Исцеляющая любовь
Шрифт:
Выбора не было. Лора глубоко вздохнула и шагнула в яркий круг света, заливающего операционную.
И тут произошло чудо. К ее изумлению, дрожь унялась. Она словно со стороны наблюдала, как твердым шагом подходит к столу, где лежит Марион с поднятыми коленками и стерильной простыней на животе. Старшая сестра стояла рядом, перед ней на небольшом столе были разложены хирургические инструменты.
Лора быстро повторила про себя последовательность своих действий. Перво-наперво ни в коем случае не подгонять роды, это может нанести
Ослабить давление на промежность, чтобы ее можно было растянуть и дать головке ребенка выйти из влагалища.
Откуда-то раздался возглас одной из сестер:
— Смотрите, смотрите! Головка показалась.
С каменным спокойствием Лора велела старшей сестре набрать в шприц десять кубиков ксилокаина.
Пока сестра выполняла приказание, Лора ввела во влагалище роженицы металлический катетер — «трубу», чтобы через него направить восьмидюймовую иглу. Взяв в другую руку шприц, она стала осторожно продвигать его в глубь «трубы», пока не ввела наконец обезболивающее.
В этот момент у Марион началась очередная мучительная схватка.
— Черт! — прохрипела она. — Ваше лекарство не действует!
Лора бодро возразила:
— Марион, ксилокаин начинает действовать через две-три минуты.
И в самом деле, не прошло и пяти минут, как все стало хорошо. Во всяком случае, для Марион. Лора рассекла роженице промежность, чтобы облегчить выход ребенку.
Марион ничего не почувствовала.
Однако дальше все оказалось куда сложнее, но Лора все-таки умудрилась нащупать головку и бережно помогла ребенку выйти из родовых путей. Сначала показалось личико, затем — шейка.
Действуя автоматически, Лора осторожно повернула новорожденного и высвободила его плечико из материнского таза, медленно она повернула младенца личиком вниз и высвободила второе плечико.
В следующее мгновение она уже держала в руках всего малыша. Это будет новый человек — по крайней мере, после того, как с него смоют родовую смазку, кровь, слизь и все, что на него налипло. «Господи, какой он скользкий! Не уронить бы! Нет, я его крепко держу. И правильно, за пяточки!..»
И тут раздался плач. Или писк? Не важно. Главное — это был первый звук нового человека, пришедшего в мир.
Лора посмотрела на покрытое слизью существо, которое она держала в руках, как курицу, и воскликнула:
— Девочка. Марион, у вас девочка!
Она положила новорожденную маме на живот. Акушерки завернули девочку в теплые пеленки. Как только пуповина перестала пульсировать, Лора наложила зажим, отрезала лишнее и завязала.
В этот момент в родилку вошел высокий сутуловатый доктор в халате не по размеру. Это был Нико, ординатор-анестезиолог.
— Лора, прости! Боевая тревога, сама понимаешь. Начнем представление?
— Мне очень жаль, Нико, но это представление уже окончено. — Голос Лоры звучал беззаботно — от облегчения.
— А кто же делал анестезию?
— Я.
— Сама?
— Нет, фея помогла!
Нико взглянул на мать, мирно воркующую со своей новорожденной дочкой, потом перевел взгляд на Лору.
— Что ж, Кастельяно, совсем неплохо.
Он еще раз посмотрел на пациентку и развернулся, чтобы снова бежать к неотложному больному.
Лора как в тумане двинулась к выходу.
— Доктор, доктор, обождите! — окликнула старшая сестра. — А плацента-то!
Лора вернулась к столу, как автомат, дождалась выхода последа, после чего зашила рассеченную промежность.
В завершение всего она проверила общее состояние Марион. Кровотечение было незначительное. Разрывов или повреждений шейки нет.
— Марион, ты молодец, — едва слышно сказала она.
На что счастливая мамаша ответила:
— Ты сама молодец, Лора. Спасибо.
Родильницу увезли. Лора осталась одна в опустевшем помещении. Чувство облегчения сменилось гордостью. А затем — завистью. У Марион впереди счастье.
Внезапно Лора осознала, что самое сладостное ощущение для женщины — это держать на руках своего ребенка.
Она почувствовала, что, как бы далеко ни простирались ее амбиции, от этого она тоже никогда не откажется.
Барни был горд, что его взяли на операцию с лучшей бригадой, хотя он знал, что ему не доверят ничего, кроме как держать зажим.
Зато он увидит в работе Томаса Обри (хирурга из хирургов) и анестезиолога Конрада Нэги («лучшего „газовщика“ во всем христианском мире»).
Сегодня проводилась холецистэктомия. Обычная операция по удалению желчного пузыря на сей раз, как выразился Обри, «обещала быть поинтереснее, поскольку больной — мистер Абрамян, — как ты, должно быть, читал в истории болезни, имеет в анамнезе такие вещи, как ревматическая атака и все мыслимые виды аллергии. Надо быть готовым ко всяким неожиданностям».
— Перед операцией доктор Нэги сделал больному укол атропина… — Далее Обри подробно перечислил все сделанное анестезиологом и бодро закончил: — Ну, довольно предисловий, пора поднимать занавес.
Держа скальпель наподобие смычка, Обри сделал на передней брюшной стенке надрез Кохера, после чего знаком подозвал двух сестер, с правой и левой стороны, чтобы держали дренаж. Хирург запустил правую руку в рану, отодвинул печень и обнажил желчный пузырь. Захватив больной орган кольцевым зажимом, он подтянул его повыше.
Прежде чем удалить желчный пузырь, он провел с ними экскурсию по желчным протокам и артериям. Удалив пузырь, Обри показал практикантам, как проверить, не остались ли неперехваченными какие-либо источники кровотечения. Затем передал бразды правления своему первому помощнику доктору Липсону, которому надлежало зашить рану, а сам продолжил объяснения: