Исцеляющая любовь

Сигал Эрик

— Обратите внимание, как доктор Липсон тщательно обходит оболочку печени, поскольку, если на нее попадет шов, это может вызвать кровотечение. Когда он закончит, мы поставим дренаж.

Внезапно чары педагогики были разрушены анестезиологом.

— Том, у нас проблемы! — воскликнул он с тревогой.

— Что такое? — невозмутимо откликнулся хирург.

— Он очень горячий. Давление зашкаливает. Пульс — сто восемьдесят.

Доктор Обри спокойно отдал распоряжение:

— Кто-нибудь, измерьте ректальную температуру.

Барни

в оцепенении смотрел, как одна из сестер вставляет больному термометр. Он покрылся потом, но не решался утереть его из страха сдвинуть ретрактор, который ему доверили держать. Он взглянул на Нэги. Анестезиолог хмурился, в его глазах билось беспокойство. Обри продолжал сосредоточенно заниматься открытой раной, словно не замечая возникшей вокруг него паники.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем сестра вынула градусник.

— Бог ты мой! — ахнула она.

— Хелен, не надо восклицаний. Просто назови цифру, — спокойным, четким голосом сказал Обри.

— Доктор, сорок два.

— Черт! — крикнул Нэги. — Молниеносная гиперпирексия. Тащите сюда лед, живо!

До слуха Барни донесся топот шагов — сестры бросились в коридор. Ему казалось, что он тоже должен как-то реагировать на нештатную ситуацию, но как? Испуганный и смущенный, он повернулся к главному хирургу:

— Доктор, мне помочь им со льдом?

— Молодой человек, разве вам отдали какие-то указания на сей счет? — Обри впервые дал волю эмоциям. — Ваше дело — держать ретрактор и не путаться под ногами.

В этот момент анестезиолог закричал:

— Том, ЭКГ пляшет как сумасшедшая!

Обри стянул одну перчатку и измерил больному пульс в паху. По выражению той части его лица, что не была прикрыта маской, Барни понял, что пульс бедренной артерии ему нащупать не удалось.

— Сердцебиения нет, — доложил еще кто-то.

— ЭКГ прямая, — объявил Нэги. — Он умер.

Внезапно наступила гробовая тишина Никто не осмеливался открыть рот, пока доктор Обри не примет решения относительно дальнейшего.

Наконец он приказал:

— Доктор Нэги, продолжайте вентиляцию легких.

Анестезиолог кивнул и повиновался.

«Какого лешего он это делает? — подумал Барни. — Ведь бедняга уже умер!»

Тут хирург тронул помощника за плечо. Липсон понял, что от него хотят, и посторонился, уступая свое место более опытному и старшему по должности хирургу, с более умелыми руками.

Барни смотрел и не верил своим глазам. На черта он так старательно зашивает этого беднягу Абрамяна? Зачем его вообще зашивать? Ведь его почти сразу будут снова резать на вскрытии.

Барни уже убрал ретрактор и превратился в беспомощного и смущенного зрителя. Кислород тем временем продолжал ритмично раздувать легкие больного.

Обри закрепил финальный шов.

— Ладно, — негромко сказал он, — везите его в послеоперационную. Я сейчас подойду.

Покойного мистера Абрамяна увезли, а Обри повернулся и с каменным выражением лица прошествовал туда, где, по-видимому, находилась раздевалка для светил.

Липсон появился из послеоперационной и при виде застывшего в недоумении Барни спросил:

— Ты чего?

— Я ничего не понял… — пролепетал тот.

— Чего именно?

— Мужик умер, а они…

— Ах это, — смекнул Липсон. — На скольких операциях ты уже присутствовал?

— Я первую неделю на практике, — ответил Барни и взмолился: — Может быть, вы мне объясните, какого черта вентилировать легкие человеку, который не подает никаких признаков жизни — ни пульса, ни сердцебиения…

— Успокойся, амиго, — сказал молодой хирург, — ты только что узнал, как получается, что ни один пациент не умирает на столе у доктора Обри. Благодаря кислороду, с которым так умело обращается его анестезиолог, мистер Абрамян будет считаться скончавшимся уже после операции, и произойдет это в послеоперационном отделении.

— Хотите сказать — чтобы не навредить репутации Обри? — опешил Барни.

— Нет, — возразил Липсон, — Том выше этого. Но ты себе представить не можешь, от какого количества писанины он себя избавил, хотя обычно за него это делаю я. Все эти сертификаты, больничные выписки, формы страховки — вся эта бюрократия отнимает кучу времени! А теперь этим займутся ребята из интенсивной терапии. Так что, амиго, считай, что ты сегодня тоже кое-чему научился.

— Да, — согласился Барни, — я понял, что не хочу быть хирургом.

Перед четвертым — и последним — курсом младший лейтенант Палмер Тэлбот прилетел в Бостон из Калифорнии рейсом «Юнайтед эйрлайнс». По воинскому льготному тарифу. Спустя неделю он полетел бы домой и без самолета, так опьянила его любовь, неожиданно излитая на него Лорой.

Что до Лоры, то она была счастлива, что, покидая пределы больницы, она может найти забвение в объятиях человека, которого бесконечно уважала и для которого значила неизмеримо больше, чем обычная постельная подружка.

Палмер решил использовать пребывание в армии для пополнения своего образования. Он поступил в Военный институт иностранных языков в Монтерее и начал изучать китайский. Это означало, что ему придется провести на военной службе лишний год. Но решение выглядело разумным, тем более что в момент его принятия Лора проявляла очевидное безразличие к своему поклоннику.

Нынешняя Лора с радостью сидела у камина в гостиной его дома на Бикон-стрит и говорила обо всем, только не о медицине.

Она сама удивлялась, что успела забыть, какой он начитанный и интересный собеседник. И как сильно ее любит. Нет на свете другого человека, который любил бы ее, как Палмер Тэлбот. Какая же она была дура, что рисковала его потерять в самонадеянной уверенности, что ей еще суждено встретить свою «настоящую половину». Теперь она твердо решила, что этой половиной ни за что не будет ее коллега по профессии.