Исцеление
Шрифт:
— Я лучше с лимончиком, коньяк прекраснейший, замечательный у тебя вкус, Николай Петрович, — похвалил его Тимофеев.
— Не у меня, у Аллы Борисовны, — рассмеялся он, — она в нашей семье этим заведует, целиком на ее вкус полагаюсь, — пояснил Михайлов, посмотрев на сияющую Аллу.
Сергей Ильич поднялся, взял пальцами рюмку.
— Уважаемые Виктория Николаевна и Алла Борисовна! Замечательный у вас муж и зять, чувствуется, что он любит вас и уважает. За прекраснейших женщин, достойных настоящей любви и большого уважения великих людей!
Даже Михайлов не ожидал такого тоста, а Вика и Алла просто сияли
Тимофеев улыбнулся сияющим женщинам, глянул на часы.
— Очень уютно у вас, давно не был в такой радушной обстановке, но дела ждут. Ехать пора.
Он попрощался со всеми за руку, пожелал удачи и вышел.
Граф прошел в спальню, лег, не раздеваясь, и задумался. Еще гораздо раньше ему приходили на ум подобные мысли, но он отгонял их в повседневной суете, каждый раз откладывая на завтра, на потом. Неординарные события последних дней заставили задуматься серьезно, содрогаясь от возможных последствий лихого бытия.
Выросший без отца, с матерью, отдавшей единственному сыну всю нерастраченную любовь, он научился принимать мужские решения раньше и быстрее своих сверстников. Как и все пацаны в отрочестве, он восхищался мужскими видами спорта, особенно боксом и самбо. Занимаясь в этих спортивных секциях, Граф никак не мог определиться с выбором, как ему советовали тренера. Каждый видел в нем задатки выдающегося боксера или самбиста и настаивал на более серьезном подходе к своему виду спорта. Разговаривая с одним, Граф соглашался, у него появлялась уверенность, что его призвание именно бокс, но выслушав другого, считал самбо лучшим видом спорта, который ему необходим.
В секциях закалялась воля, воспитывался характер, росла выносливость и физическая сила. Его мать не считала эти виды спорта необходимыми, постоянно беспокоилась о родной буйной головушке: не стряхнул ли, не сломал ли ручку, но посещения секций не запрещала, называя их кровавыми и жестокими.
Появление первых секций по каратэ вызвало у Александра бурю эмоций и восторга. Это был спорт его мечты, помогавший совершенствоваться не только физически, но и духовно, овладеть силой внутренней энергии и собранности, концентрировать волю и решимость в единое целое, усиливая эффект.
После окончания школы Александр пошел работать на завод, видя, как бьется мать, стараясь дать сыну необходимую одежду и питание. С появлением его первой зарплаты она тяжело вздохнула: «Учиться бы тебе, сынок, проживем как-нибудь». Эти материнские слова глубоко запали ему в сердце, и он по вечерам усиленно занимался. Поступив на экономический факультет, Александр продолжал работать, обучаясь заочно, и непременно занимался совершенством техники каратэ. «Хоть бы драчку свою бросил, — ворчала мать, — и так времени не хватает». Александр улыбался в ответ, подходил, обнимал мать, объясняя, что это как раз и помогает работать и учиться одновременно. Каратэ дает силу, способность правильно распределить время, организует и воспитывает человека. Оно не мешает — помогает учебе и работе. Мать не понимала — чем может помочь в учебе гимнастическая драчка, так она любила называть каратэ, но не вмешивалась материнской властью, отвечая всегда одинаково: «Ладно, раз помогает, что поделаешь». Вздыхала тяжело и уходила в свою комнату.
Отслужив в армии, Александр вернулся на свой родной завод, ему предложили работать в экономическом отделе: он не бросил учебу и в армии, в этом ему повезло. Он закончил 4 курса — 2 до и 2 в армии.
Начавшаяся перестройка приносила свои плоды, появились кооперативные киоски и магазины, но в первую очередь совершенствовался преступный мир. Возникали новые и новые преступные группировки, в городе свирепствовал рэкет, морально и материально не подготовленная милиция фактически бездействовала, ловя мелких воришек. Не получая и без того мизерную зарплату по несколько месяцев, ее лучшие кадры уходили в частный бизнес, а иногда и в те же самые преступные группировки.
Еще находясь на службе, Александр почувствовал, что армия разваливается, снижается ее боеспособность, резко падает дисциплина и начинается разгул свирепой дедовщины. Пьют не только офицеры, но и солдаты-первогодки. В стране идет разгул полнейшего беспредела, каждый стремится хапнуть побольше, правящая элита ведет междоусобные войны, стараясь оторвать куски пожирнее, и никому нет дела до простых людей, таких, как он.
Дети социального дна бросали школу и зарабатывали себе на жизнь на автозаправках, занимались воровством и пьянством, токсикоманили и употребляли наркотики. Девочки, не стесняясь, торговали натурой.
Видя, что соседский парнишка не посещает школу, Александр спросил однажды его учительницу, живущую в том же доме: «Что же вы к нему домой не зайдете, погибает парень»? Она смерила его таким презрительным взглядом, что он пожалел о вопросе, особенно после ее циничного ответа: «Буду я еще по домам ходить… за такую зарплату».
Ему захотелось крикнуть: «Стойте, люди, куда вы катитесь? Это же атавизм! Нет, вы не люди… звери».
После армии потребность была не только в еде, необходимо одеться и, рассчитывая на зарплату, он не получил ее. Над ним посмеялись и объяснили, что он и так счастливчик — взяли на работу при огромных сокращениях, а если получишь зарплату месяца через три — четыре: считай, повезло.
Проблемы наваливались, вырастая, как снежный ком, мать, сводившая еле-еле концы с концами, пока он был в армии, сейчас шаталась от голода, стараясь отдать ему кусок получше. Что делать — никто не знал! Сжимал Александр кулаки до боли, хотелось выть от бессилия, особенно когда показывали по старенькому, еще советскому телевизору, войны Ельцина и Горбачева. Материл он про себя все правительство и партию в том числе, надоело смотреть на опротивевшие сытые рожи. Телевизор продали — денег хватило на день: отдали долги и поели разок досыта.
Была у него и его друзей, таких же армейцев — десантников, своя точка зрения на происходящие события. Считали они меченного говнюком, ввергнувшим страну в пропасть, продавшимся за европейскую славу. Нет, они не против рынка и демократии, но нельзя в России отпускать вожжи сразу. Постепенно, под контролем государства необходимо создавать рынок, еще Ленин говорил об учете и контроле, а как он сейчас необходим над кооператорами, которые не платят налоги, обирают людей до нитки. Должна существовать программа плавного перехода, а сейчас что? Дерутся верхи за власть, хапают народные денежки, топят друг друга в дерьме, а народ — не до него сейчас.