Исцели меня. Часть первая
Шрифт:
Выгнув спину, я вырвала левую руку из чужих пальцев и вцепилась в лицо, сидящему поверх меня, ублюдку. Кровь с ошмётками глаза прыснула прямо на меня, попадая в рот. Я начала кашлять, рвотный рефлекс свёл спазмами горло. Истошный вопль насильника, пробудил спящую улицу. Где-то вдалеке послышался лай собак, а в окнах верхнего этажа зажегся свет.
Это победа, теперь нужно закричать, позвать на помощь… Ну же, Кейт, кричи!
И я бы закричала, непременно закричала, если бы мужчина, болезненно сжав плечи руками, не тряхнул меня точно тряпичную куклу, с неимоверной силой ударив затылком об асфальт.
Голову словно пронзило раскалёнными пиками, перед глазами замерцали искры, я ощутила металлический привкус во рту и погрузилась в темноту…
Как же приятно ничего не видеть, не
На мгновение я вспомнила, что было там, за пределами этих волшебных облаков. Ужас вновь ворвался в сознание, заставляя тело содрогнуться. С губ сорвался стон.
– Всё хорошо! Кейт, всё будет хорошо! Ты должна это выпить… Слышишь меня?..
Я слышала голос, знакомый голос, любимый голос, но не могла ответить. Не могла заставить себя вернуться в тот грязный переулок!
Больше в моих воспоминаниях ничего не осталось. Разве, что странным образом, появившийся в воздухе горьковатый привкус тлеющей шерсти и искры от огня, поднимающие ввысь, к тем самым окнам, из которых так никто и не выглянул.
Глава 19
2 ноября.
Я проснулась уже несколько минут назад и просто лежала зажмурившись, понимая, что не знаю, где нахожусь. Обрывки воспоминаний прошлой ночи мелькали за закрытыми веками вспышками, точно слайд-шоу на испорченном проекторе, заставляя сжиматься от страха. Я чувствовала под собой мягкий шёлк простыней и слишком удобный, чтобы быть моим, матрац. Слышала настойчивый аромат хвойного леса, проникающий в комнату через открытое окно (совсем, как на ферме Мэри), который, всё-таки, был чужим… Он не имел специфической нотки, въедающейся в память на подсознательном уровне, благодаря которой, даже после длительного отсутствия, понимаешь, что дома. Щебетание птиц и полное отсутствие городского шума вгоняли в ещё больший ужас, ведь последнее, что я помнила переулок почти в самом центре Блэкфорта. Я не могла набраться сил, чтобы стряхнуть с ресниц остатки дремоты и открыть глаза. Мне казалось, чем дольше я пребываю на границе забытья и реальности, тем более вероятно, что события, произошедшие накануне, окажутся всего лишь страшным сном.
Спустя долгие минуты, изводящего разум отрицания, я вдруг осознала, что более не испытываю физической боли. Точно помню, как под ботинками насильников трещали рёбра, но теперь… теперь всё было как раньше, разве что голова немного гудела.
Нерешительно прогнувшись в спине, очень осторожно, чтобы не тревожить повреждённые кости, я расправила плечи. Ничего. Никаких неприятных ощущений, даже напротив, захотелось как следует потянуться.
Чертовщина какая-то, может, я схожу с ума?
В последнее время мне всё чаще снились кошмары, яркие, запоминающиеся, и неважно в какое время суток разум погружался в царство Морфея. Разрозненные события, пугающие, холодящие кровь, чаще всего приводили к чьей-либо смерти. Обычно моей собственной, но иногда и других людей, когда знакомых, когда нет. Стараясь не акцентировать внимание на жутких видениях, я убеждала себя, что они всего лишь последствия стресса. Но нападение в переулке было слишком реальным, чтобы быть сном…
Я перекатилась на бок. Все мысли сосредоточились вокруг единственного вопроса – если открою глаза, окажусь ли в своей комнате?
Сделав глубокий вдох, стараясь морально подготовиться к любому исходу, я уже почти распахнула дрожащие ресницы, как откуда-то сбоку послышался скрип половиц. С каждым вздохом шаги становились всё громче. Паническая атака сковала сердце, перетянула лёгкие, заставляя грудную клетку болезненно содрогаться. Я зажмурилась до боли в глазницах, подтягивая к груди колени, прячась под одеяло, словно оно могло, как в детстве, спасти от нападения «носочного» монстра из чулана. Всё моё естество съёжилось до размера горошины. Я почувствовала себя такой ничтожно маленькой и совершенно беспомощной. Нет бы вскочить на ноги, схватить первое, что в руки попадётся, да дать отпор. Но нет, лежала и дрожала, как крылья бабочки на шквальном ветру.
