Исчадия разума: Фантастические романы
Шрифт:
Лэнсинг, стараясь увеличить площадь соприкосновения, распластался на песке. Ему показалось, что скольжение в бездну чуть-чуть замедлилось. Но, честно признался он себе, любая попытка подтянуться вверх только расшевелит новые массы песка.
И все же Лэнсинг был уверен: движение вниз замедлилось, ему даже показалось, что лавина остановилась. Он лежал, всем телом прижавшись к песку и боясь пошевелиться.
Где Юргенс, Лэнсинг не знал. Стоило приподнять голову, чтобы поглядеть вниз, как потревоженный песок тут же пришел в движение. Лэнсинг опустил голову и прижался к сыпучей поверхности;
Казалось, прошла вечность. Земля по-прежнему дрожала словно от грохота огромного водопада тьмы. Этот звук почти вытеснил из сознания Лэнсинга представление о том, кто он и где находится. Он с трудом различал верхнюю кромку дюны, которую они с Юргенсом так долго штурмовали. По его расчетам, гребень находился в каких-нибудь двухстах футах, но эти двести футов непреодолимы.
Лэнсинг сосредоточился на вершине дюны, как если бы усилие мысли могло помочь достичь ее. Вершина оставалась голой и недвижимой — песчаный вал на фоне голубого неба.
На мгновение Лэнсинг отвел глаза от вожделенного гребня, и его взгляд скользнул вдоль бесконечного песчаного склона. Когда он вновь обратил взгляд на вершину, там кто-то стоял. Четыре фигуры возвышались на фоне неба, четыре глупых пародии на человеческие лица.
Он не сразу понял, кто это. На него уставились картежники, та самая четверка, что неизменно сидела за отдельным столом в гостинице.
Почему они здесь? — подумал Лэнсинг. Что привело их сюда? Что могло их заинтересовать? У него мелькнула было мысль позвать их на помощь, но он решил, что это бесполезно. Они наверняка не обратят на него внимания, и ему станет только хуже. В какой-то момент он усомнился: не плод ли они его воображения? Он отвел взгляд в сторону, потом опять посмотрел на гребень дюны: игроки были там.
Один из четверки что-то держал в руке; Лэнсингу, несмотря на все старания, не удавалось разглядеть, что именно. Только когда игрок поднял предмет над головой и стал крутить им, Лэнсинг понял, что это моток веревки. Картежники бросали ему веревку! Веревка начала раскручиваться в воздухе. Лэнсинг знал: у него есть только одна попытка, максимум две. Малейшее его движение неизбежно вызовет скольжение песка; если он не поймает веревку с первого раза, он скатится так низко, что длины веревки может не хватить для его спасения.
Веревка будто застыла в воздухе; ее кольца разматывались как при медленной съемке. Конец упал прямо на него — отличный бросок! Отчаянно рванувшись вверх, Лэнсинг схватил веревку одной рукой, одновременно перевернувшись так, чтобы можно было перехватить ее другой. От резкого движения песок стремительно поехал вниз, но Лэнсинг уже вцепился в веревку мертвой хваткой. Удалось схватиться и второй рукой; веревка натянулась, и с зубодробительным рывком падение Лэнсинга прекратилось. Отчаянно цепляясь за веревку, он стал медленно подтягиваться вверх. Оторваться от поверхности склона и оглядеться Лэнсинг не рискнул: случайность могла вырвать спасительную веревку из его рук.
Фут за футом он приближался к вершине. Наконец он остановился, переводя дыхание, и взглянул наверх. Гребень был пуст; картежники исчезли. Но кто же держит веревку? Перед глазами Лэнсинга возникла
Перевалив через вершину дюны, Лэнсинг перевернулся на спину и сел, не выпуская веревку из рук. Только закрепившись на надежной поверхности, он решился отпустить ее. Веревка была привязана к одному из тех валунов, что удивили его, когда они с Юргенсом поднимались на гребень.
— Юргенс, — вспомнил Лэнсинг, — о господи, Юргенс!
В те несколько минут, пока он судорожно карабкался вверх (кто знает, минут или часов?), он начисто забыл о Юргенсе.
Лэнсинг на четвереньках подполз к краю гребня, лег и глянул вниз. Перед ним расстилался длинный ровный песчаный склон. Борозда — свидетельство его отчаянной борьбы — быстро сглаживалась легким ветерком. Еще несколько минут, и ничто не будет напоминать о случившемся.
Никаких следов Юргенса, ничего, что бы отметило его путь вниз по склону. Лэнсинг понял, что потерял своего спутника: робот исчез в той пограничной области, где стена тьмы соприкасалась с песчаной поверхностью.
Лэнсинг вспомнил, что не слышал криков Юргенса; робот не звал его, не просил о помощи. Он молча принял свою судьбу. Робот шел первым. Лэнсинг был уверен, что в этом проявилась забота о нем, человеческом существе, желание оградить его от опасности, от несчастного случая.
Но был ли это несчастный случай? Лэнсинг снова представил себе Юргенса, завороженно смотревшего на поток тьмы, как Сандра на поющую башню. Потом он вспомнил первый шаг робота вперед. На вершине — он должен был это понимать — он находился в безопасности; но страшная и в то же время завораживающая бездна влекла его столь сильно, что он пожертвовал безопасностью ради возможности стать хоть немного ближе к ней.
Заманили ли Юргенса так же, как Сандру? Было ли нечто в черной завесе, чему он не мог противиться? Сделал ли он этот шаг, не ожидая, что тотчас покатится вниз, но приняв случившееся в бессознательной всепоглощающей тяге к влекущей его неизвестности?
Лэнсинг тряхнул головой. Ему не дано узнать это.
Но, продолжал размышлять Лэнсинг, если верно последнее предположение, если Юргенс действовал по своей воле, он делал это для себя, а не для опекаемых им людей. Он вел себя так, как ему хотелось, а не как требовала того его лояльность по отношению к людям. В тот последний миг Юргенс наконец обрел свободу, которую искал.
Лэнсинг медленно поднялся. Он отвязал веревку от камня и начал методично сматывать ее. В этом не было особой необходимости — он вполне мог бросить ее, но ему надо было что-то делать, и он сматывал веревку. Он положил ее на землю и оглянулся, ища картежников. Ни их самих, ни каких-либо следов он не обнаружил. Что ж, решил Лэнсинг, он займется этой проблемой позже. Сейчас у него нет времени ломать голову над загадками. У него есть дело, и он должен выполнить его как можно скорее.
Ему необходимо вернуться к поющей башне, где Мэри сторожит зачарованную Сандру.