Исчёрканная
Шрифт:
Мятое нестиранное полотенце на ручке духовки, чашка с засохшими остатками кофе. Сломанный тостер, солонка и доска, на которой вчера отчим резал мясо на обивные. До того, как начал делать отбивную из Маргариты.
– Ещё раз явишься домой после двенадцати – урою.
– Тебя не спросила, когда мне приходить!
– Тебе сколько лет-то, чтобы так с отцом разговаривать, уплёвыш?
Накануне в «Цветочном дворике» был большой свадебный заказ, к концу дня магазин напоминал помесь оранжереи и помойки. Маргарита не успела управиться до закрытия, а управляющая пообещала накинуть, если она останется и уберётся. Маргарита осталась.
Маргарита пила кофе, стоя у подоконника. Глядела на розово-серый закат, на птиц на ветках. Удивительно, что даже в этом скверном, грязном году всё-таки приходила весна.
На половине чашки она ощутила, как ломит поясницу и гудят ноги. Села в углу, чтобы не сильно отсвечивать продавщице. Закрыла глаза, на слух, по голосам пытаясь определять, как выглядят пошедшие покупатели.
– Девушка. Эй, девушка!
Лена бежала к ней, что-то торопливо говорила, смеялась; светило солнце, и одновременно дул ветер, он раздувал волосы Лены и халат, в котором полагалось быть «на кексиках». «С кексов сбежала, что ли?» – лениво, с грустной нежностью подумала Маргарита.
– Девушка!
«Лен, забыла, как меня зовут, что ли?»
Маргарита спросила, но не услышала своего голоса. А Лена была уже совсем близко: Маргарита различала веснушки у неё на носу, шрам над бровью и тени от ресниц на щеках: ресницы у Лены были длинные-длинные. Щёки у неё горели, и она часто моргала. То ли плакала, то ли была охвачена очередной своей бедовой идеей всеобщего блага. Скорее, второе.
– Девушка-а!
Лена, запыхавшись, подбежала и схватила её за плечо.
– Девушка, мы закрываемся!
Маргарита открыла глаза, дёрнулась и вернулась в «Семью».
– Закрываемся, девушка. Двадцать три ноль-ноль.
– Да… спасибо, – пробормотала Маргарита, сглатывая горьковатую кофейную слюну. Поднялась, подхватила рюкзак и пошла к дверям.
На улице было темно и свежо; она постояла, подставив лицо ветру, и побрела домой. А там началось:
– Ещё раз явишься домой после двенадцати – ур-рою.
Она слышала, как мама плакала в комнате, пока отчим орал на неё на кухне. Потом отчим ушёл в спальню. Мама опять плакала, он снова орал. Маргарита сидела на полу, упёршись подбородком в колени. Губа кровоточила, а внутри бурлила не злость, не ярость – внутри вязко поднималось и опускалось, в такт дыханию, чёрное марево:
«и так будет всегда»
«и ты ничего не сделаешь с этим»
«что бы ты ни делала, всё будет впустую»
«обречена»
«ты, и другие как ты»
«таких свиней, как твоей отчим, миллионы»
«таких мышей, как твоя мать, миллионы»
«таких, как ты, миллионы»
«и так будет всегда»
***
В школьном коридоре было холодно и пусто, пахло геранью и тряпками из туалета. Охранник проводил закутанную в шарф по самые глаза Маргариту недружелюбным взглядом. Да и с чего ему быть дружелюбным. С чему вообще кому-то быть дружелюбным с ней. С чего, интересно, Лена была дружелюбной.
До первого урока оставалось больше получаса, в рекреации на третьем этаже ещё даже не горел свет. Маргарита оставила куртку в раздевалке и пробралась в закуток у школьного музея. Устроилась в кресле, достала телефон – самый дешёвый, купленный на скопленное во «Дворике». В чате класса написали, что историчка заболела, будет пустой урок. История стояла вторым; Маргарита подумала, не прогулять ли тогда и литературу и не просидеть ли в музейном закутке до обеда. Но в животе заурчало, она вспомнила про завтрак после первого урока и всё-таки отправилась в кабинет.
Было холодно, шумно и душно, почти все уже явились. Маргарита кинула рюкзак на парту, молча уселась, достала тетрадь. Учебника у неё не было: подержанного в библиотеке не оказалось, а покупать новый – издеваетесь? «Я вам не дочь миллионера», – вспомнила она излюбленную фразу Плюшки, которая в старой школе вела технологию.
– Одиннадцатый бэ, опять птички на жёрдочках?
Литераторша оглядела класс, недовольно поморщилась; кое-кто слез с парт, сел нормально. Литераторша прошла к доске, а следом просеменила мелкая чёрненькая девчонка – класс пятый на вид. Может быть, за журналом пришла. Маргарита открыла дневник вспомнить, что задавали, и тут же о ней забыла.
Задавали проанализировать картину «Витязь на распутье» – спасибо, что устно. Всё, что Маргарита успела сделать до звонка, – найти картину в телефоне и узнать, что художника зовут Михаил Васнецов.
На картине был нарисован богатырь, который стоял на распутье. Вернее, стоял белый мощный конь, а богатырь сидел на нём, свесив голову. Читал что-то, написанное на камне. Кажется, это был камень из серии «Направо пойдёшь…». Черепа, птицы, трава, небо. Всё.
Когда литераторша начала выискивать взглядом жертву, Маргарита притаилась за соседкой спереди. Не стоит попадаться. Она и в целом-то старалась делать домашки более-менее, только чтобы не придирались, чтобы не донесли потом Мигрени, что она халявит. Мигрень сказала, нормальная успеваемость – одно из условий УДО.
– Нормальная – это без двоек? – уточнила Маргарита.
– Нормальная – это без троек, – отрезала Мигрень.
Приходилось успевать. Но про картину Маргарита вчера напрочь забыла.
К счастью, вызвали не её. Вызвали светловолосого высокого парня – Маргарита до сих пор не запомнила, как его зовут, – но он что-то блеял, так что литераторша, вздохнув, велела ему садиться. Дальше спросили Инну – рыжую очкастую отличницу. Иногда Маргарита думала, что, наверное, хотела бы подружиться с Инной и подружилась бы – если бы не прозрачный кокон, который образовался вокруг неё в этой школе. Пока никто не травил её, не издевался, почти не называли зэчкой. Но и не разговаривал с ней никто; не то что рядом – через проход от неё садиться не рисковали. Вокруг словно был вакуум.
Инна начала говорить что-то про цветовую гамму и настроение «Витязя», объёмные мазки, исторические детали и былинную традицию в живописи. Маргарита решила, что опасность миновала, и перестала слушать. Но потом Инна почему-то замолкла, и у доски раздался полудетский, хрипловатый слегка голос:
– Тут есть очень важное отличие от былин. В былинах за камнем есть три дороги: направо, налево и прямо. А здесь нет ни одной.
Маргарита подняла голову, краем глаза заметив, как то же самое сделали многие в классе. У учительского стола стояла та самая чёрненькая девочка, которая вошла следом за литераторшей.