Исцеление
Шрифт:
— Я, наверное, схожу с ума от любви, это не выразить словами, чувства переполняют меня, и хочется носить тебя на руках, прижать к сердцу и не отпускать никогда.
Он взял ее на руки и прошел в комнату, нежно опуская на диван, целуя щеки, губы, глаза, покрывая всю ее поцелуями, чувствуя, как ее пальцы бегают по пуговицам рубашки и расстегивают ремень. Нетерпеливое возбуждение охватило обоих и они не хотели терять ни секунды, отрывая «противные» пуговицы и застежки бюстгальтера. Наконец он ворвался в ее пышущее страстью лоно с могучей силой и заработал в неистовстве, словно боясь не успеть, и сладострастие отберут
Они еще полежали минут 10, воркуя о любви и нежности, она вспомнила, что он еще не ужинал, глянула на часы, ахнула и убежала на кухню.
Степанов принял душ и переоделся, захватил с собой бутылочку вина и прошел на кухню. Сервировка поразила его — огурчики и помидорчики, вычурно нарезанные, салат по-французски, картофельное пюре с поджаренными ломтиками мяса, цыплята, жаренные в тесте…
— У нас праздник? — спросила Света, показывая на вино.
— Ты мой праздник, Светочка, — ответил он, ласково проведя рукой по ее щеке.
Она склонила голову набок, задерживая ладонь, смотрела на него светящимися глазами и улыбалась.
— Как я давно мечтал о таком ужине, когда прекрасные блюда приготовлены руками любимой женщины, Когда приходишь домой, и тебя ждут.
Он разлил вино по бокалам и предложил выпить за нее — свою любимую и родную Светочку. Закусив немного, заговорил снова:
— Ты очень славная и милая девушка, добрая, — Степанов немного замешкался, а она посмотрела на него внимательно, словно почувствовав, что он скажет сейчас что-то важное, — я хочу сказать, что ты мне ничего не должна. Не могу я, понимаешь, не могу считать тебя домработницей, а ведь это так, пока мы не оговорили другое. Ты больше никому ничего не должна — ни мне, ни тому твоему бывшему работодателю и проходимцу. Ты вольна в своем выборе и мне ничем не обязана. Если нужно, я подыщу тебе хорошую работу, где тебя оценят по достоинству и станут уважать, как специалиста. Больше ты не можешь оставаться в этом доме домработницей, я люблю тебя, и ты можешь остаться здесь в другом качестве… Боже, что за чепуху я несу…
Он обхватил голову руками, боясь услышать слова благодарности и ухода. Не верилось, но это возможно, что она жила с ним по своей доброте, из чувства долга, что не могла отблагодарить его по-другому. А ему хотелось любви, любви чистой и сокровенной… и обоюдной.
— Что мне ответить тебе, Боренька? Твой широкий и добрый поступок поразил меня, я поняла, что ты порядочный и доверчивый человек. Ты увидел прежде во мне человека, а потом уже женщину, доверил деньги и ключи, поддержал незнакомку в трудную минуту, спас от противного и мерзкого похотника. Конечно, это сыграло определенную роль, но любят, Боренька, не из-за этого, хотя это и может подтолкнуть, направить в русло любви. Разве можно любить за что-то — любят героев и убийц, трудоголиков и лодырей, любят разных людей. Когда ты уходишь на работу, я тоскую и жду тебя, жду твоего звонка и скучаю, а когда ты появляешься, я готова прыгать от счастья, обнять и не отпускать тебя никуда. Я не стану тебе говорить, что останусь в этом доме, пока ты меня не выгонишь, ты мой, только мой и пусть попробуют у меня тебя отобрать.
Светлана замолчала, смотря на Степанова глазами, полными слез и нежности.
«А я-то, старый дурак, сомневался, сидело где-то во мне это чувство, не давая покоя. Может потому, что мне уже 40 и не хотелось ошибиться в выборе». При ней пропадало это чувство, а без нее точило иногда душу — добрая и милая женщина благодарит, как может. Но теперь отлетели сомнения…
— Светочка, милая и любимая, родная и дорогая моему сердцу женщина, ты выйдешь за меня замуж?
— Да, Боренька, да.
Кушать Степанову расхотелось, они выпили еще по бокалу вина, и ушли в спальню. Лежа он перебирал ее волосы и тихонько говорил:
— Впереди два выходных и мы проведем их вместе. Я познакомлю тебя с одной замечательной семьей, мне бы очень хотелось, чтобы ты подружилась с ними.
Она, лежа у него на руке, повернулась к нему лицом и спросила:
— Когда же ты успел подружиться — говорил, что недавно приехал в город, днями пропадаешь на работе или он тоже военный?
Степанов улыбнулся.
— Нет, Светочка, он не военный, но ты его тоже знаешь — это Михайлов.
— Академик? — ахнула она, — но он завтра не принимает.
— А мы и не собираемся на прием, мы пойдем в гости. У него чудные дети — парочка ходячих компьютеров. Увидишь сама — поймешь.
— Наверное, страшно общаться с таким человеком, он очень умный — вдруг скажешь что-то не то. Все равно, что к генералу в гости ходить.
Степанов так откровенно и заразительно захохотал, что Светлана приподнялась на локте, пытаясь понять, от чего он смеется так долго и неудержимо.
— Ну, Боренька, перестань… я что-то не так сказала? Я, наверное, совсем глупая… и ты смеешься…
А он продолжал заливаться смехом, она иногда пыталась ему подхихикивать, но глаза наполнялись слезами. Он с трудом перестал смеяться, заметив, что вот-вот она разревется.
— Все нормально, милая, и совсем ты не глупая и не смешная, просто есть вещи, от которых нельзя не смеяться. Давай лучше сменим тему, поговорим о другом, а еще лучше займемся любовью. Я уже так давно не был с тобою…
Она улыбнулась, поглаживая его грудь ладонью, прижалась ближе к нему, чувствуя, как упирается в нее его «нетерпение» и отдалась ему до последней клеточки.
Позже, лежа головой на его груди, спросила:
— Я, наверное, точно дурочка, согласилась выйти за тебя замуж и не знаю о тебе ничего. Кто ты — танкист, артиллерист, связист, прапорщик или майор, а может полковник. А может ты и не военный вовсе — тебя по утрам забирает машина с гражданскими номерами, у военных они другие.
Она приподняла голову, стараясь заглянуть ему в глаза, почувствовать ответ его сердца. Что скажут ей эти карие и красивые очи, скрывающие зеркало души?
— Ты просто молодец, моя милая, сумела обратить внимание на номер машины, — он улыбался широко и открыто, — ты действительно должна знать обо мне больше. Я не артиллерист и не танкист, не прапорщик, не майор и не полковник. Я генерал, Светочка, поэтому и смеялся, когда ты сказала про генерала. Неужели я такой страшный, злой или, как ты сказала, умный, что со мной боязно общаться?
— Шутишь?
— Нет, Светочка, нет, я настоящий генерал, начальник управления ФСБ, ты можешь убедиться в этом, в кармане рубашки мое служебное удостоверение.