Исчезание
Шрифт:
Затем пихнул туда брата — бедняга превратился в пламенеющий факел, — дабы завершить преступление, сыгравшее, кстати, на руку местным жителям, так как уже через месяц невесть как ударившей из кладезя струе начали приписывать эффективные целебные качества при лечении, например, катара, а также бельма или катаракты глаза, камней, градины, гранулематеи лимфы, тризма, питириаза, панариция, дерматита Гебры, эпилепсии и фурункулезных высыпаний на языке.
Затем настал черед Пламбира. Тут убийцу ждали затруднения. Пламбир был хитрым и скрытным, сильным как бык, свирепым как змей, брутальным, бесстрашным, а еще извращенным и задиристым, так
На рынке Пламбир имел лавку, специализирующуюся на различных сластях; там делали засушенные и заснеженные фрукты, различные муссы, желе, а также мармелад, леденцы, рахат-лукум, халву, нугу.
Пламбир первым придумал выпускать заледенелый сладкий крем в карамели, сразу же названный именем предпринимателя.
В редкий день в лавку Пламбира не заглядывали всякие паши, визири, сердары или сераскеры, дабы заказать на праздничную пирушку «пламбир в мараскине» или «пламбир в цукатах», фирменные деликатесы, раскупаемые в Анкаре нарасхват.
Итак, Максимин пришел к Пламбиру, заплатил двадцать три пиастра и заказал гигантский пламбир в персиках.
— Сейчас запламбируем, — сказал Пламбир.
Едва Пламбир выдал ему изделие, Максимин лизнул, сделал презрительную гримасу и упрекнул кулинара в халтуре:
— Персики прелые!
— Как?! — вскричал Пламбир, не вынеся претензии. — Как прелые?!
Затем дал Максимину три затрещины и швырнул ему перчатку.
— Дуэль так дуэль, — сказал Максимин. — Раз решим наш дифферент приватными мерами, а правила дуэли выберу я сам: мы будем драться шампанскими струями.
Изумленный сею придурью Пламбир замер в замешательстве.
Выиграв в качестве и темпе, Максимин, не теряя времени, свалил на череп неприятеля пламбирницу. П. захрипел, качнулся и рухнул.
Максимин засахарил Пламбира глазурью в пралине, залил в пламбирную пену и завершил шедевр, украсив перетертыми пульпами папайи и печеными персиками.
Затем впустил питбуля, чьей пищей уже пять лет были братские пламбиры: пес, как мы уже угадали, тут же прыгнул, начал лизать, лакать, кусать, грызть и раздирать на куски.
Максимин вышел, хихикая: «Разве Аллах не сказал: из прели ты вылез, в прель ты и вернешься».
Смеясь над удачным изречением, Максимин перешел к следующему брату. Приземистый и невзрачный Рамуальд был дурным, чуть ли не блаженным. Имел весьма низкий I.Q., пребывал на стадии развития ребенка лет десяти, а не мужчины тридцати лет. Главным занятием, если не призванием, Рамуальд считал ежедневные беседы с птицами; как святейший Франциск Ассизский, Рамуальд вел бессвязные речи, адресуя их ржанкам, рябинникам и рябчикам, резвящимся на берегу пруда в парке. Временами редкий зевака кидал ему рубль или рупию, представлявшую выручку за весь день.
В убийстве Рамуальда Максимин не усматривал никаких затруднений; план был элементарным.
В пруд Максимин закинул железную рейку с припаянным к ней кабелем, связанным с батареей через реле, дающим при замыкании напряжение. Едва Рамуальд завел беседу с птицами, нанятый приспешник Максимина кинул в пруд фальшивый риал, маскирующий сильный магнит.
Рамуальд, не задумываясь, прыгнул в пруд: в парня тут же ударил электрический разряд.
Следующим в списке нейтрализуемых шел Сабин. И если Рамуальд представлял легкий, даже примитивный тип жертвы, Сабин принадлежал к разряду крепких штучек. Хитрый, въедливый скептик, Сабин видел везде махинации и западни. Не верил всем.
Страх заставил Сабина уединиться, запереться у себя в четырех стенах и не принимать визиты; через решетку фрамуги пугливый брат всматривался в любую фигуру на улице, вздрагивал при любых шагах, даже близ живущих людей. Ни на секунду не выпускал ружья из рук.
Страшась нападений, Сабин купил надувающийся шар и, взлетая на нем каждый вечер, укладывался спать в индивидуальную люльку.
Сначала Максимин задумывал различные планы (перерезать канат, связывающий шар с землей; сбить руль управления или кардан навигации и фиксации; заменить тяжелый газ (метан на гелий), тем самым, вызвать резкий перепад давления, взрыв и падение шара) — эти планы не срабатывали.
И тут сверкнула мысль: Максимин нанял биплан, взмыл в небеса, а затем, пикируя на наглый шар, наперерез сблизился, чуть ли не касаясь сферы, в каких-нибудь сантиметрах, свернул, усекая спираль; шар, заплыв в вакуумную яму, эдакую засасывающую дыру, сдулся, а Сабин, лишенный эфира, скапутился в асфиксии.
Трансигей являл для Максимина финальную цель. И цель эта даже не предусматривала приближения. На пути к званию принца впереди Трансигея имелся лишь единственный претендент — дядя; племянник чересчур ценил перспективу забрать себе весь капитал Клана, дабы искушать судьбу безрассудными действиями и давать шанс каким-нибудь братьям или кузенам на нежданную диверсию.
Каждый визитер, пересекающий линию владений Трансигея, предъявлял стражам три специальных разрешения; исключением из правила не был ни бакалейщик, груженный снедью, ни печник, несущий вязанки древесины.
Пересказывали уйму курьезных деталей из жизни Трансигея. Если верить слухам, Трансигей имел личную гвардию из двадцати спаги, выученных высшему искусству владения ятаганами, кинжалами и ружьями: целая армия, нанятая за немыслимые деньги, всегда и везде следующая за Трансигеем и без предупреждения убивающая всех приближающихся к нему даже на ярд! А еще, как рассказывали, у Трансигея был слуга, дегустирующий все принесенные ему блюда, так как будущий принц страшился яда. Как рассказывали, в апартаментах Трансигея жил мужчина, физически неразличимый с ним самим и даже спящий на трансигеевых перинах, а сам Трансигей тем временем спускался спать в нижнюю часть сераля, где каменщики смастерили — и, кстати, сразу же расстались с жизнью, едва был сдан заказ, — целый бункер с дверьми на тайных замках. Запас еды и питья превращал бункер — в случае нужды — в убежище, где Трансигей сумел бы скрываться как минимум месяцев десять.
Такая трудная цель — ведь меры, предпринятые Трансигеем, считались идеальнейшей гарантией защиты — еще сильнее разжигала фантазию Максимина. Все убийства, свершенные ранее, не насытили алчную натуру. Там — усмехался претендент — были лишь легкие задачки. Здесь же, замахиваясь на Трансигея, Максимин испытывал чрезмерные личные амбиции и ставил себе труднейшую задачу, требующую напряжения всех сил и умений, применявшихся ранее лишь на четверть.
И тем не менее Максимин не сразу решился на активные действия, так как не был уверен в успехе дела. И сдерживала не нехватка фантазии, а система беспрецедентных защитных мер Трансигея, не имевшая ни изъяна, ни даже уязвимых мест.