Ищейки Смерти
Шрифт:
— Ах да, выход… — засуетился Альчирон. — Там, перед входом в мой кабинет, есть тайная дверь… Сейчас, одну минутку, — драг подошёл к панели и дёрнул коротенький рычаг. Раздался приглушённый шум трущихся друг о друга валунов. — Прямиком в открывшийся туннель. Выйдете южнее на несколько километров от руин древнего города. Там по нагорью, минуя скалы и дубраву… заблудиться очень трудно, в общем.
— Прощай, — кинул Дрим и устремился прочь из рабочего кабинета, в открывшийся туннель. Спутники, не сказав и слова старику драгу, последовали за командиром.
«Ах вот ты какой на самом деле, Дрим Плувер Младший, — думала Филика. —
Дрим шёл впереди всех. Разные мысли крутились в его голове. Но одна занимала места больше, чем остальные. Он корил себя за то, что забыл спросить: зачем в разных туннелях горит разный цвет электрических ламп?
Чуть больше получаса блуждания извилистым туннелем, и путешественники вышли на поверхность. Как же всё-таки приятно светило заходящее солнце! Каким же всё-таки вкусным был свежий воздух! Как же всё-таки нежно трепал прохладный ветерок волосы!
Двери за волком — последним из незваных гостей — захлопнулись. Вообще-то, гости были и не такими уж незваными. Техномонстр Альчирона специально заманил их в подземелье…
Старик драг презрительно ухмыльнулся и включил сеанс маговолновой связи. Произнёс послание, превратившись в магические волны, понёсшееся к адресату:
Убийцы нашего хозяина проглотили наживку, о последний из его учеников, единственный законный наследник его всемогущественной власти! Надеюсь, ты успел совершить задуманное. Пусть великие Спайкниф и Геллиза помогут сбыться твоим начинаниям!
Глава 19: «Смертельная камера»
Тартор лежал в луже собственной крови и думал о том, что в последнее время Сар к нему не очень-то и гостеприимно относится. Воспоминания о психлечебнице и комнате с мягкими светло-фиолетовыми стенами незажившей раной бередили сознание. И тут на тебе: заточение в «смертельной камере» сарской тюрьмы. И эта камера своё название получила не просто так…
Дело тысячекратно усложнял Глава городской охраны Жраб Толстый, младшего сына которого Тартор имел неосторожность убить при стычке с охранниками в Садах Осевого. Жраб «спас» Тартора от грозившей виселицы за содеянное. Да вот только спас он лишь с одной целью: превратить жизнь наёмника в бесконечные чудовищные муки. Все подчинённые Жраба, а в особенности, его сыновья (которых было не меньше дюжины) — прониклись замыслом Главы охраны и делали всё возможное, чтобы Тартор, испытывая нечеловеческие страдания, оставался живым. Хотя жизнью это существование назвать при всей натяжке не отважился бы и последний бездомный бродяга Трущоб Недостойных. А всем прекрасно известно, в каких ужасных условиях живут эти бродяги…
Боль стала привычным делом. Но если бы только одна боль… Хороший сон, тёплый кров и сытный обед — стало чем-то нереальным, недосягаемым, эфемерным. Порой Тартор даже сомневался в их существовании. В моменты таких сомнений было хуже всего: мир становился одним огромным чёрным пятном: беспросветным и безутешным. В таком мире не хотелось жить. Но, вздумай Тартор покончить с собой — ничего бы не вышло. За ним велось постоянное наблюдение. В узкую щель массивной дубовой двери постоянно глядела пара ненавидящих глаз.
Когда сомнения проходили, мечты о доме близ реки, винограднике и спокойной, размеренной жизни согревали, как не сможет согреть ни один очаг. А очаг ох как не помешал бы: сырые осклизлые каменные стены «смертельной камеры» всегда были холодными и мрачными. Размером камера не баловала — три на три метра. Это невыносимо угнетало. Спал Тартор на пропитанном мочой, клещами, клопами и потом опилочном матраце. Больше мебели не было. Умывальника и туалета — тоже. Приходилось опорожняться в угол. Если бы этим издевательство заканчивалось. Когда днями не дают еду и питьё, то, хочешь, не хочешь — съешь содержимое угла…
В стене, что напротив входа, одиноко зиял крохотный проём с металлическими решётками. И находился этот проём там совсем не для того, чтобы скрашивать пребывание заключённого. В этом проёме виднелись, хоть и совсем чуть-чуть, звёзды, солнце, луны, шелестящая от ветра трава и листья… Вид на столь близкую и в то же время недосягаемую свободу действовал удручающе. Ты заперт в каменном склепе, а за его стенами во всю кипит жизнь! Хотелось разорваться на части. Хотелось облаком пара просочиться сквозь решётки и улететь в небо. Хотелось рыдать, но сил на слёзы не оставалось.
Если смотреть с внешней стороны, то проём в стене находился на уровне земли. Это, кстати, чувствовалось, когда лил проливной дождь: грязная вода затекала внутрь. Благо подобный дождь случился лишь один раз. Чтобы хоть как-то уберечься от непогоды, Тартор был вынужден заткнуть проём матрацем. Это помогло. Дождь прошёл — опасность затопления миновала. Вот только в сырой камере мокрый опилочный матрац высыхать совсем не хотел. А каждому известно, что спать в прохладном помещении, да ещё и на промокшем матраце — чревато тяжкими хворями, часто приводящими к гибели…
По ту сторону двери щёлкнули засовы. В камеру вошёл Фирил — самый старший сын Жраба. Одет он был, как и всегда, в чёрный форменный костюм с тройными белыми полосами на штанинах. Если присмотреться, то на воротнике и рукавах можно было разглядеть тёмные пятна от засохшей крови (уж явно чужой). Его лысину успешно скрывало чёрное сомбреро с длинным красным пером экзотической птицы. Смуглое лицо с уродливым шрамом от носа до подбородка поперёк губ. Громадные руки, похожие на медвежьи лапы. Два метра ростом. Очень похожий на отца, пусть и худой. Это, конечно, по сравнению с толстяком Жрабом худой, а так — широкоплечая гора стальных мышц килограмм эдак на сто двадцать.
— Фу, как же у тебя здесь воняет, — таковы были слова приветствия Фирила.
Тартор не ответил. Он всё так же лежал в луже собственной крови, повернувшись к вошедшему опухшим лицом, которое больше было похоже на сплошной переливающийся синяк.
— Была б моя воля, тебя бы давно четвертовали, — признался Фирил и подошёл вплотную к Тартору. — Но папаша решил иначе. И знаешь чего? Я начинаю понимать мудрость его решения! — он пнул наёмника в живот острым с железной набойкой носком сапога. — Убив тебя, мы бы лишились такого замечательного занятия: наслаждаться твоими страданиями! Это ведь так здорово! — Фирил пнул ещё раз: Тартор скрутился от невыносимой боли. — Так приятно выбивать из убийцы младшего братки жизнь. Но выбивать потихонечку, по крохотной капельке… И знаешь чего ещё? Боль болью, а вот твои унижения мне куда больше настроение поднимают… — с этими словами мучитель приспустил штаны и помочился на голову Тартора, целясь в окровавленное ухо.