Восточной Африке небольшой кочевой народ, описанный в книге Колина Тернбулла «The Mountain People» («Люди с гор») [76] . После изгнания со своих исконных земель в засушливую пустыню эти племена, прежде жившие – нелегко, но счастливо – в условиях первобытного коллективизма, скатились в ужасающее варварство. Коллективные травмы такого рода возникают, когда под угрозой внезапно оказывается все, что составляет жизнь народа – его семейные, общественные и поколенные связи, которые складывались столетиями. Тогда вместе с распадом культуры исчезают цель и смысл жизни ее носителей. Ведь разрушенная культура больше не в силах ни объяснить, ни оправдать выпавшие на ее долю страдания. Профессор Дайя Сомасундарам сравнивает коллективные травмы с разрывами в сплошном, годами ткавшемся культурном полотне сообщества. Взаимоотношения в семье и обществе, коллективные практики, общественные устои, исторические процессы – все это рвется, подобно нитям паутины – гибкой, красивой, симметричной, но бессильной перед тяжестью брошенного камня пришедшей извне беды. Невозможно осознать всю глубину личной травмы в коллективном сообществе без понимания законов, регулирующих жизнь в общине или деревне [77] . Как нельзя лучше это иллюстрирует трагедия, постигшая алеутов после аварии на танкере «Эксон Вальдез» у берегов Аляски. В книге Мэри де Янг наглядно описано, как гибель рыб, птиц и морских животных, вызванная разливом нефти, повлияла на культуру и социальную структуру алеутских племен, для которых исчезнувшие виды на протяжении многих поколений были основой охотничьих промыслов и символами всей культуры. Неудивительно, что уровень психических расстройств среди алеутов вдвое превысил средний показатель по данному региону [78] .
76
Turnbull 1972.
77
Somasundaram 2007.
78
de Young 1998.
Коллективные травмы и культурная память
Дайя Сомасундарам отмечает, что современные войны, как правило, развязывают доминирующие в той или иной стране или регионе нации за подчинение и ассимиляцию малых народов. Боевые действия ведутся на оккупированных территориях, и в девяноста процентах случаев их жертвами становятся мирные жители. Поэтому обычным делом в этих конфликтах становятся террор и акты устрашения [79] , влекущие за собой неизбежную культурную дезинтеграцию, как это было в Боснии, Руанде, Шри-Ланке и многих других горячих точках планеты. По словам Мэри де Янг, культура любого народа в таких обстоятельствах вырождается «в набор бессмысленных традиций и ритуалов, а его коллективная память все более затуманивается». Взаимное доверие уступает место подозрительности, взаимопомощь – агрессии, теряется национальное самосознание и смысл происходящего. Тогда главенствующими силами в обществе становятся национализм, межэтническая вражда, фундаментализм и прочие реакционные явления [80] . Питер Левин по этому поводу говорит следующее [81] :
79
Somasundaram 2007.
80
de Young 1998.
81
Levine and Frederick 1997, p. 225–226.
Травма – одна из ключевых причин того, какие формы приобретают нынешние вооруженные противостояния. Посттравматическим стрессом можно объяснить (по крайней мере, частично) их жестокость, затяжной характер и тенденцию к эскалации. В наследство от конфликтов прошлого – и военных, и политических – нам достались страх, предрассудки, разобщенность и враждебность друг к другу. Иначе говоря, в наследство от прошлого мы получили одну большую травму на всех, и ее отличие от индивидуальных травм – только в масштабах.
Одним из неизменных и наиболее опасных симптомов травмы является ее воспроизведение. Будучи однажды травмированы, впоследствии мы почти наверняка сами станем так или иначе вспоминать произошедшее событие, прокручивать его перед глазами и так далее. И мы вновь и вновь будем попадать в похожие ситуации. Когда же случившаяся трагедия – это война, а пострадавшие – целый народ, последствия воспроизведения травмы оказываются ужасными.
Получив травму, мы становимся легковозбудимыми, наше сознание постоянно ищет врага или угрозу во внешнем мире. Если же на одной территории живут два народа с разным цветом кожи – или говорящие на разных языках, или принадлежащие к разным конфессиям, – источник угрозы очевиден. Из одного лишь чувства страха они начнут истреблять друг друга, «разрушать дома и мечты своих мнимых врагов… И разрушать собственное будущее» [82] .
