Ищейки Смерти
Шрифт:
После долгой борьбы с самой собой, командирша решила оставить ребёнка. Да, в те дни её настроение скакало похлеще раненной в бедро антилопы. Прямо как сейчас…
Но ребёнку не суждено было родиться. В жутких муках случился выкидыш. С тех пор лоно Филики стало бесплодно.
Воспоминания о тех ужасных днях часто всплывают в её кошмарах.
— Нет, не может этого быть, — ужаснулась от мысли о беременности Филика. — Не может, просто не может!
Она оглянулась на треск ветки. Потерявшие интерес (и товарища) шестошерсты больше не преследовали. Откуда тогда треск, спрашивается? Зверей, способных его издать в поле зрения не оказалось. А ведь в этом лесу кто только
Нужно торопиться! Идти вперёд, невзирая на усталость.
Филика шла, замкнувшись в свои мрачные мысли. Спиной она чувствовала угрозу, словно за ней крался невидимый смертоносный враг. Но сколько не поворачивайся — никого нет. Нервы что-то сдавать начинают. Так и до сумасшествия недалеко…
Усилился ветер, вздымая опавшую листву и сыпля прибрежный песок в лицо Филики. Начало темнеть. Странно, до вечера, по идее, ещё времени предостаточно. Командирша подняла голову: небо затягивали бугристые громады свинцовых туч. Она могла поклясться, что полчаса назад на небе не было и единого облачка. Воистину странное место этот Пустой Материк.
Так же неожиданно, как и возникшие из неоткуда тучи, сверкнула молния и подожгла высохшее дерево в сотне метрах от Филики. Чудовищный гром острой болью ударил в уши и сотряс тело. Не заставив себя долго ждать, на лес обрушился ливень.
Сверкнула новая молния. В её свете из тени деревьев выплыло что-то ужасное. Это был чудовищный зверь, казалось, посланный из потустороннего мира сеять зло и смерть везде, где только ступят его тройные копыта. Громадная гора бугристых мышц и извивающихся щупальцеподобных конечностей. Плоская голова с тупорылой пастью, полной широких резцов. Из головы торчали четыре закрученных спиралью с длинным острым концом рога, словно зубья причудливой короны. Его мешковатое брюхо было полно розовых извилистых отростков. Блеснувшие в зловещем свету молнии все четыре глаза были устремлены на Филику.
Дикий животный страх сам пустил её ноги в бег.
«Бежать! Бежать вперёд! Бежать к спасению! — крутилось в голове наёмницы. — Прочь из этого проклятого леса. Прочь!»
Сверкнула очередная молния, словно факел, подпалив очередное дерево. Огонь шипел от дождя. К ливню примешался град.
Филика бежала, в беспамятстве выбросив мешающие деревянное копьё и мачете. Сделанная на скорую руку сумка из лиан и широких листьев разошлась: хранящиеся в ней плоды все до одного попадали на землю. Благо, костюм окутал командиршу, словно кокон, оставив лишь прорези для глаз, носа и рта. Капли дождя скатывались с гладкой ткани, не проникая внутрь. Размером с перепелиное яйцо град отскакивал, доставляя хозяйке чудокостюма неудобств не больше, чем надоедливая мошкара в жаркий день.
Блистали толстые извилистые черви молний. Оглушающим рёвом проносился гром. Град бил растения.
Бежать становилось всё сложнее. Дыхание сбилось, ноги завязали в мокром песке, нарастала усталость. Но о том, чтобы остановиться, не могло быть и речи. Несмотря на сильный дождь, лес занимался пожаром. Вонь палёных листьев и коры била в нос. Просто невероятное везение: ветер был юго-восточным. Мчащаяся на запад Филика молила Судьбу, Удачу и даже ненавистных ей богов, чтобы ветер не менял направления. Покуда её мольбы не проходили даром, но всякое случиться могло. В этой капризной местности ветер запросто мог повернуть на запад, вынудив командиршу прыгнуть в воду. И если она тут же не погибнет от зубов речного чудовища, то уж точно захлебнётся, уносимая стремительным и неумолимым течением.
Силы были не то, что на исходе — их практически не было. Всё, что правило Филикой, это звериный страх смерти. Без него измученные ноги просто остановились бы. Возможно, эта остановка оказалась бы роковой…
Хоть командирша ещё долгое время не верила, бежать ей помогал костюм. Он словно передвигал ноги, вытягивал стопы из песка и держал тело ровно, когда этого не могла сделать Филика.
Только вперёд. Не оборачиваться, не смотреть назад. В голове кровавым комком маячил образ вырванного молнией из тени деревьев зверя. Воображение так и рисовало его, бегущим следом за командиршей. Вот он догоняет её, словно питон обкручивает щупальцеподобными лапами, раскрывает пасть, разящую гнилью застрявшего меж громадных зубов мяса его жертв…
Страх преследования не покидал Филику, злостной пиявкой присосавшись к мозгу. Но обернуться она не осмеливалась. Бежала. Повернувшись, она может сбиться, упасть, потратив драгоценные секунды, которые будут стоить жизни. А если уж чудовище гонится за ней, то ничто не спасёт…
Деревья, кустарники, трава, земля, река, диковинные звери и птицы, бегущие от пожара — сбивчиво мелькали перед глазами. Стук сердца отбивался в висках барабанной дробью. Жадных глотков воздуха катастрофически не хватало.
Бежать! Бежать! Бежать! Бежать! Бежать! Бежать! Бежать! Бежать! Бежать!
В глазах начало мутнеть. Всё сливалось, расплывалось, темнело. Последние шаги Филика делала, ничего не видя перед собой. А потом без сил упала на песок. Сладкий, тёплый, ватный флёр беспамятства окутал её своими бестелесными объятьями.
Невозможно сказать, сколько времени командирша пролежала без сознания. Может, всего несколько минут. А может, несколько дней. Но с точностью сказать можно, что разбудил Филику оклик склонившейся над ней Джины.
Шум бьющихся о берег океанических волн приятно радовал слух.
Глава 23: Побег
Лазарет. Серые засаленные простыни, несколько десятков лет назад, возможно, бывшие белоснежными. Электрический светильник, подрезанным яблоком свисавший с закопченного потолка. Тошнотворный запах лекарств и трав. Облупившаяся краска на дощатых полу и стенах: то ли бледно-коричневая, то ли выцветшая красная.
Тартора поместили в комнату «повышенной заразности», как называли её все, кому не лень. В небольшом помещении с одним единственным окном (с наружной стороны защищённом от побега толстой стальной решёткой) стояло вряд пять низких металлических коек с набитыми соломой матрацами. Тартор лежал на ближайшей к окну койке, остальные были пусты.
Конечно, после «смертельной камеры» новая обитель должна была показаться Тартору царским чертогом. Но из-за выедающей лёгкие пневмонии наёмник не мог по достоинству оценить смену обстановки. Долгое время он вообще не понимал, что происходит. Мелькали и вонзались в его тело иглы, ставились пищевые клизмы, какие-то мыслящие в голубых и малиновых халатах с повязками на лице…
Болезнь прогрессировала.
Тартор умирал.
Физическая Боль? Она превратилась в постоянство. Она была нестрашна, поскольку какова жизнь без неё, Тартор попросту забыл. В перерывах между сладким забвением сна, вспоминались верные шакалы. То, во что превратил их Жраб со своими прихвостнями было настолько ужасно, что без слёз об этом невозможно было и думать. Но ничего, вскоре Тартор присоединится к своим любимцам, и всё будет замечательно…