– Доброе утро, я принёс кофе, и знаю, что ты уже давно не спишь.
Голос… Он лёгкой дымкой осел поверх одеяла, проникая сквозь переплетения нитей, касаясь моей души. Несмотря на «вагон и маленькую тележку» недостатков Блэка, его голос являл собой нечто удивительное, волшебное. Он был способен заживлять душевные раны или, напротив, обнажать самые мучительные человеческие терзания. Когда Адам пел время замирало, всё замирало, кроме моего сердца. Оно было готово пробить грудную клетку и пасть к ногам музыканта, лишь бы он не замолкал, лишь бы продолжал создавать прекрасные мелодии, подчёркнутые глубокими текстами о жизни, смерти и, конечно же, любви… Но постойте, откуда здесь (где бы я ни была) Адам Блэк?!
Я резко села, вытаращив на парня, сверкающие потрясённым осознанием глаза, и тут же опала обратно на подушку.
Не сон, всё это не сон! Не моя постель, не моя спальня, чужой воздух, чужие сосны, чужой дом и напротив взаправду стоит Адам, как всегда, с задиристой ухмылкой на губах. В его руках кружка жёлтого цвета, над которой поднимается пар, а сам он выглядит так, словно только что выбрался из постели – растянутая футболка с изображением Курта Кобейна, бесформенные штаны, взъерошенные волосы, босые ноги.
Я озадачено мотнула головой, абсолютно не понимая, что происходит, рассматривая Блэка так, если бы он нарядился в платье.
– Что? – усмехнувшись, спросил рокер озадаченно, слегка потрепав свои волосы, – ты же пьёшь кофе, я знаю.
– Да, но дело не в кофе, – растерянно отозвалась я, оглядываясь по сторонам. Мой голос прозвучал сипло, словно я рыдала всю ночь или накануне была на чемпионате по бейсболу и сорвала связки.
Внушительных размеров комната больше походила на декорации к историческому фильму. Стены обшиты дубовыми деревянными панелями, что придавало помещению теплый уют. Паркет, когда-то наверняка являющийся гордостью спальни, сейчас поблек. Местами лаковое покрытие вовсе вытерлось, а дерево выцвело и потрескалось. Огромные окна в английском стиле с перемычками, их было четыре, все по левую сторону от постели. В декоре активно присутствовала вычурная лепнина, карнизы, обрамление арок над окнами, сам потолок, тяжёлый, гипсовый. Гигантская люстра, раскинувшая свои рожки, точно ветви деревьев, ловила тысячами капель хрусталя солнечные лучи и задиристо преломляла их, мерцая радугой на стенах. Сама комната была, по меньшей мере, как четыре… нет, шесть моих. Мебели мало, роскошная кровать в стиле барокко, с нависающим балдахином из плотной ткани цвета шамань и золотистой бахромой. Гардероб напротив – невысокий шкаф на изящных резных ножках, дверцы которого запираются на ключ. Старинный письменный стол, между вторым и третьим окном. Никакого компьютера или ноутбука, лишь несколько книг и самое настоящее перо с чернильницей – наверное, для антуража. Плотные, светлые шторы на окнах были открыты, поэтому комната казалась ещё больше из-за обилия света. В правом углу спальни располагалось винтажное, напольное зеркало овальной формы. Подле него небольшой кожаный диван, остро резонирующий с антикварными элементами интерьера. Рядом с ним я увидела гитарный комбик и собственно электрогитару, и тут же, опираясь о подлокотник, стоял акустический инструмент, на полу в беспорядке разбросаны листы бумаги, исписанные стихами от руки.
Пока я глазела по сторонам, Адам безмолвно наблюдал за мной. Поймав его взгляд, я вмиг вернулась в момент настоящий. Противоречивость чувств захлестнуло сознание с новой силой – я испытывала и облегчение от того, что не нахожусь в каком-нибудь грязном подвале мучителей; и страх из-за непонимания ситуации; и трепет от присутствия Блэка рядом. Он так смотрел на меня, что я снова потерялась в хитросплетениях реальности и моих сновидений. До одури красивый, загадочный, читающий меня точно открытую книгу.