82
Там же, p. 226.
Коллективные травмы могут столетиями сохраняться в культурной памяти народа. Поколение за поколением они сопровождают людей от колыбели до могилы в форме мифов, ритуалов и тому подобного. Они подпитывают жажду мщения за обиды предков и не дают встать на путь примирения. В этом корень большинства нынешних конфликтов. В агрессии Израиля против Палестины и других государств ясно видны отголоски травм, какими стали для евреев холокост, гетто, еврейские погромы, а еще раньше – римское владычество и даже ветхозаветные предания о египетском рабстве и гонениях. Сербам объединиться против современных врагов помогла память о битве на Косовом поле, произошедшем более шестисот лет назад. Корни конфликта в Северной Ирландии уходят глубоко в историю отношений ирландцев с англичанами – в семнадцатый век и глубже. Оголтелый геноцид, устроенный народом хуту в Руанде, стал ответом на многовековое господство тутси – их соседей и родственников.
Конечно, не всегда коллективные травмы в народной памяти связаны с войнами и притеснениями. Многие народы сохранили истории о давно минувших землетрясениях, извержениях, голоде, чуме и других катаклизмах, которые, тем не менее, до сих пор определяют их мировоззрение, социальную структуру и устои. С другой стороны, не все травмы покрыты пылью веков. Множество их возникает почти ежедневно, и то, как они отразятся в памяти будущего человечества, невозможно спрогнозировать. В 2009 году мы писали о том, с каким страхом два миллиона беженцев из пакистанского округа Сват возвращались на родину после того, как движение Талибан потерпело там поражение. В Афганистане бессчетное количество мирных жителей по сей день страдает от затянувшегося конфликта с бомбардировками, выпускаемыми наугад. Миллионы тамилов на Шри-Ланке только начинают заново строить жизнь после гражданской войны, длившейся десятилетия. Боевые действия по-прежнему ведутся в Дарфуре, Сомали и многих других регионах. В то же время есть немало стран, граждане которых прилагают все усилия, чтобы оправиться от природных катастроф: цунами в Юго-Восточной Азии в 2004 году, циклона в Мьянме в 2008, землетрясений в Пакистане, Китае, Италии и так далее. Наконец, многие туземные народы по всему миру сражаются за свои жизни и земли, так как их деревням и даже городам угрожает выселение ради строительства плотин, шахт, развития индустрии, туристического бизнеса и расширения коммерческих плантаций.
Наследственная передача травм
Если однажды какой-либо народ постигла общая беда, эта травма будет передаваться дальше от поколения к поколению, поддерживая саму себя и развиваясь по характерным циклам, прервать которые крайне тяжело. Ветеран войны с ПТСР может временами впадать в апатию и замыкаться в себе. А временами – вымещать свой гнев на жене и детях. Когда же дети вырастут, они начнут воспроизводить свою травму, копируя, пусть неосознанно, тот единственный способ построить отношения в семье, который им известен с детства [83] . Так будет травмирована психика следующего поколения. Кроме того (эта тема будет затронута в книге позднее), согласно результатам последних исследований, травма может передаваться и генетически – в результате эпигенетических модификаций в экспрессии генов.
83
Там же, p. 169.
Если одну и ту же травму перенесло большое число людей, она может разрастись не только в их семьях, но и в коллективной душе всего сообщества. В этом случае она начнет передаваться от предков к потомкам в форме мифов, ритуалов, церемоний, истории, литературы, песен, пословиц, «здравого смысла», норм поведения и даже в форме законов и общественных институтов. Пример, еще свежий у всех в памяти – теракты Аль-Каиды, из-за которых дети в Европе и Америке будут теперь расти в атмосфере страха и подозрительности, особенно по отношению к мусульманам и людям с арабской внешностью. В результате законодательно оправдываются навязчивые меры безопасности, усиление наблюдения за общественными местами, проверка частной переписки, ограничение гражданских свобод и так далее. Эти ответные реакции на коллективную травму уже изменили лицо западной демократии и, вероятно, еще не раз отразятся на жизни будущих поколений.